Кора Кармак - Найди это (ЛП)
— Благодарила и пожалуйста. Но я даже близко не такая храбрая, какой притворяюсь.
— Большая чепуха. Ты понимаешь, сколько храбрости должно быть, чтобы рассказать мне про это? Я только в старших классах призналась тебе, что девственница.
Я практически засмеялась.
— Ох, были деньки.
— Чувствуй себя комфортно, оживляя в памяти мои моменты неловкости, если это взбодрит тебя.
Я улыбнулась настоящей улыбкой.
— Спасибо за напутствие. И за то, что выслушала.
— Конечно. Я люблю тебя.
— Одной крови, — ответила я. Она была единственной, кто сейчас имел для меня значение.
— Звони мне в ближайшее время!
— Хорошо. Пока, Блисс.
Хант был разным, иногда не очень хорошим. Но в этом отдельном случае он был чертовски прав.
Потому что, даже когда холодный цементный пол коснулся моей кожи, а жесткий запах чистящего средства затупил мои ощущения, я широко улыбнулась. Эта улыбка была недолгой - как слишком короткое прикосновение - но я почувствовала ее.
Как шепот дома.
Глава 30
Спустя месяцы блуждания и отсутствия какого-либо направления, было наконец-то хорошо найти, куда направить свою энергию.
Работа. Деньги. Место проживания.
Я могла сделать это.
Как оказалось, в Мадриде был большой спрос на англоязычных учителей, чтобы преподавать или ассистировать на двуязычных программах в классах. Я никогда не была учителем, но у меня была степень. И упоминание Ханта о карьере застряло в моей голове. Благодаря детству в Техасе, у меня было достаточно знаний в испанском, чтобы освоиться. Когда я увидела объявление на английском в газете своего общежития, в котором говорилось, что опыт работы учителем не обязателен, я поняла, что оно идеальное. Как когда находишь идеальное платье, благодаря которому каким-то образом чувствуешь себя лучше.
Я подала заявление на рабочую визу и связалась с министерством образования. К концу месяца у меня была работа ассистента по языку и культуре. Ну... технически, две работы: одна - неполное рабочее время для работы с подростками, а вторая - работа с детьми помладше. Плюс четыре личных урока в неделю, чтобы сводить концы с концами.
Новое Жизненное Осознание №1:
Быть взрослым человеком тяжело. Я знаю, что так говорят, пока ты растешь, но не осознаешь это, пока не проживешь, пока не погрузишься глубоко в трясину нехватки времени и денег.
Новое Жизненное Осознание №2:
Оно того стоит.
Это, своего рода, новое удовольствие - быть самой по себе и жить нормально. Я была способна на больше, чем нормально.
У меня была работа. Хорошо, много ее. Также у меня была квартира. И я отправила письмо своим родителям.
Я вложила в конверт каждую едкую боль и ранимую мысль, которые когда-то утаивала и плотно запирала в части своего сердца. У меня не хватало храбрости встретиться с ними, но слова были храбрыми, и на этот момент их было достаточно.
Как и ожидалось, ответа я не получила. Да я даже и не ожидала. Их ответ стал бы осознанием того, что есть проблема, а они больше предпочитали притворяться, что ее нет. Даже сейчас они, возможно, отвратительно врали о том, почему меня нет с ними.
Я удивилась тому, как мало это беспокоило меня. Мне стало интересно, все ли сталкивались с таким периодом - периодом, когда понимаешь, что перерос свои собственных родителей. Не потому, что я в них больше не нуждалась, а потому, что наконец осознала, что они в таком же тупике как и я. Я рассмотрела их с такой четкостью, с которой невозможно рассмотреть будучи ребенком, когда твои родители - все в твоей жизни.
В конце концов, пришел ответ, но не от родителей.
— Карлос? Что это?
Карлосу было девять лет, и он был лидером в классе. Вот почему я, возможно, обожала его.
— Моя домашняя работа, мисс Саммерс.
— Не это, а это. — Я подняла скрепленный печатью конверт, который он вложил в свою работу.
Он улыбнулся разбивающей сердца улыбкой.
— Это для вас, мисс.
— И что это?
Он пожал плечами, как это делают дети, когда не знают или их не беспокоит ответ.
— Где ты его взял?
— У мужчины.
— Какого мужчины?
— Я не знаю. У американца.
Сеньора Альвез, главная учительница, шикнула на него.
— Только на английском, Карлос.
Я не стала задавать ему больше вопросов, потому что не хотела, чтобы у него были проблемы. Но когда сеньора Альвез начала урок, я просунула палец под кромку конверта и открыла его настолько тихо, насколько смогла.
Я никогда не видела почерк Ханта, но все равно узнала его. Он просто... выглядел как он сам. Сильный. Придирчивый. Раздражающий.
Я не смогла прочитать ни слова. Не хотела. Но я насчитала три страницы и набросок. Игровая площадка. Та, из Праги.
У меня прихватило сердце, и ледяной мороз распространился по полости моей грудной клетки и пронзил мои легкие. Мои руки дрожали, когда я засунула бумаги в конверт и встала. Сеньора Альвез уставилась на меня, в моих ушах загрохотала кровь.
— Я должна... Мне нужно... — Господи. Мне хотелось только выкрикивать оскорбления, но я была в классе с детьми. — Я должна идти.
Я даже не объяснила, когда рванула к двери. Пусть думают, что мне плохо. Потому что так и было. Плохо до самых костей.
Я отметила уход в канцелярии, на этот раз солгав насчет плохого самочувствия. Затем отправилась домой. Мною управлял странный инстинкт бежать, когда я шла по кварталам до своей квартиры. Я не была для этого готова. Я сложила воедино другие части моей жизни, но эта часть... она все еще саднила. И инстинктом моего тела, когда ему причиняли боль, было отбрыкнуться, когда прикасаются; убежать, чтобы избежать еще большего вреда.
Хотя побег не помог бы, потому что у моей квартиры меня ожидало еще одно письмо. Я подняла его с того места, где оно лежало у двери, и не знала, что с ним сделать: смять, разорвать или крепко держать в руках.
Я решила проигнорировать его.
Но они продолжали приходить. Когда утром в понедельник я приехала в школу, под дверь было просунуто еще одно. Они приходили мне по почте. Другие приносил хозяин дома.
Я кидала их на стол, не открывая, но каждый раз, когда заходила в квартиру, они манили меня.
Через неделю после того, как появилось первое письмо, я пришла с работы домой и нашла десятое письмо на ступенях. Вместо того, чтобы добавить его в стопку, я достала из сумки маркер (Господи, я ношу в сумке маркеры. Я такая учительница).
«Все еще преследуешь меня? Это все еще ненормально», написала я на задней части конверта.
