Замечательный сосед (СИ) - Десса Дарья
– И он на старости лет решил с мальчиком попробовать? – улыбается Глеб.
– Нет, – серьёзно отвечает Кеша. – Он очень одинокий человек и несчастный.
– Почему?
– Жена перестала с ним заниматься сексом несколько лет назад. Сказала: мне это больше не нужно, – поясняет парень.
– Так завел бы себе любовницу, – говорит Глеб.
– Он ещё в юности был очарован одним молодым человеком. У них ничего не было – тот даже не знал, что к нему испытывают чувство. Ну, а потом женился, и всё кончилось. Мы познакомились случайно, в маршрутке. Я стал входить, запнулся и рухнул на него. Думал, обматерит, а он улыбнулся, поддержал. Ну, в общем…
– Где вы встречались?
– У него на даче, пока было тепло. Мы познакомились весной, в конце апреля. Было уже тепло. И в первый раз поехали туда, к нему. Дача – это участок с садом и домик. Он зажег маленькую печку, мы выпили вина, а потом он меня трахнул. Только кончил очень быстро – слишком разволновался. Но мне его так жалко стало, я потом утешал. Говорил, что это бывает. Всё в порядке.
– Ты очень добрый, – говорит Глеб, гладя Кешу по голове. У того ароматные волосы и классная стрижка. Правда, теперь растрепалась немного.
– Спасибо.
– А потом?
– Потом мы ездили к нему ещё несколько раз, а последний был уже в середине сентября, когда листья начали желтеть. Он любил меня прямо на столе, среди спелых яблок, и они падали на пол и катались по комнате, – мечтательно говорит Кеша. Но потом приходит в себя. – Ой, прости, я не должен был…
– Всё нормально. Почему вы расстались?
– Не знаю. Он прекратил выходить на связь. Наверное, понял, что у нас нет будущего. Да и холодно стало. Где встречаться?
– В гостинице. У него дома. На съемной квартире, в машине.
– Ну, он не захотел, а я не стал напрашиваться. Ну вот, а теперь нашел тебя, – сказал Кеша и чмокнул Глеба в предплечье. – Слушай, – он посмотрел на часы. – Тебе не пора собираться? А то вон, темнеет уже.
– Да, – сказал Варвар и помрачнел. Зря он вчера согласился на это свидание со своей матерью. Не нужно было так опрометчиво поступать. Вот зачем ворошить прошлое? Ну, была она когда-то у него, мать то есть. Потом уехала. Словно умерла. Так не проще ли считать, будто её на свете нет? И никаких тебе заморочек.
Глеб встает, одевается. Пока на нем домашняя одежда – вельветовые мягкие брюки и футболка, на ступнях носки без тапочек, поскольку у него квартира оборудована «теплым полом». За это пришлось основательно доплатить, но Варвар не пожалел. Зато теперь, куда ни ступи, приятные ощущения.
– Знаешь, – говорит он хмуро. – Я не пойду.
– Как так?! – Кеша резко садится в постели. – Ты не можешь, ты обещал!
– Я кому что обещал, всем простил давно, – отвечает Глеб. – Она предала меня, и я не могу и не хочу ничего делать со своим к ней отношением.
Кеша молча встает, тоже облачается в одежду.
– Знаешь, я, наверное, пойду домой.
– Что вдруг? Почему? Ты же хотел у меня до понедельника остаться.
– Прости, но… Знаешь, какое качество в людях я очень уважаю? – спрашивает Кеша.
– Скажи.
– Умение прощать. Я знаю, есть вещи, которые простить невозможно. И не нужно. Но хотя бы узнать сначала, а уже потом принимать решение. Если ты такой жестокий, то… прости, но быть с тобой я не смогу. Случится какая-нибудь ерунда, ты обидишься, а потом что? Выбросишь меня с балкона с 20 этажа? И лишь потом выяснится моя невиновность?
– Да ты вроде меня не предавал, – говорит Глеб.
– И не собирался. Второе качество, которое я очень ценю – преданность. При любых обстоятельствах быть верным тому, кто тебя любит и кого любишь ты.
– А разве ты меня…
– Не в этом дело, Глеб! Не переводи стрелки! Ты взрослый мужчина, а сейчас ведёшь себя, как напуганный мальчик, который до сих пор злится на свою маму, что она неожиданно пропала. Но узнай прежде, почему, а потом уже… Ах! Да что говорить! – Кеша машет рукой и идет к прихожей. Там одевается, раскрывает дверь и оказывается на лестничной клетке. Глеб молча смотрит ему в след.
Дверь захлопнулось. Удаляющиеся шаги. Поехал лифт. Остановился. Раскрылись двери на 20 этаже. Закрылись. Лифт поспешил вниз.
Варвар стоял и смотрел. Он понимал: если сейчас Кеша уедет, то может никогда не вернуться. И всё потому, что он, Глеб, испугался просто поговорить со своей матерью!
Напряжение нарастало. Секунды текли, словно вода из прохудившегося ведра. Ещё немного, и там ничего не останется, кроме звенящей пустоты.
– Да что же я делаю, идиот?! – вдруг заорал Глеб и рванул прочь из квартиры.
Он летел вниз, перепрыгивая две, а то и три ступеньки и рискуя переломать себе в случае впадения половину костей или даже вовсе свернуть шею. Но мчался, и лишь одна мысль лихорадочно билась в его мозгу: «Успеть! Успеть!» Так он слетел до первого этажа и увидел, что лифт стоит пустой. Но двери его только стали закрываться, значит, Кеша не мог далеко уйти.
Глеб выскочил из подъезда. Осмотрелся по сторонам и заметил в полусотне метров синее пятно – у Кеши куртка такого цвета. Он рванул за ним, скользя ногами по снегу и льду, раня кожу, поскольку не надел ботинки, оставаясь в носках. Теперь они превратились в драные грязные тряпочки, болтающиеся на ступнях. Кожу обжигало холодом, но Глеб не обращал внимания. Бежал, и когда подлетел к синей куртке, протянул было руку до неё, но поскользнулся и кубарем полетел в сугроб.
– Мужик, ты чего? – обернулся тот, за кем бежал Глеб. Вытерев мокрое от налипшего снега лицо, Варвар посмотрел снизу вверх. – Бухой, что ли? Ну лежи, лежи. Отморозишь себе яйца, – насмешливо сказал человек. Это был какой-то мужик среднего роста, с усами и в толстых очках.
«Я упустил его», – подумал Глеб. Только теперь, вставая из сугроба и пытаясь отряхнуться, он понял, какую большую глупость совершил, когда позволил Кеше просто так уйти. Расстроившись до глубины души, Варвар побрёл домой, загребая ногами снег. Он был мокрый, грязный и продрог до костей, так что зубы выбивали барабанную дробь. «А ведь ещё надо ехать в «Бригантину», – подумал, подходя к подъезду.
Набрал код на замке, дверь запиликала. Варвар взялся за металлическую ручку и потянул на себя.
– Глеб… – послышалось неподалёку.
Его голос!
Варвар мгновенно обернулся. Возле скамейки стоял Кеша.
– Ты?! – воскликнул Глеб.
– Да, – улыбнулся паренёк. – Не смог уйти. То есть ушёл, но вернулся. А ты почему так ужасно выглядишь?
– Тебя искал, – неловко растягивая замерзший рот в улыбке, ответил Глеб. – Я так рад тебя видеть, ты себе не представляешь!
– Пошли скорее домой, простынешь, – сказал Кеша, взял Варвара за руку и, словно маленького мальчика, искупавшегося в луже, повел в квартиру. Там он помог Глебу раздеться и отправил в ванную – мыться и греться, а сам пока вскипятил чайник и сделал заварку покрепче. Когда Варвар вышел, его ожидал бокал ароматного горячего чая с лимоном.
Хозяин квартиры сел на стул и принялся осторожно, чтобы не обжечь губы, прихлебывать из бокала. Кеша сидел напротив и смотрел с легкой полуулыбкой. Так, как смотрят влюбленные на своего родного человека, которому сделали что-то очень приятное.
Глеб явился в ресторан «Бригантина» за полчаса до указанного времени. То есть приехал он ещё раньше, но не смог больше сидеть в машине и курить одну сигарету за другой. Собрался с духом и отправился в заведение, где заранее забронировал столик. Он не был уверен, что Вера (так он называл её про себя, не в силах обозначить «мамой») успеет. Всё-таки путь из Норвегии в их родной город неблизкий. Сюда можно попасть только на самолете с пересадкой в Москве, а тамошняя погода весной непредсказуема. Могут быть туманы, рейсы порой из-за них откладывают на несколько часов. Глеб однажды летал в командировку зимой, и обратно вернулся с опозданием на сутки – пришлось добираться на поезде, поскольку самолеты отменили.
Он сидел теперь в зале ресторана и наблюдал за входом, высматривая женщину за 50 лет. Столько примерно (Глеб не помнил даты её рождения) должно быть теперь Вере Харкет-Эйденбаум. А уж как она выглядит, Варвар и подавно имел самое смутное представление. Все фотографии с матерью остались в квартире отца, а поскольку его никогда не интересовали, то с годами облик родительницы настолько потускнел, что сколько ни напрягай память, а остались какие-то смутные черты. Кажется, у неё были голубые глаза. Или серо-зеленые? А может, светло-карие? Но где уж тут вспомнить, когда у самого было много женщин.