Анна Берсенева - Женщины да Винчи
Хотя, конечно, сама виновата. Должна была предусмотреть, что салфеток может понадобиться больше, чем положено по норме. В два раза больше их может понадобиться. И даже в три раза. И должна была подготовить столько, сколько необходимо.
– Извините, Леонид Семенович, – сказала Зина. – Это больше не повторится. С салфетками.
– За что извиняешься? – Он пожал плечами. – Не ты установила идиотские нормы расхода. А тот, кто установил, извиняться перед нами и не подумает.
Анестезиолог Савичева, вышедшая из операционной вслед за ними, поджала губы. Зина знала, что Савичева испытывает к Немировскому сильную неприязнь, но считала, что на это не стоит обращать внимания. Никаких разумных оснований для неприязни нет, а разбираться в неразумных – только зря время и нервы тратить.
Савичева работу закончила, потому что дежурила ночью, а Немировскому и Зине предстоял еще целый операционный день. И заботы этого дня поглотили Зину полностью.
Она благословляла судьбу за то, что имеет возможность работать с Леонидом Семеновичем. Грех сказать, но хорошо, что именно в Киров он приехал, ведь мог бы выбрать любой другой город, такого хирурга везде встретили бы с распростертыми объятиями.
Втайне Зина думала: раз мысль приехать сюда возникла у Леонида Семеновича потому, что он знал, что она отсюда родом, то она, значит, не совсем ему безразлична. И, может быть, когда-нибудь его доброе отношение к ней перейдет во что-то большее…
Вечером, когда Зина уже закончила работу и переоделась, чтобы идти домой, ее остановил в коридоре начмед. И очень хорошо, что он ей встретился! Она только собралась сказать, что это безобразие, так жестко рассчитывать количество марлевых салфеток, война давно закончилась и нет никакой необходимости экономить на всевозможных мелочах, – все это она хотела ему высказать, но начмед ее опередил.
– Филипьева, в партком зайди, – сказал он.
– Сейчас, что ли? – удивилась она. – Почему так поздно?
– Не знаю. С утра всех по очереди вызывают. Зайди.
Больница была большая, поэтому парторг был освобожденный и вообще не медработник. Зина считала это неправильным. Все-таки даже на идеологической должности в больнице должен работать человек, который разбирается в медицине.
Как только Зина вошла к нему в кабинет, он сразу взял быка за рога. У него и фамилия была подходящая – Решительнов.
– Филипьева, – спросил парторг, – вам известна установка партии и правительства на борьбу с космополитизмом?
Про эту установку Зина, конечно, слышала, так как ей было посвящено открытое партсобрание. Про борьбу с космополитизмом вышла даже статья в «Правде», но она считала, что к ним, медикам, эта борьба не имеет отношения, потому что в статье шла речь о московских театральных критиках, которые написали что-то неправильное про какие-то правильные пьесы. Зина ни пьес этих не читала, ни критиков не знала, поэтому не придала всему этому значения.
– Я, конечно, знаю… – начала она.
– Но считаете, что вас это не касается, – перебил Решительнов. – И ошибаетесь, Филипьева! Это касается всех нас. Потому что в нашей среде, непосредственно в нашей больнице, космополиты тоже свили свое гнездо.
– Какое гнездо? – удивилась Зина.
– Вражеское, – отчеканил Решительнов. – И вы прекрасно понимаете, кто его организовал.
Но уверенный тон на Зину не действовал. По крайней мере, в тех случаях, когда она имела собственное мнение.
– Совсем не понимаю, – сказала она. – И никакого вражеского гнезда у нас в больнице не вижу.
– Но проявлений вражеской сущности вы не можете не видеть, – не унимался Решительнов. – Как, например, следует понимать то, что доктор Немировский потребовал уволить санитарку Павлову?
– А как следует понимать, что ее до сих пор не уволили? – возмутилась Зина. – Она же в палатах вообще полы не моет, только у начальства в кабинетах!
– Павлова – опытный работник и член партии, – жестко произнес парторг. – А как вы объясните то, что Немировский критикует советские законы?
– Какие законы? – опешила Зина.
– Например, о нормативах использования медицинских материалов.
– Марлевых салфеток, что ли?
«Ну Савичева! Ну сволочь! – подумала Зина. – И когда успела донести?»
– Думаю, это не единственное, что он критикует, – сказал Решительнов. – Мы это еще проанализируем, сопоставим факты. И, думаю, к общему собранию уже будем иметь полную картину его деятельности.
– К какому собранию? – машинально спросила она.
– Через три дня назначено общее собрание коллектива. Завтра я вывешу объявление. Все должны выступить, и вы тоже, Филипьева. Решительно осудить враждебную космополитическую деятельность доктора Немировского.
– Да вы что?! – воскликнула Зина. – Леонид Семенович – враждебный?! Да он… Да он же лучший хирург! Сколько он жизней спас!.. На фронте еще!..
– С его деятельностью на фронте мы еще будем разбираться. И тут вы нам, разумеется, тоже понадобитесь, Филипьева. Кстати, вам известно, что, пока Немировский был на фронте, его родители находились на оккупированной фашистами территории?
– Нет… – растерянно произнесла Зина.
Леонид Семенович никогда не говорил о своих родителях. Она думала, что они давно умерли.
– Да, на оккупированной территории, – повторил парторг. – В городе Каунасе Литовской ССР.
– И что же с ними стало? – тихо спросила Зина.
Что происходило с евреями, которые не успели эвакуироваться, было ей известно.
– Ну, что… Он написал в анкете, что они были казнены в гетто. Но никаких достоверных подтверждений этому нет.
– Какие же вам нужны подтверждения? – медленно проговорила Зина. – Справка от гестапо?
– Вы, Филипьева, это бросьте! – рассердился парторг. – Героиню из себя строить не надо! Не вы одна, все воевали. Значит, – сказал он, вставая, – мы ждем вашего выступления на собрании.
– Я не буду выступать на собрании. – Зина тоже встала. – Тем более клеветать на Леонида Семеновича.
Теперь они стояли друг против друга через стол. Решительнов смотрел на Зину исподлобья.
– Подумайте, Филипьева, – процедил он. – Считаете, если вы беспартийная, то на вас и воздействовать нечем? Можно ведь и в должности понизить…
Вероятно, он считал, что она сейчас изо всех сил скрывает свой страх. Но Зина никакого страха, конечно, не испытывала.
– Куда вы меня понизите? – усмехнулась она. – Я медсестра.
– Будете санитаркой!
– Ну и буду. Напугали бабу туфлями, высокими каблуками!
Зина сама не поняла, почему вдруг вырвалась у нее эта фраза. Так говорила соседка Нина, когда от нее уходил очередной кандидат в мужья.
– Всё? – спросила она. Парторг молчал. – До свиданья!
