Виктор Ермаков - Святая, смешная, грешная
– Вот такая я, мастерица на все руки. В постели – шлюха, на кухне – повар, в гостях – сама скромность и порядочность. О таких же вы, мужчины, мечтаете?
– Да, милая, – закрыв глаза и улыбаясь, произнёс Костя. – Главное – не перепутать, кем где быть. Пока у тебя всё получается правильно. Если не брать во внимание сгоревшее вчера мясо, то в остальном ты просто супер. Хочешь, я сейчас встану, пока буду в душе, ты кофе свари, быстро позавтракаю и поедем вместе? Я имею в виду – Любаню заберём.
– Это было бы здорово, я совсем не против! Да и Любашке было бы приятно. У неё ведь друзей-то – раз, два, и обчёлся, а родственников в Москве вообще нет.
Я сварила кофе, сделала бутерброды, а когда он вышел из душа, пахнущий свежестью и чистотой, протянула ему идеально выглаженные рубашку и брюки.
– Спасибо, милая, ты просто чудо, – целуя и обнимая меня, сказал Костя. – Самая лучшая девушка на свете! Никогда не встречал такой. Я просто восхищён. Как в тебе уживается всё – деловая бизнесвумен, прекрасная домохозяйка и нежная любовница?
– И сука, – продолжила я, напомнив его последние слова при расставании в больнице. – Милый, это же всё зависит от вас, мужчин. Мы, женщины, от рождения очень покладистые, нежные и пушистые. Вы делаете из нас тех, кого потом сами же и не любите. Поэтому, дорогой, всё в твоих руках! А сейчас – завтракать. Надеюсь, пробки уже немного рассосались, я обещала в одиннадцать быть у неё.
Костя ел бутерброды, пил крепкий ароматный кофе, а я тихо любовалась этой домашней идиллией и была по-настоящему счастлива.
– Думаю, на моей машине будет удобней – повместительней всё-таки. Ты можешь сесть с ней на заднее сиденье. Я возле «Ударника» припарковался.
Мы вышли из подъезда и, пройдя через арку, остановились на светофоре, пропуская поток машин. Тёплый утренний ветерок, словно играя, беззастенчиво пытался поднять подол моего лёгкого платья. На голубом небе уже вовсю хозяйничало солнце, бросая свои лучи на золото куполов Храма Христа Спасителя, до которого от нас было рукой подать. Перейдя дорогу, Костя попросил меня на минутку остановиться.
– Слушай, Кать, жаль, что окна твоей квартиры выходят во двор. С одной стороны, конечно, здорово – тишина, высокие стволы деревьев, старый московский дворик… Но представляю, если бы они выходили на другую сторону – вид, конечно, на миллион! Всё как на ладони – до Кремля буквально несколько сотен метров, а канал Москвы-реки с фонтанами чего стоит! Не говоря уже о куполах Храма Христа Спасителя. «Лепота», – как говорил герой фильма.
– Костя, кто бы завидовал, только не ты. Вид из твоей квартиры ничуть не хуже. Особенно ночью. С высоты твоего балкона – и Поклонка, и МГУ, и Москва-сити… Потрясающий вид! Не говоря уже о самом доме – комфортный, современный. Не то что этот – сталинской постройки.
– Не знаю, Кать, мне старая архитектура больше нравится. Старая Москва – это, конечно, нечто!
– Ну, да. Старая Москва мне больше нравится, но жить я буду в новой, – улыбнулась я, потянув его за руку. – Всё, хватит, пойдём. А то, как в той басне: «Кукушка хвалит петуха». Пойдём, иначе точно опоздаем. А вечером можем здесь погулять, полюбоваться ночным Кремлём с Большого Каменного моста – вид просто завораживающий.
Припарковавшись недалеко от больницы, мы вышли из машины. Достав пакет с париком, очками, я предложила Косте остаться здесь:
– Давай я одна схожу, заберу её, и мы поедем.
– Кать, давай ты зайдёшь к ней в палату, поможешь, если понадобится, а я в коридоре подожду. Потом вместе потихоньку и дойдём до машины.
– Хорошо, спасибо. Просто я думала, что ты не захочешь вникать во все эти подробности, суету с выпиской, а просто подождёшь в машине.
– Да всё нормально, Катюша, какие проблемы? Заберём сейчас её, и все дела.
Мы шли по уже знакомой аллее. Мимо нас, как и в тот день, неторопливо прогуливались больные. Благо, денёк был солнечный. Проходя мимо «нашей» скамейки, мы увидели пару: он – в больничном халате, она – в светлом платье. Им было лет по сорок, не больше. Женщина прижалась к мужчине, держа в руке платочек, которым смахивала слёзы. До нас доносились обрывки фраз.
– Всё будет хорошо, Вань, вот увидишь, я говорила с врачом. Ты выздоровеешь, обязательно…
«Неужели мы умеем любить и ценить друг друга только тогда, когда кому-то из нас плохо? – подумала я. – Или когда уже поздно. Когда некому и нечего прощать». Мой взгляд непроизвольно метнулся в глубину сада. Там, сливаясь с листвой, всё так же возвышалось тёмно-зелёное здание морга. На его углу стояли люди. Женщины в чёрных платках на голове, да чуть в стороне курившие мужчины. Стояли молча. А о чём уже говорить-то? Говорить и любить надо при жизни… «Господи, да что за мысли такие в голову лезут?» – подумала я и отвела взгляд в другую сторону.
– Кать, ты чего загрустила? – услышала я голос Кости.
Он, словно почувствовав мои мысли, положил руку мне на плечо, и поцеловал в висок
– Кать, всё хорошо, я люблю тебя, и мы больше никогда не будем ссориться.
Улыбнувшись, добавил:
– По крайней мере, по пустякам точно. Я тебе обещаю!
Видимо и он, проходя мимо той скамейки, вспомнил нашу ссору и всё, что ей предшествовало.
– Бог нам дал ещё один шанс на счастье, давай не упустим его, – произнесла я.
– Мы его не упустим, уж ты мне поверь, – сказал Костя, открыв дверь, и мы вошли в здание больницы.
– Ну что, подождёшь здесь, ладно? Думаю, мы недолго.
– Конечно, конечно, без проблем. Не торопитесь там.
Через полчаса, нанеся на лицо толстый слой косметики, надев парик и очки, опершись на костыль, Люба сделала несколько шагов по палате. Видок, конечно, был ещё тот. Мы вышли, если так можно сказать, в коридор, где нас ждал Костя. Не просто Костя, а Костя с коляской. Как же я сама-то не догадалась! Ведь, действительно, у Любани в гипсе левая нога и рука, она даже на костыль-то толком опереться не может.
– Привет, Люба! Ну, вот ты и домой уже, – сказал Костя, подавая коляску. – Садись, доставлю первым классом.
– Ребята, спасибо, если бы не вы, даже не знаю…
Она замолчала, и по её щекам потекли слёзы, а вместе с ними и вся косметика.
– Люб, садись давай, всё самое плохое уже позади. Сейчас отвезём тебя домой, потом я съезжу на рынок, накуплю всё, что нужно – фрукты, курочку домашнюю, ещё какой-нибудь вкуснятины. Через недельку будешь как новенькая у нас! – говорила я, помогая усаживаться ей в кресло.
Костя не торопясь катил по асфальту коляску, а Любаня молча, сквозь тёмные очки, смотрела по сторонам. Иногда она медленно поднимала голову вверх, глядя на синее небо. Затем переводила взгляд на деревья, цветы, людей, словно знакомясь заново со всем, что её окружало. О чём она думала в эту минуту? Наверное, о жизни и судьбе – о том, какая она хрупкая, переменчивая, непредсказуемая и жестокая. Ещё вчера ты – молодая, красивая, здоровая и беззаботная. А сегодня – в коляске и благодаришь Бога, что это не инвалидное кресло.
