В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна

Вот только была одна вещь…

История не знает сослагательного наклонения.

Я сейчас не дышал. Конечно, Америку мне Маша не открыла. В глубине души я все понял сразу, и ПРИНЯЛ это, как принимают горькую правду. Выбор Нади навсегда остался ее выбором. Я бы не смог причинить подобную боль ей, приключись такое со мной. Потому что придерживался мнения «честность в отношениях главнее всего». Выбор сделали за меня. Что в первый раз, что во второй, что в третий. Что позже с Вахой. Все вокруг делали выбор за меня, будто бы я несмышленый ребенок, а не мужчина. Словно я не заслуживал право голоса, словно не человек вовсе. Это правильно? Это справедливо?

Желание уберечь — своего рода жертва, за нее воздастся. Но я расценивал это как предательство, в глубине души осознавая мотивы. Она прекрасно отыграла свою роль тогда, и я поверил. Поверил той, которую любил. Поверил в лживые заверения.

Я бы боролся с ней до конца: иначе бы не представлял своё поведение. Я бы переворачивал мосты, двигал бы планеты и заставлял время течь в обратную сторону. Сделал бы все, но она решила иначе, распорядившись нами по-своему. Мне было жаль Надю, и жаль, что она прожила все, по сути, сама. Я слишком хорошо знал ее как человека, чтобы уяснить: только близкие были допущены в закоулки ее души, а тот договорной муж никогда не стал её близким. Значит, она тянула лямку сама. Сама боролась. Как могла и как умела.

В то время как я сдабривал нашу почву памяти ненавистью и отвращением ко всем чувствам в принципе, кроме жгучей любви по отношению к сыну. Чем я и жил все время.

—И это был ее выбор, Маша. Я любил твою маму, это были мои первые чувства. Я планировал с ней семью и детей. Это правда. Затем она решила мою судьбу сама, как и нашу судьбу в целом. Она отказалась от борьбы вместе со мной, и никто не смеет ее за это судить. Каждый поступил бы в этой ситуации по-своему.

Маша вздрогнула и просипела:

—Ты узнал все и просто ушел, Саша. Это не отболело. Это все еще причиняет тебе боль.

Призраки прошлого тоже могут напугать.

—Я был шокирован, не каждый день подобное со мной случается. Да поставь себя на мое место. У меня в голове был полный пиздец, это если смягчить. Все вспомнилось.

Она затихла, стирая очередную скатившуюся по щеке слезу.

—Я всегда буду номером два, я буду живым напоминаем о маме, о бывшей жене и той ужасной аварии сына. Все сходится на мне клином, понимаешь?

—Глупости. Полнейшие глупости. Ты живое напоминание только о том, что я снова могу дышать полной грудью, обнимать любимую и касаться ее живота в ожидании нашего ребенка, — я несмело протянул руку к плоскому животику и ощутил ни с чем не сравнимое тепло. —Что за номер два? Ты для меня вместо сердца.

—Ты действуешь под воздействием эмоций от новостей о беременности. Я все понимаю, Саша. Я не заставляю тебя…

—Что ты не заставляешь меня? Любить тебя? Я проговорю вслух: я тебя люблю, ты моя женщина, я люблю ребенка внутри тебя, я не хочу, чтобы ты страдала и накручивала себя. Никакой третьей женщины между нами не будет. Разве что дочка, которую ты родишь, и она будет спать с нами. Только в этом случае.

Я сорвался и прижал ее хныкающее тельце к себе, понимая, что ни черта я в девушках не понимал. Ровным счетом ноль. Не общался я с такими чистыми и невинными. Все были прожжённые стервы и четко знали, что им надо от меня. А здесь…полная неизвестность.

—Ты никогда не говорил, что любишь меня.

Ах вот оно что? По спине блуждало едва пускающее корни успокоение. Теперь все встало на свои места.

—Маша, я не восемнадцатилетний сопляк и не буду обливать тебя сахарным сиропом. Я мэр города, жесткий и порой бескомпромиссный с другими. Ты не знаешь этой темной стороны, с тобой я всегда другой, понимаешь? Давно уже во мне нет той романтики, что была когда-то. Но я буду стараться для тебя, просто говори мне. Что не так. Что хочется. Господи. Да я иначе проявляю свои чувства. Я забочусь, оберегаю, даю тебе все, я доставляю тебе физическое удовольствие. Но если не говорю тебе о любви, это совсем не значит, что не люблю. Я тобой живу.

Цветы? Не дарил. Конфеты? Нет. Мне проще было дать ей карту. В окна лазить? Я готов был купить ей «Кадиллак», квартиру и просто спрятать ее от всех, чтобы не кричать о том, что мне дорого.

—Саша…

—Просто подари мне дочку. А потом сына. Пожалуйста. И держи меня так же крепко, как я тебя.

ГЛАВА 29

МАША

Я цеплялась за Сашу и молилась, чтобы это не был сон. Очевидно, мой рассудок был очень близок к тому, чтобы окончательно слететь с катушек, раз я допускала подобную возможность. Мы в такой позе провели казалось, что вечность. С закрытыми глазами и на ощупь. В тот момент у меня в груди разрасталась нечто необъятное, непостижимое и такое теплое, что хотелось снова плакать. За это себя я корила. Мне бы успокоиться, но как? Если сейчас я плакала от счастья.

—Не плачь, не делай себе и ребенку хуже, я прошу тебя, — Саша легонько поцеловал меня в макушку и качнулся на пятках.

—Что случилось? — дрожащие руки скользнули по его талии вверх к груди. Мой Белов просто смотрел на меня и улыбался загадочной улыбкой, ударяя ею точечно в мое бешено колотящееся сердце. Распуская там при этом самые красивые цветы.

Мне нравилось, когда его улыбка была такой. Не натянутой, не вынужденной, а самой искренней. Самой моей.

—С сыном помирился, похоже. Он у меня не из робкого десятка. Потом проблемы решал, я не просто так не выходил на связь, Маш. Не надо накручивать себя. Мои реакции бывают…непредсказуемыми, хоть я давно не живу эмоциями. Выучился жить разумом и не обращать внимания на чувства. С тобой меня накрывает.

Накрывает. Меня тоже накрывало. С каждым днем все сильнее и сильнее, как никогда еще не накрывало. Я улыбалась, ощущая, что слезы все равно катились по щекам. Саша стирал их большими пальцами и хмурился.

Помирился с сыном — это хорошо, у меня сильно болела душа за них. Казалось, словно это со мной происходило, однако же я просто очень эмпатичный человек, максимально настроенный на Сашу. Моего Сашу. Носом уперлась в белую рубашку, чувствуя, как пульс грохотал в висках. Его запах заполнял мои легкие и раздувал изнутри упоением.

—Ты врачу покажись сейчас, пусть посмотрит, проверит. Вдруг сотрясение. Смотрится скверно, — просипела я, стараясь звучать уверенно. Я все еще сидела на кровати, в то время как Саша стоял между моих раздвинутых ног. Сорочка беспардонно собралась на бедрах, но меня вообще сейчас ничего не волновало, кроме того, что я услышала. И того горячего счастья, греющего так же, как грели объятия моего мужчины.

—Как на собаке заживет. Я хочу, чтобы ты полежала тут какое-то время, отдохнула. И строго выполняла все рекомендации врачей. Пока я буду устраивать безопасную жизнь для нас.

Безопасную жизнь. Слово безопасность будто утрамбовалось в его речи, не позволяя мне забыть о том, что сейчас, очевидно, опасно. Не сказать, что по спине не прошелся холодок и очередная волна переживаний за его жизнь. Я слишком хорошо помнила, как держала Сашу, подстреленного, в своих руках. Этот ужас сейчас стоял перед моими глазами, лишая возможности дышать.

—Сашенька, что происходит?

Волнение, едва отпустившее меня, снова упорно хватало за грудки посильнее.

—Ничего нового. Под меня роют и каждый раз глубже предыдущего. Я пока не решил этот вопрос, но мне надо решать уже. Приходи вчера, как говорится. Посмотри на меня.

Мой взгляд и правда блуждал от груди до раны на брови, потом на дергающийся от речи кадык, снова на руки и по кругу.

Я медленно подняла голову и столкнулась с серьезным взглядом, не лишенным счастливого флера. Он радовался, пусть и был загружен проблемами. Это было понятно сразу, по горящим глазам и по бесконечно уставшему виду. Я плавилась как мороженное на солнышке от его огненного взгляда, направленного на меня точечно, словно лазером. Подбитый глаз открывался у Саши не полностью, но даже это не портило внешний вид. Он всегда был на коне, хоть мешок на него одень. Невероятно красивый мужчина.