Татьяна Тронина - Солнечная богиня
– Почти, но это постольку, поскольку ничего абсолютного в этой жизни нет… Ты ведь полностью пересмотрела свою жизнь?
– Да, Пал Палыч, я теперь действительно другой человек. Я больше ничего не боюсь и ко всему отношусь с легкостью. Будь что будет… А в особо сложных ситуациях я говорю себе: «Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!..» Потому что знаю, что некоторые вещи уже не смогу изменить.
– Ну да, если мы чего-то изменить не можем, то должны изменить свое отношение к этому… – задумчиво пробормотал Пал Палыч. – Все правильно. А если можешь? – вскинулся он.
– Тогда я лбом стену пробью! Нет, пока у меня особо сложных ситуаций еще не возникало, но я думаю, что смогу понять, когда мне надо действовать, а когда сидеть сложа ручки… – пожала Оля плечами.
– Милая моя… – улыбнулся Пал Палыч. – Да ты просто гений! Ты самая замечательная пациентка, которую я только видел… Пожалуй, тридцать лет назад, в бытность мою психиатром, я такие случаи полного выздоровления нечасто наблюдал! Ты знаешь, это касается и других болезней… Да ты сама врач, наблюдала подобное: когда человек делает некое душевное усилие, пересматривает свою жизнь, начинает верить в лучшее и избавляется от страха перед жизнью (именно перед жизнью, потому что она часто оказывается страшнее смерти!), болезнь сама отступает от него.
– Знаю… – улыбнулась Оля. – Кстати, не далее как сегодня я поссорилась со своей лучшей подругой. Она, конечно, не подарок, но раньше бы я на это не пошла.
– Ну и бог с ней, с подругой! – дернул себя за бровь Пал Палыч. – Ты наверняка должна была это сделать давно, а не терпеть ее выкрутасы… и получай удовольствие от сделанного. Кстати, я уверен, что эта твоя подруга вскорости прибежит к тебе мириться.
– Пал Палыч, вы ее не знаете! – весело сказала Оля.
– Зато я знаю людей!
Оля распахнула рукой раму, посмотрела вниз. Ягоды на кустах боярышника уже потемнели, напоминая о близкой осени.
Пал Палыч взял Олю за руку.
– Что вы?.. – удивленно спросила она, повернувшись.
– У меня две причины, чтобы сдерживать себя: во-первых, я твой начальник и намного старше тебя. Во-вторых, я тебя считаю своей пациенткой в некотором роде. Но…
Оля осторожно убрала руку. Только сейчас она поняла все.
– Молчите, Пал Палыч… – тихо произнесла она. – Зачем? Все равно от этого никакого толку…
– Я знаю! – с досадой произнес он. – Столько всяких препятствий, столько этих запретов… Мне самому скоро потребуется помощь специалиста!
– Вы же были бескорыстны, общаясь со мной? – нахмурилась Оля.
– Да! – сердито произнес он. – То есть нет… Да, да!
– Пал Палыч, миленький… все пройдет, – сказала Оля. – Вот лето кончится, и я уеду. Больше вы меня никогда не увидите. Забудете как сон. Все пройдет…
– Нет, вы подумайте, она еще меня утешает! – полушутя-полусерьезно произнес Пал Палыч. – Я бы душу продал за то, чтобы снова стать молодым! Как Фауст…
– А вы вовсе и не старый! С чего это вы взяли, что старый?.. – насмешливо сказала она.
– Вон, седой весь! – он дернул себя за волосы.
– Дело не в этом. И вообще… – вздохнула Оля. – Помните, я вам рассказывала о вашем тезке, тоже Павле? – неожиданно спросила она.
– Сыне Степана Андреевича? Да, конечно…
– Он хороший человек. Все его ругают почем зря, а он – хороший.
Некоторое время Пал Палыч смотрел на Олю. Потом вздохнул, сел снова в свое кресло.
– Павел. Хоть одно утешение – ты полюбила человека по имени Павел.
– Да я еще сама не поняла, люблю его или нет…
– Любишь, любишь! – сердито закричал Пал Палыч. – Я же не слепой… И жениха даже из-за него бросила! А женихами просто так не бросаются!
– Пал Палыч…
– Все, Журавлева, иди, некогда мне с тобой лясы точить, у меня дел полно!
Оля уже взялась за ручку двери, но Пал Палыч снова ее окликнул:
– И гадость эту тоже забери…
– Какую гадость? – растерялась Оля.
– Вот эту, – он швырнул на стол стопку толстых глянцевых журналов. – С начала лета у меня копятся… В коридоре, перед кабинетами, разложи, чтобы пациенты, значит, не скучали. Любит бабье всякую ерунду читать!
…Он сидел за воротами в машине и все глядел на телефон, точно раздумывая: звонить или подождать еще немного?..
– Я здесь! – закричала Оля, и, распахнув дверцу, упала на переднее сиденье. – Долго?..
– Очень! – серьезно ответил Павел и поцеловал ее. – Прокатимся немного?
– До поворота…
Они поехали по узкой дороге, с обеих сторон подступали деревья, и в первый раз Оля заметила, что начинает желтеть листва.
– Может быть, передумаешь? – мрачно спросил Павел, крутя руль. – Ты пойми, я не для себя стараюсь, мне просто не хочется оставлять тебя одну…
– Чего ты все-таки боишься?
– Да как не бояться, тут этот твой и все такое… – взорвался Павел.
– Викентий – очень разумный человек, – сказала Оля. – Он не Отелло. А Эмма Петровна просто в восторге, что наконец избавилась от меня! Я думаю, она окончательно сумела убедить Кешу, что я ему не пара…
Они остановились у развилки. Одна дорога вела к дачному поселку, а другая – в Москву. Павел собирался ехать через Москву.
– Ты звони мне, пожалуйста, – тихо сказал Павел. – И телефон не забывай включать! Я за тобой заеду. Жди меня.
– Конечно. Конечно-конечно!.. – Оля улыбнулась и поцеловала Павла – в лоб, щеки, губы…
– Я тебя люблю! – Павел обнял Ольгу, зарылся лицом в ее волосы. – Какие глупые слова… Разве ими можно что-то выразить!
– Какие слова?
– Да эти – «я люблю тебя»! Сама подумай, сколько человек их говорило до нас и сколько будет говорить после! И еще миллион, а может, даже миллиард человек сейчас тоже повторяют их…
– Так придумай новые! – засмеялась Оля.
– Видимо, придется. А пока – я люблю тебя!
– Паша, Паша… – она тоже изо всех сил прижималась к нему, смеясь и плача. – Ты так прощаешься, как будто на войну уезжаешь!
– Ну скажи мне, что тоже любишь… Хотя бы соври!
– Паша… – она отстранилась. – Все будет хорошо… – Оля прикоснулась ладонью к его лицу, потом провела по его волосам. – Да, и подстригись, пожалуйста, а то как первобытный человек ходишь…
– Ладно, – покорно произнес Павел. – А ты обещай мне, что потом сразу же поедем ко мне. Увидишь, как я живу, с Сашкой познакомишься…
– Да, я просто мечтаю познакомиться с этим Сашкой!
Павел неожиданно встревожился.
– Погоди… Нет, я передумал, я не буду тебя с ним знакомить! Ну его…
– Паша, это называется – бред ревности.
– Пал Палыч твой просветил?
