Агония Иванова - За чужие грехи
— Будут конечно, — уверенно сказала Юля, — а ты как думала?
— Это ужасно…
— Но ты же хочешь его засадить на пожизненный? — решила подкрепить ее уверенность Юля. Люся выпила немного портвейна, поморщилась и кивнула, в глазах ее загорелось какое-то жуткое синее пламя. «Нужно поскорее уйти отсюда, — подумалось Юле, — а то она сейчас и меня заодно укокошит». Хотя ей очень хотелось смеяться звонким пьяным смехом.
— Ему дадут пожизненный? — недоверчиво осведомилась она, Юля кивнула с очень умным видом, забрала у нее бутылку и сделала еще несколько глотков.
— Только ты оставь дверь открытой, — сказала она, — главное, чтобы дверь осталась открытой. Я тогда прибегу в нужный момент и стану свидетелем. Я буду ждать в подъезде.
— Спасибо тебе… — хриплым тихим голосом прошептала Люся. Юле было очень-очень смешно, всю дорогу она с большим трудом сдерживала улыбку, убеждая себя, что они идут на серьезное дело и смеяться тут не над чем. Она, как и обещала, затаилась в подъезде и подтолкнула Люсю, чтобы придать ей уверенности.
— Ну, давай, подруга, — ободряюще сопутствовала она, — я в тебя верю!
— Спасибо… — Люся взяла у нее портвейн и отпила немного для храбрости, хотя по ее зеленой коже и трясущимся губам все равно было видно, как она боится. Это веселило Юлю не меньше всего остального.
— В какую хоть квартиру? — зачем-то спросила она.
— В двадцатую, — пробормотала Люся, язык ее явно не слушался. После этого ответа все веселье Юли куда-то схлынуло и ей стало неожиданно грустно и тошно. Теперь все разрозненные куски мозаики в ее голове собрались в единую целостную картину. И в этой картине ей, конечно же, не было места.
Юля допила портвейн и яростно разбила бутылку о пол, так и не позволив себе заплакать.
Глава тринадцатая
Люся никак не могла заснуть.
Даже этой мелочи, которой она желала больше всего она не могла позволить себе, поэтому лежала в темноте с открытыми глазами и старалась отключиться, хотя сделать это, зная, что происходит в соседней комнате, было сложно. Она все время видела перед собой ту ужасную отвратительную сцену и ей делалось тошно, она готова была вскочить и бежать в ванную, но при этом ей было страшно выходить в коридор.
Через какое-то время кто-то в темноте неслышно зашел в комнату и улегся рядом с ней. Люся чувствовала сладкий запах геля для душа и шампуня и мокрого чистого тела. Но чистота эта была обманчивой, она все равно ощущала зловоние несмываемой грязи.
Ваниль… или что-то другое? Вроде бы карамель… Чтобы скрыть гниение.
Это была Таня.
— А Антонина знает? — шепотом спросила Люся, она не смогла молчать. Таня тяжело вздохнула и ответила вопросом на вопрос:
— Ты слышала? Он только потом сказал, что ты здесь…
— Я видела, — Люся прикусила язык, осознание того, что говорить об этом не стоило настигло ее только после того, как она озвучила свои мысли, — так она знает?
— Нет, ты что! — воскликнула Таня, а потом испугалась, что говорит слишком громко, — это ее убьет. Ведь она его любит.
— Любит? — переспросила Люся и эти слова показались ей какой-то кричащей дикостью. Если бы такое сказал ведущий по телевизору, пытаясь неудачно пошутить, она бы поверила, но когда это говорила Таня без намека на юмор, она не способна была принять их за правду.
— Представь себе, Люся, — как-то грустно проговорила ее некогда лучшая подруга, — люди иногда любят, — повисла пауза, после которой она все-таки закончила свою мысль, хотя не хотела, — очень плохих людей.
— Но это же несправедливо…
— Жизнь очень несправедливая штука, — философски рассудила Татьяна и что-то дрогнуло в ее голосе, — да и кто-то же должен их любить? Они же такие убогие в своей мерзости, такие жалкие… Их нужно жалеть и любить. Чтобы они стали лучше… — Люся внимательно посмотрела на нее и ей показалось, что подруга плачет, но было слишком темно, чтобы разглядеть.
— И ты любишь его? — пораженная до глубины души выдохнула она.
— Нет, — Таня сдавленно и грустно рассмеялась, — я его ненавижу.
Они некоторое время полежали в темноте, ничего друг другу не говоря. Люся слушала как тяжело и судорожно дышит Таня, а потом уловила среди ее дыхания всхлипы и, заставив себя победить отвращение, обняла девушку за костлявые плечи и погладила по мокрым волосам. Таня плакала все сильнее и сильнее и, кажется, уже не замечала присутствия подруги. Люсе хорошо было знакомо такое состояние, она слишком привыкла к нему за последнее время и слезы стали привычным делом. Когда ты остаешься в мире наедине со своей болью, ты не замечаешь ничего вокруг и не хочешь замечать. У тебя есть боль и она сильнее всего, сильнее даже ненависти.
— Как давно это происходит? — зачем-то спросила Люся.
— Года два… или три… — Таня запнулась, потому что поняла, что уже запуталась во времени. Ей казалось, что это унижение продолжается целую вечность, но на самом деле вечность эта длилась несколько лет. Самых страшных лет в ее жизни.
— Почему ты ничего мне не рассказывала? — вырвалось у Люси и Таня уловила в ее голосе плохо скрытую обиду, словно они снова были лучшими подругами.
— Это мой крест и я не хочу перекладывать его на чужие плечи, — объяснила девушка.
— Это не крест. Это чужая похоть! — воскликнула Люся как-то слишком громко и, отпустив ее, села на кровати, глаза ее горели в темноте, а по щекам текли слезы, — почему мы должны платить за чужие грехи, Таня!? За чужую похоть, за чужую глупость! Ну почему?! Какое они имеют право использовать нас для исполнения своих омерзительных желаний?! Да какое они имеют право…
— Тише-тише, — испуганно прошептала Таня, обернувшись на темный проем двери, она боялась, что отчим их услышит. Что-то насторожило ее в словах девочки. Она откинулась на подушку и попыталась понять что.
— Кто они? — глухо осведомилась она, ей было как-то не по себе, — он сделал тебе что-то?
Люся сначала не поняла о ком она говорит, потому что с Таней они сейчас думали о разных людях, но все-таки сообразила.
— Нет. Но Кир… — нерешительно пролепетала она, и собиралась уже излить из себя новую гневную речь, как Таня вдруг попросила ее:
— Оставь его в покое.
— Не за что! Он угробил мою сестру, — упрямо заявила девочка.
— Ты сама угробила свою сестру, — вдруг изрекла Таня совершенно спокойным голосом, словно говорила о чем-то обычном и каждодневном, — потому что не желала ее понять. Если бы ты прислушалась к ней, она бы не сделала того, что сделала. Люся, ты сама виновата и не пытайся переложить вину на чужие плечи…
