(не)жестокая нежность (СИ) - Гутовская Ирина

И, конечно, рассчитывал на взаимную откровенность.

— Ян… я должна сказать… — громко вздохнула она.

— Опять что-то скрываешь? — мне хоть и не нравится, что она встречалась с женой Тарасова, но если от этого будет толк, то готов стерпеть. И по факту, сам снова скрываю важную информацию, правда, сейчас не испытываю вину, ведь прямые угрозы — это не шутки.

— Нет, скорее, не успела… Вчера видела Таню, — ну вот, созналась. Молодец. Не сомневался.

— Тина, ну, зачем?! — я возмутился больше для вида.

— Может, выслушаешь?

— Давай, если это поможет…

Сворачиваю на обочину, чтоб спокойно поговорить.

Моя девочка рассказала всё, что успела заметить, пока общалась с женой Тарасова. И это вторит мнению Филиппа Абрамовича в целом. Причины лежат на поверхности: ревность, зависть, месть... Вот только Татьяна во всём винит Тину.

«Всё-таки вовремя я приставил охрану» — кто знает, что взбредёт в голову отчаявшейся или даже обезумевшей женщине?

Хотя, не скрою, несмотря на моё желание запереть Тину в четырёх стенах и никуда не пускать, польза от вчерашней встречи есть, многие вещи стали ясны после подробного пересказа.

— Когда покидал офис Тарасова, наткнулся на испуганную женщину. Но я ведь понятия не имею, как выглядит твоя бывшая однокурсница. Не запоминал лица всех, кто был в баре шесть лет назад, когда за тобой приехал…

— Это она… говорила, что слышала, как ты угрожал...

— Сегодня встречаюсь с Филиппом Абрамовичем. С его абсолютным чутьем, скоро правда всплывет.

— За что нам это?

— Иди сюда…

Отодвигаю сидение назад и хлопаю по своим коленям. Тина отстёгивает ремень безопасности, быстро перебирается ко мне. Сжимаю мою девочку в тугих объятиях, и так хорошо становится от её аромата, её дыхания, её тепла…

«Как же я люблю её…» — заключаю лицо жены в ладони и внимательно смотрю в глаза. Сейчас хочу нацелить, обозначив свою позицию. И больше самодеятельности не потерплю.

— Давай договоримся: держись от «подружки» подальше и никуда не вмешивайся, вменяемость этой женщины под большим вопросом… Мужа не пожалела, не хватало, чтобы ты пострадала.

— Но… — попыталась возразить, тем самым, вызвала моё раздражение.

«Неужели, она другого мнения?!».

— Никаких «но»! Повторять не стану, иначе запру и охрану поставлю. Поняла?

«Точно!» — как эта идея раньше не посетила. Теперь ведь есть официальный повод для постоянного присутствия телохранителя. Надо только выдержать день-два, чтобы не возникало лишних вопросов и не казалось, что я тороплюсь…

Ощущение предательства не покидает… как она могла…

Почему мои слова так мало значат? Просил держаться подальше от семейки, а что в итоге узнаю? Как Тина тайком навещала пострадавшего в больнице и после её визита он чудесным образом очнулся… Об этом сразу доложила охрана, потом ещё Филипп Абрамович добавил яду, сообщив то же самое.

Вот как к этому относиться? И не сорваться от злости…

Понятия не имею о происходящем в стенах реанимации, но теперь Тарасов ставит условия: даст показания, что ко мне нет претензий в одном лишь случае — если Тина придёт снова, если у него будет возможность увидеть её и поговорить.

Пока еду домой накручиваю себя ещё больше, представляя, как моя девочка пришла к нему, как вариант держала за руку, о чём-то общалась, находила слова поддержки…

«Б..ть!» — бью кулаком в руль.

Не смогу сдержаться, не смогу…

Меня встречают дети. Я обнимаю, целую их, и тороплюсь наверх.

Жены нет в гостиной. Прячется в спальне? Она, вероятно, догадывается, что уже знаю о её поступке, ведь люди Гартмана работают везде, даже если бы охраны не было — всё равно стало бы известно.

На лестнице сталкиваюсь с Тиной. По взгляду вижу: чувствует себя виноватой.

— Ян… — тихо произносит, нервно кусая губы.

Хватаю её за локоть и тащу в комнату, где швыряю на кровать. Она жмётся к изголовью, а глаза испуганно бегают.

Я начинаю раздеваться. На всякий случай, закрываю дверь на ключ, чтобы никто не вошёл. Честно стараюсь контролировать эмоции, но у меня плохо получается.

Отбрасываю галстук с пиджаком в сторону и подхожу к ней.

— Как, скажи, это называется? — говорю сквозь зубы. — Почему от других должен узнавать, что моя жена тайком наведывается в больницу?

— Выслушай… Скрывать не собиралась… — она отрицательно мотает головой, потом подползает, пытается меня обнять.

— Тина, чёрт возьми… — не позволяю прикоснуться к себе, перехватив её руки. — Ты у нас лучше лекарства, раз после твоего визита он очнулся.

— Пожалуйста… — начинает плакать. — Дай сказать. Это была просьба…

— А моя просьба? Плевать, да? — прошипел в лицо.

— Не говори так… — от моих слов она корчится, словно ударил. — Мать Артёма пришла ко мне, умоляла… Таню не видела и не приближалась к ней.

«Тина слышит себя?!! Что за бред?!!».

— Умоляла… хм… — сжимаю пальцы на тонких запястьях, впиваясь в кожу и причиняя боль. Я вижу, как Тина терпит, но не просит отпустить. — Теперь «восставший с того света» требует тебя, и пока не увидит, не даст показания, что претензий ко мне не имеет. Слово «требует» в данной ситуации — ключевое, подчеркнуто красным цветом и с восклицательным знаком в конце.

— Ян… — слёзы текут сильнее.

— Твоя доброта похвальна, конечно… — отталкиваю жену от себя. Потом присаживаюсь на кровать.

— Сделаю, как скажешь, — она неуверенно прикасается к моей спине.

— Филипп Абрамович считает: нужно пойти на уступки, чтобы, наконец, ускорить события, пока заказчица с подельниками не разбежались, ведь Татьяна думает, будто её муж уверен в моей виновности и собирается заявить.

— Наталья Николаевна тоже даст показания против Тани, — шепчет на ухо, обнимая сзади.

«Наталья Николаевна?» — ах, ну да, мать Тарасова. Мы же говорили обо всём с Филиппом Абрамовичем, вот только когда услышал о визите Тины в больницу, из головы вылетело.

— Знаю… Но сама мысль отвратительна, что придётся идти к нему…

— Когда? — интересуется осторожно.

— Завтра, — скидываю её руки.

— Прости...

От её тихого «прости» противно становится. Меня не покидает ощущение предательства…

2.24

Тина зашла в палату, где лежал Тарасов, а руки сами сжались в кулаки, стоило жене скрыться за дверью. Хотелось увезти её отсюда, подальше от похотливого взгляда и пошлых мыслей с участием моей девочки, которые неизменно возникнут... Даже не сомневаюсь: ОН будет смотреть на неё и продолжать мечтать, несмотря на все заверения, что больше не потревожит и не напомнит о себе.

«Сука… как же бесит…» — чувствую себя беспомощным.

Ненавижу состояние бессилия, когда не могу повлиять на ситуацию, ненавижу зависеть от обстоятельств, ненавижу, когда мне ставят условия, ненавижу, когда лишаюсь выбора… Словно приковали цепями, и каждый раз путы натягиваются, возвращая меня на место, стоит только сдвинуться с места.

— Ян, успокойся, — Филипп Абрамович прикоснулся к моему плечу, заметив моё раздражение.

— Легко сказать… — прислоняюсь спиной к стене, думая о том, что там сейчас происходит, о чём они говорят… И хоть прекрасно понимаю: Тина не позволит лишнего в отношении себя, всё равно душу выворачивает и режет ножами от ревности.

— Я тебя понимаю, приятного мало, но придётся немного потерпеть. Следователь уже здесь, осталось только запротоколировать показания. Тарасов предварительно озвучил, что не имеет к тебе претензий. Скажу больше, он и на жену не собирается заявлять, если всё подтвердится.

— Даже так? — удивлён.

«Надо же, какое благородство…» — неожиданно.

— Именно поэтому Татьяна думает, будто мужу стало хуже и посещения временно запрещены. Идею подкинула мать Тарасова, чтобы разоблачить невестку…

— Значит, у неё есть все шансы избежать наказания?

— Да. Как по мне, глупо так поступать…