Татьяна Веденская - Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины
– Привет тебе, Камео! – бросила она наконец.
– Что ты тут делаешь? – сквозь зубы процедил Максим. Олеся про себя подумала, что не исключен вариант, что он сейчас подойдет и ударит, снова даст пощечину или придумает что-то еще более отвратительное.
– Лера, я полагаю? – приветливо спросила Олеся. Она не стала ничего отвечать, только слегка склонила голову, подтверждая сказанное.
– Ты что, следила за мной? Ты что, читала книгу? – Максим побледнел, не зная, как именно вести себя в сложившейся ситуации.
– Ты должна мне роль, – тихо, но очень серьезно пробормотала Олеся.
– Роль? – удивленно переспросила Лера. Она оказалась обладательницей красивого, бархатного контральто. – Я думала, ты пришла из-за него?
– Знаешь, я никогда не верила в наш с ним брак, – усмехнулась Олеся. – Но роль… Ты должна мне ее вернуть.
– Именно эту? – уточнила Лера, пока Максим изумленно переводил взгляд с одной своей женщины на другую.
– Нет, не эту. Любую главную роль. Идет? – Девушка молчала. Олеся пожала плечами, повернулась и пошла в сторону Садового кольца. Через несколько секунд она была остановлена легким прикосновением руки к плечу. Олеся обернулась и увидела Леру, грациозно протянувшую к ней руку.
– Постой! – Она улыбнулась и с интересом вгляделась в Олесино лицо. – Я только хотела сказать… Это он попросил меня тогда… Максим попросил меня убрать тебя из сериала. Я сделала это для него, не могу отказать старому другу. – Лера помолчала, а затем добавила: – Никогда не считала тебя бездарной.
– Я ведь не спрашивала, зачем ты это сделала, верно? – пожала плечами Олеся. – Но приятно это слышать, хотя никогда не делала ставку на свой талант. Можешь спросить у него, он знает, чем я беру… обычно. – Олеся кивнула в сторону Максима Померанцева. Лера сначала не поняла, о чем именно та говорит, а затем закинула голову и расхохоталась в голос. Отсмеявшись, покачала головой:
– А ты та еще штучка!
– Штучка-дрючка, – пробормотала Олеся. Лера кивнула и вернулась как ни в чем не бывало к Максиму. Тот проводил Олесю задумчивым взглядом, но подал руку Лере и скрылся с нею за углом, где они оставили машину.
Вечером того дня Олеся висела на телефоне, объясняя Анне, что теперь-то уж ничто не может оставаться прежним. Теперь-то уж что-то будет: или ядерный взрыв, или ядерная зима. Одно из двух. Или что-то третье. Максим ее убьет. Выставит голой на улицу. Никогда больше не вернется к ней. Заставит съесть книгу – лист за листом и особенно проследит за тем, как Олеся «усвоит» обложку.
– Жаль, что у книги твердая обложка. С мягкой было бы проще!
– Ты преувеличиваешь, – смеялась Анна, потому что все это подруга говорила тоже с каким-то непонятным и необъяснимым весельем. Но ничего не произошло, вернее, ничего из того, что предполагала Олеся. Максим вернулся около полуночи с бутылкой дорогого бренди в руках. Он молча разлил бренди по бокалам, добавил лед – как и откуда он взялся в Олесином холодильнике, она вообще не знала. Никогда его там не морозила, но факт – он там был. Видимо, пока ее не было, Максим привык заниматься такими вещами сам.
– Твое здоровье! – пробормотал Померанцев.
– Решил споить меня? – поинтересовалась Олеся.
– Если у тебя будет много ролей, ты сама сопьешься, и очень быстро. Не знаю, почему ты этого так хочешь.
– Сотня фальшивых лиц, за одним из которых со временем потеряется собственное, свое, – процитировала Олеся задумчиво его же, Максима, книгу. Он протянул бокал, и она приняла его. – Может быть, ты прав.
– Я люблю тебя… – пробормотал он грустно, и они отпили по маленькому глотку. Больше не было сказано ни слова – ни о ее появлении около кинотеатра, ни о разговоре с Лерой. Он молча раздел ее и занялся с ней любовью, наслаждаясь каждым стоном и каждой улыбкой. Она отдавалась ему, не открывая глаз, он же, напротив, смотрел на нее с жадностью человека, знающего о том, как все в этом мире временно и зыбко.
Буквально на следующее утро Олесе позвонили и пригласили на прослушивание для нового сериала. Второй канал, мелодрама. Что-то про женщину из деревни, приезжающую в большой город, чтобы заработать на лечение то ли матери, то ли своего ребенка. В общем, какая-то очередная муть, одна из сотни бесконечных слезливых историй, которые пользуются такой популярностью, занимая прайм-тайм. Олеся согласилась приехать еще до того, как дослушала все до конца. И по счастливой улыбке можно было понять, что она любит больше всего на свете. Она повернулась к нему, но Максим сделал вид, что спит. Когда же Олеся вышла из комнаты, он подскочил, подошел к окну и долго смотрел на покрывающиеся свежей зеленью деревья. На губах вдруг заиграла улыбка, он обернулся в сторону двери так, словно собирался сделать что-то неприличное, а затем…
Максим подошел к своему компьютеру, включил его, открыл новый файл и некоторое время смотрел на то, как курсор равномерно мерцает, появляясь и исчезая на одном и том же на месте в ожидании первого слова.
Эпилог
Роды начались, когда Нонна растапливала мангал, раздувая влажные, отлежавшиеся на улице угли всей мощью своей широкой груди. Они не должны были начаться в эти выходные: до времени родов еще оставалось около трех недель, и доктор заверил, что никаких признаков предродовой деятельности он не видит. Тоже мне, профессионал. Ждет Женю на очередной осмотр через неделю. Просит не забыть с собой обменную карту – так, на всякий случай.
Так и получилось, что Женя положила обменную карту в сумку с тапочками, халатом и любимым шампунем. Сама же уехала с Нонной на дачу – кушать куриное филе на гриле, которое, как заверяла подруга, не может принести ничего, кроме пользы.
– У меня оплачен дорогой роддом, – буквально рыдала Женя, чувствуя, как волна очередной схватки простреливает все тело насквозь.
– Господи, как ты могла карту-то не взять? У тебя вообще хоть какие-то документы есть? – причитала Нонна, перепрыгивая через вскопанные грядки с рассадой.
– Ничего я не взяла, – выла Женя, параллельно посылая панические сообщения на Ванькин скайп. Шансов, что он их вовремя прочтет, не было: обычно он добирался до Интернета только ночью, и то далеко не каждой.
– Дура ты!
– Я рожаю! Ты не должна называть меня дурой, – обижалась Женя. – Ты должна вскипятить воду и набрать чистых полотенец. Я буду рожать тут, в полях!
– Ну уж нет! – застыла на месте Нонна. – Только через мой труп.
– Твой труп? – возмущенно кричала Женя. – Ну, вот скажи мне, Нонка, при чем тут твой труп?
А дальше, как в хорошем боевике, была погоня. Ни один боевик без нее не обходится. Женя лежала на заднем сиденье и стонала, а Нонна, бледная и с вытаращенными глазами, гнала на совершенно неприемлемой скорости в сторону Первопрестольной, где у Жени был оплачен этот чертов дорогой роддом.
