Владимир Витвицкий - Охота на компрачикоса
До деревьев метров полтораста. Там тень и спасение, но не от солнца. Ровный склон помогает работе ног, но сзади надвигается шум низких винтов и готовая к действию пила скорострельной пушки. Когда Расул увидел, что вертолеты поворачивают на оранжевый дым, то понял, что все, что шевелится или не похоже на камень, будет убито. Он шел позади всех, и близкие деревья — две минуты быстрого бега, сыграли злую шутку — он бросил пулемет, ленты — всего-то пару движений, и бросился к спасительной кромке по ровному, удобному для бега склону. Высоко, но трава примята ветром, а ноги забыли усталость вчерашнего дня, зелень деревьев дергается на каждом шаге, и их еще не меньше сотни — двадцать, пятнадцать секунд, которых нет.
Впереди, в темнеющей, уже близкой листве он заметил черную тень. Пятно, кляксу из темной мути, а он бежит прямо в это пятно, надеясь укрыться в нем, и видит, чувствует, что пятно тоже смотрит на него.
— Оглянись, — ясно и отчетливо услышал он спокойный голос тени, скучный и нездешний.
Оглянуться? Зачем? А с вертолета кляксу тоже видно?
Сзади радостной змеей зашипела пушка, что-то сильно ударило в спину и разбрызгало грудь, нога сломалась в колене, а черные зрачки и такие же черные веки смотрящей в упор тени разом закрыли свет. Темно… но должен же он когда-нибудь упасть?
Придавив плотным воздушным столбом и блеснув незащищенным пузом, вертолет прошел над ним бронированным носорогом. Алексей обернулся и увидел, как от попаданий дернулись две положенные им фигурки, а далекого и вроде бы уже родного пулеметчика, как клопа, разве что не размазало по земле. Конвейер смерти: сделав дело, вертолет резко отвернул, а на Алексея уже начал заходить другой, рассматривая и прикидывая в своих железных мозгах — на каком обороте открыть огонь?
Взгляд уперся в новые блики и новые шлемы, а мысли, не оформившись словесно, выдали подсказку — снова дернулись ноги и пузо, пуговицы чудом остались на месте, куртка отлетела в сторону, зебра тельника чиркнула по щетине подбородка и промелькнула в глазах, черно-белые полосы быстро покрыли весь ствол и зацепились за мушку. Флаг! Полосатая тельняшка для того и предназначена, чтобы издалека видеть человека в воде. Горы не море, но спасение утопающих…
Мелькнуло брюхо, заработала пушка, и Алексей понял, что густой поток горячего железа разрывает сейчас тела невидимых ему преследователей. Боезапас большой, а жизнь одна, так зачем же экономить?
Второй отстрелялся и ушел на круг — зависать опасно, а к Алексею, уперев, правда, в него свой пулемет, быстро подобрался "МИ-8". Алексей бодро замахал полосатым флагом, и вертолет, выбрав ровное место, тяжело завис и коснулся колесами земли. Он схватил куртку, сбрую и бросился к вертолету — колеса лишь примяли траву и не собираются оставаться здесь долго.
Свистящие винты заставили пригнуться, открылся люк, и из него выглянула голова и, конечно же, ствол. Подбежав, Алексей забросил внутрь завернутую в тельник и куртку винтовку, а рука — рука ангела, та, которая свободна от ствола, втащила его внутрь. Люк лязгнул — неслышно в шуме винтов, качнулась палуба, и — Алексей почувствовал это голым животом, невидимая земля ушла вниз.
— Ты кто? — прокричали веселые глаза ангела и досланный в канал ствола патрон.
— Морпех! — честно и по возможности также весело попытался ответить Алексей. — А ты кто?
— Стюардесса! Ты один?
— Да!
Вибрирует палуба, визжат турбины, шумят винты, а он чувствует это всем телом и очень этому рад.
— А не пристегнуть ли тебя ремнями?
— Безопасности? А ты не летчик!
— Летим!
* * *15.
"…там приказал он садовникам вскрыть еще засыпанный землею, еще девственный кувшин никем еще не возмущенного вина и, по снятии деревянным ковшом пены и заплесневелой накипи, первый погрузил и за наше здоровье выпил полную серебряную азарпешу. Когда все мы поочередно стали подносить к губам эту круговую грузинскую чашу, оказалось, что Хвилькин исчез из сада. Понял я…"
Я.П.Полонский. Проза.
— Разрешите?
— А, беспризорник? Заходи.
Маленький курортный аэродромчик, раньше он принимал кукурузники и летающие автобусы — поршневые "АНы", теперь отдан военным. Аэропорт, похожее на гибрид автостанции и большого киоска здание закрыто, окна-витрины моет лишь дождь, а внутри хлам из выцветшей бумаги и пыльные пластмассовые кресла. Кроме вертолетов, военное присутствие обозначено несколькими кунгами, антенны-штыри, антенны-рамки, растяжки, еще какие-то непонятные фигуры, пара больших палаток и прямоугольная куча зеленых ящиков под маскировочной сеткой. На ней пыль, и над всем этим светит солнце. В равной степени оно освещает неблизкие, но видимые горы, и близкое, но невидимое море, и весь этот небольшой, с гражданских времен огороженный сеткой забора мир, сейчас цвета хаки и загорелых технических спин. Есть и часовой, и его тоже освещает солнце. Жарко.
— Есть дело, товарищ майор.
— Да?
— Да.
Толстый майор, начальник машин, антенн и палаток. Ему жарко, шея мокрой складкой пытается наступить на расстегнутый воротник. Короткие рукава форменной рубашки, повседневной, а не пятнистой, глаженые брюки и непобедимая звезда между двумя голубыми просветами говорят — я сам себе штаб. Он как раз в штабном кунге — здесь почти нет аппаратуры, но есть сейф.
— Вылет завтра, в двенадцать?
— Да. Смотри — как отмылся, на человека стал похож.
— Я бы сбежал до утра?
— О!..
Грозные "МИ-24" придали серьезности аэродрому и короткой взлетной полосе, техники коптят себе спины рядом с машинами. Но экипажи радуются солнцу и как подарку — свалившемуся к их ногам морю, и ждут Алексея у "УАЗика", предоставленного им щедрым комендантом. "Таблетка" развозит начальство, обеды, обслугу и караул, но сейчас она отдана гостям. Им завтра назад, и море для них и в самом деле подарок. Гости не промах и уже узнали — где? Вылет в двенадцать, и это разумная техника безопасности.
— Уже?! Когда успел? — продолжил удивляться его наглости майор.
— Здесь недалеко газовый пансионат. Может, знаете?
— Здесь их много, нарьянмарцев. Ну и что?
— Там моя знакомая работает, почти жена.
— Ну и что? — уже после паузы сомнения и интереса повторил мягкий на ощупь потомок Семибаба.
"МИ-24-е" как-то не смотрятся в середине южного благополучия, на фоне сине-белой аэрофлотовской краски и совсем нестрашных "МИ-8ых". Завтра они повезут то ли начальство, то ли очередную комиссию, что, в общем-то, все равно. Экипажам повезло — возможность окунуться в море и выпить домашнего, на продажу вина, а еще есть варианты… хотя нет — вариантов не будет, потому что свобода ограничена временем, "УАЗиком", друг другом и вечером в аэродромовской палатке.
