Уоррен Адлер - Война Роузов
Через несколько дней она позвонила Еве.
— Я ничего не получала от них вот уже две недели, — сказала Ева. Теперь в ее голосе слышался страх. — Ни писем, ни звонков. Мы ничего не понимаем.
— Все хорошо, — солгала Энн. — Я видела их только вчера. Они оба выглядят замечательно.
— Так почему же они не пишут? Или не позвонят?
— Твой папа уезжал. А мама ужасно занята своим бизнесом.
— Но это совсем не похоже на них. Неужели их больше ничего не волнует? — Ева начала всхлипывать. — На следующей неделе родительский день. Я боюсь, Энн.
— Им обоим сейчас очень нелегко, — объясняла Энн, ненавидя себя за эту ложь. — Будь терпеливой, — предупредила она Еву, которая повесила трубку, плача навзрыд.
Это совсем не похоже на Роузов. Как они могли забыть о детях? Но в нынешнем их состоянии все возможно.
И все же она не удовлетворилась таким объяснением и снова пришла к дому. Она прекрасно понимала, что выглядит идиоткой, когда принялась стучать в дверь. Как и раньше, ей никто не ответил. Она приложила ухо к толстой двойной двери, но расслышала только тиканье больших часов в вестибюле. Она больше не могла сдерживать охватившее ее беспокойство и не представляла, что скажет Еве. Одно из двух: или ее родители намеренно не давали о себе знать, или они пропали. Пропали. Энн вздрогнула от этой мысли.
Лишь поздно ночью в голове ее сложился ответ. Она проснулась, подавляя крик, готовый сорваться с ее губ. Кто заводил часы в вестибюле? Долгое время она, дрожа, лежала в постели, пытаясь рассуждать логично. Может, это приходящая горничная. Или дом кто-нибудь специально сторожил, или они договорились с соседями, чтобы те время от времени навещали дом в их отсутствие. Но тогда зачем заводить часы? Она твердо решила разгадать эту тайну.
С самого раннего утра она уже стояла у дома. Постелив несколько газет на землю под деревом на другой стороне улицы, она уселась и не поднималась на протяжении всего дня. Ничего не изменилось. Мимо проезжали автомобили. Сидевшие в них люди с любопытством разглядывали ее. Но она не уходила, набравшись решимости узнать все до конца, чувствуя себя очень неловко в роли сыщика. Она даже не представляла, чего именно она ждет. Годо,[52] подумала она, удивляясь своей глупости. Видимо, решила она, ей досталась главная роль в ее собственном театре абсурда. Необъяснимым образом эта слежка вымотала ее вконец, и она прикрыла глаза, погружаясь в дремоту. Снова открыв их, она тут же поняла — что-то изменилось. Вздрогнув от неожиданности, она уставилась на фасад. Наверху в спальне опустились жалюзи. Ее сердце замерло. Она поднялась на ноги, не отрывая взгляда от опущенных черных жалюзей. Затем перебежала улицу и снова заколотила в дверной молоток. Перезвон разнесся, казалось, по всему дому. Но вскоре стих.
— Оливер, Барбара, — закричала она. — Пожалуйста. Это я, Энн.
Вновь приложив ухо к двери, она услышала лишь неутомимое тиканье часов. Из соседнего дома вышла женщина и посмотрела на Энн.
— А я думала, они уехали, — вежливо сказала она Энн с оттенком упрека. — Хотя меня это, конечно, не касается, — с этими словами женщина вернулась к себе в дом.
Весь район был заражен психозом невмешательства в чужие дела. Каждый жил только своей жизнью. Но она знала, что не ошиблась. Кто-то опустил жалюзи. Кто-то, она была теперь уверена в этом, находился в доме. Ей придется проникнуть внутрь. Но она вовсе не хотела, чтобы ее приняли за взломщика и еще, чего доброго, схватили. Она стала терпеливо дожидаться, пока на улице окончательно стемнеет.
Стальные решетки на окнах не позволяли забраться в дом через первый этаж. Она обошла дом сзади и попробовала открыть дверь, которая вела в подвал и в мастерскую Оливера. Дверь оказалась плотно закрытой и запертой изнутри.
Вспомнив, что Оливер держал лестницу под навесом гаража, она открыла дверь в гараж и перенесла лестницу к задней стене дома. Поднявшись наверх, она заглянула в окна оранжереи. Луна, светившая в три четверти, давала немного света, и глаза ее быстро привыкли к полутьме. В знакомой комнате все казалось в полном порядке. Как раз под ней на полу в ряд стояли пустые горшки из-под цветов. Сняв туфлю, она выбила стекло и осторожно удалила обломки из рамы. Но, когда она перелезала через окно, оставшийся осколок оцарапал ее колено. Пытаясь уклониться, она нечаянно откинула лестницу, которая упала на землю с глухим стуком.
Порез болел, но ранка была неглубокой. Не обращая на нее внимания, Энн осторожно пошла в кухню. Было слишком темно, чтобы можно было рассмотреть что-нибудь, кроме неясных силуэтов, а двигаться наугад она не решалась, опасаясь, что память может подвести ее. Она ступала вперед очень осторожно.
Попав на кухню, она тут же почувствовала, что здесь все кардинально и безнадежно переменилось. Все сдвинулось со своих мест, за исключением рабочего стола посередине. Выставив вперед руки, она сделала несколько коротких, осторожных шагов. Внезапно рядом с ней что-то замаячило, какая-то веревка. Она потянула за нее, и тут же на нее обрушился град кастрюль с оглушающим, раздирающим уши грохотом. Она вскрикнула, попыталась отбежать и упала. Потом осторожно поднялась и вышла в коридор, который вел в вестибюль. Но как только она ступила на мраморные плиты пола, сила трения, казалось, исчезла. Ноги разъехались, и она грохнулась на пол, заскользив по его поверхности. Встать на ноги не удавалось. За что бы она ни взялась, все было скользким.
При других обстоятельствах происходящее напомнило бы ей какой-нибудь аттракцион в парке, но сейчас было не до смеха. Она испугалась и ровным счетом ничего не понимала. Сила гравитации, казалось, напрочь куда-то исчезла, и все же с помощью сверхчеловеческих усилий ей удалось пробраться обратно на кухню. Она коснулась чего-то плечом и тут же почувствовала, что на нее наваливается какой-то тяжелый предмет. Это был холодильник. Охваченная паникой, она сумела отпрыгнуть за мгновение до того, как холодильник обрушился на пол. Она снова закричала, спрашивая себя, не сходит ли с ума.
Нащупав ручку двери, ведущей в подвал, она толкнула ее и, разыскав в темноте лестничные перила, сделала шаг вперед. Но ступеней не оказалось, и она почувствовала, что ноги повисли над пустотой. Однако она не упала. Каким-то чудом ей удалось сомкнуть руки вокруг деревянных перил. Спасаясь от неминуемой опасности, она выбросила ноги вверх и, уперевшись ими в стену, повисла наподобие распорки в узком лестничном колодце. Осторожно перебирая руками и ногами, она сумела спуститься вниз, и вскоре ноги ее коснулись пола подвала. Как раз вовремя. Она чувствовала, что слабеет.
