Кристина Лорен - Темная дикая ночь
— Значит, он тебе нравится?
Я поднимаю взгляд на Оливера, впервые за вечер глядя ему прямо в глаза. Пока я стараюсь сдержать все, что рвется из меня на свободу при виде него, он как-то умудрился успокоиться. Мне хочется наброситься на него и одновременно хорошенько встряхнуть и зацеловать. Еле заметной пульсацией во взгляде его голубых глаз я вижу его боль, а в остальном он все тот же Оливер: спокойный и уверенный в себе Оливер, какого я знала все эти месяцы. И я ненавижу это, потому что знаю и другие его стороны — например ту, благодаря которой я узнала настолько интенсивное удовольствие, что увидела звезды — и хочу поймать хоть какой-нибудь намек, что увижу ее снова. Вернее, что он позволит мне ее увидеть.
— Нравится, — отвечаю я. — Он наговорил немало гадостей и напортачил столько раз, что я сбилась со счета, но он все равно отличный парень.
В ответ на это я получаю его слегка приподнятую бровь, но, прежде чем Оливер находится с ответом, говорит Ансель:
— Что ж, это было прекрасно, друзья, но мне нужно отвести свою жену домой и срочно заделать ей семнадцать здоровеньких отпрысков.
Оливер берет со стола свой кошелек и слегка наклоняется в мою сторону, чтобы засунуть его в задний карман.
— Ты тоже уходишь? — спрашиваю я. — Я только что пришла.
Он кивает.
— Я знаю. Извини. Это был потрясающий эксперимент, но лучше я пойду домой мыть туалет.
Я смеюсь, хотя все еще не готова дать ему уйти.
— Кажется, я понимаю, о чем ты.
Когда я поднимаюсь и он делает шаг мимо меня, я импульсивно хватаю его за руку и останавливаю. Удивленно глядя вниз, он все же не сопротивляется и идет за мной подальше от столиков, в тень.
Я отпускаю его руку, отступаю на шаг и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. В мои планы не входило говорить о случившемся сегодня, и я не сильна в импровизации, но не могу дать ему уйти, ничего не сказав и не дав понять о своих мыслях в эти дни.
— Так, ладно, — от его молчания мой голос звучит неуверенно. — Сегодняшний вечер отстойный.
— Есть немного, — вежливо соглашается он со мной, и от меня не ускользает, как он стремительно скользнул взглядом по моему лицу вниз к губам.
Да, я хочу, хочу, хочу.
— Мне очень, очень жаль, — говорю я. — Знаю, это тяжело…
Оливер пожимает плечами и снова кивает. Я внутренне издаю стон. Господи, до чего же больно. Пытаюсь сформулировать мысль — но я не знаю, как — что хочу попытаться сбалансировать эти два состояния: быть его возлюбленной и не снижать скорость своей работы. Кажется невозможным найти слова для всего этого, когда он рядом, а я даже не могу к нему прикоснуться.
Наконец я прерываю молчание:
— Вчера я заходила в магазин увидеться с тобой.
Он слегка напрягается.
— Правда?
— Ты ходил ужинать с Эллисон?
Он потирает подбородок и, похоже, не удивлен моим вопросом.
— Да.
На панно изображена лужица слез, очертаниями похожая на девушку.
Глаза начинает жечь.
— Это… — черт. Я смотрю в сторону и чувствую, как слабею. — Это было свидание?
Когда я поднимаю голову, то встречаюсь с его безучастным взглядом.
— Или… — я начинаю по новой, — я имею в виду, это именно то, чем ты сейчас занят?
— Занят ли я Эллисон? — резко переспрашивает он. — Ты это серьезно, Лола?
— Не знаю, было ли это свидание, и не уверена, имею ли я право спрашивать…
— Не имеешь.
— Знаю, — быстро отвечаю я. — Но меня убивает мысль о вас двоих вместе.
Он ничего не отвечает, крепко сжимает челюсти, а у меня в голове мертвая тишина.
В ответ на мое потрясенное молчание он рычит:
— А разве не это я должен делать? Постараться скоротать время, ожидая, когда ты нажмешь на «play».
Он по-прежнему не ответил на мой вопрос. Я понимаю, ему больно — и это я причинила ему боль, и сейчас воочию вижу результат — но я никогда раньше не видела резкого и саркастичного Оливера. Я так сильно ненавижу себя, но и его немного ненавижу тоже, потому что это кажется изменой… даже если это я сама его попросила.
Чувствую, как в груди все сжимается сильнее и сильнее, пока мне не становится трудно дышать, а в горле начинает жечь от накатывающих слез. Я киваю и пытаюсь улыбнуться, но мое лицо искажается, и я отворачиваюсь, пока он не увидел.
Торопливо иду по коридору в женский туалет, глотая рыдания, но позади слышу его быстрые шаги, после чего рука Оливера обнимает меня за плечи.
— Блядь. Нет. Лола, не уходи. Я дурак.
Я не поворачиваюсь к нему лицом и лихорадочно вытираю щеки. Это так унизительно. Терпеть не могу плакать в одиночку, но при свидетелях еще больше. Я будто попала под дождь: в один миг лицо было сухим, в следующий — захлебываюсь слезами.
— Ты не дурак. Это все я, — говорю я, и по моему голосу понятно, что я плачу. — Я так боялась все испортить с книгами, что в итоге испортила с нами.
Он мягко поворачивает меня к себе, и я смотрю на него и представляю его в своей комнате, снимающего с меня одежду вместе с этим помешательством и возвращающего нам — нас.
— Я не целовал ее, — говорит он. — Мы поужинали, но я не позволил произойти ничему большему.
Я киваю и сдерживаю облегченный всхлип.
— Но ты ожидаешь от меня не пытаться двигаться дальше? — тихо спрашивает он. — Ты предложила мне просто сидеть сложа руки, пока сама без меня налаживаешь свою жизнь. Это чудовищная просьба, Лола.
Я кладу ладонь ему на грудь, и слова вылетают из меня беспорядочным месивом:
— Не думаю, что мы думаем об одном и том же, — запинаясь, говорю я. — Не думаю, что я имела в виду, и то, что ты думал, я имела в виду, — это одно и то же. И с моими словами то же самое. И прости меня.
Он слегка отодвигается от меня.
— Мне не верится, что этот разрыв был просто… из-за недопонимания. Ты говорила довольно ясно.
— Я хочу поговорить об этом, — говорю я. Пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли, но тут так громко, плюс я чувствую, как все наши смотрят на нас. — Не здесь. Может, позже?
Он кивает и смотрит на мой рот. Потом вместо этого начинает мотать головой и говорит:
— Я не знаю, Лола. Не знаю. Творится полная херня.
Он паники у меня пересыхает в горле.
— Я не хочу, чтобы все закончилось, и…
Оливер останавливает меня мягким «Ш-ш-ш» — и протягивает руку, чтобы заправить мне прядь волос за ухо. Смотрит на свою руку, которая движется сама по себе, после чего безвольно роняет ее.
Где-то в глубине моей груди мое сердце грохочет, не переставая. Знаю, это никогда не прекратится. Мы не можем прокрутить стрелки часов назад или остановить время.
