Анна Тодд - После падения
Ведь так? Не знаю почему, но я ужасно не хочу думать о том, как мы будем возвращаться домой в два часа ночи.
– Она все еще спит? – спрашиваю я Райли.
– Очень на это надеюсь.
Я тоже надеюсь, что у нас тоже все спят. Меньше всего мне хочется, чтобы Кен или Карен видели, как мы, спотыкаясь, заваливаемся в дом.
– Что? Боишься, что она начнет тебя ругать? – насмехается Хардин.
– Нет… То есть да. Не хочу ее расстраивать. Я и так на лезвии ножа.
– Почему? – спрашиваю я.
– Не важно, – обрывает меня Хардин, оставляя Райли думать о своем.
Остаток пути проходит в молчании. Я считаю шаги и иногда смеюсь, вспоминая свои барные танцы.
Когда мы доходим до дома Макса, Райли останавливается.
– Мне было… приятно с вами познакомиться, – говорит она, и я не могу не засмеяться над тем, как забавно она морщится, будто слова кислые на вкус.
– Мне тоже было весело.
На мгновение мне хочется обнять ее, но это было бы неуместно, а Хардину, я полагаю, вообще не понравится.
– Пока! – на ходу бросает Хардин.
Перед самым домом я с удивлением понимаю, как я устала и как я рада, что мы вместе. Болят ноги, а грубая ткань этого дурацкого, неудобного платья раздражает кожу.
– У меня ноги болят, – ною я.
– Иди сюда, я тебя понесу, – предлагает Хардин.
Что? Я хихикаю. Он неуверенно улыбается.
– Почему ты так на меня смотришь?
– Ты предложил меня понести.
– И что?
– Это на тебя не похоже, вот и все.
Я пожимаю плечами, и он, подойдя ближе и подсунув руку мне под колени, берет меня на руки.
– Захотелось что-нибудь для тебя сделать, Тесса. Не стоит удивляться, что я несу тебя по этой гребаной дороге.
Я молчу, только смеюсь. Меня сотрясает резкий неудержимый смех. Закрываю рот ладонью, но это не помогает.
– Из-за чего ты смеешься? – Его лицо каменеет, становясь серьезным и пугающим.
– Не знаю… Просто смешно.
Мы поднимаемся на крыльцо, и он чуть перехватывает меня, чтобы повернуть ручку двери.
– Тебе смешно, потому что я хочу что-нибудь для тебя сделать?
– Ты готов сделать для меня что угодно, кроме как поехать в Сиэтл, жениться или завести детей? – Даже пьяная, я не потеряла чувство юмора.
– Не начинай, мы слишком пьяны для этого разговора.
– Ааааа! – тяну я, понимая, что он прав.
Хардин кивает головой и поднимается по лестнице.
Я цепляюсь за его шею, и он улыбается, глядя на меня сверху вниз.
– Не урони меня.
Он опускает меня ниже. Я поворачиваюсь и с негромким стоном обвиваю ногами его торс.
– Тихо. Если бы я собирался тебя уронить, – шепчет он, – я бы уже это сделал.
Изображаю на лице ужас. Он злорадно усмехается, и я, наклонив голову, показываю ему язык, кончиком касаясь его носа.
Проклятое виски. В конце коридора зажигается свет, и Хардин спешит к нашей комнате.
– Ты их разбудила, – сообщает он и кладет меня на кровать.
Я расстегиваю туфли, потирая ноющие лодыжки, и сбрасываю на пол ужасную обувь.
– Это ты виноват! – Я прохожу мимо него и открываю шкаф в поисках чего-нибудь удобного для сна. – Это платье меня убивает! – восклицаю я, потянувшись рукой за спину, чтобы его расстегнуть. Это было гораздо проще сделать, когда я была трезва.
– Вот. – Хардин встает позади меня и кладет мою руку на застежку молнии.
– Какого черта?
– Что?
Его пальцы скользят по моей коже, отчего пробегают мурашки.
– У тебя кожа покраснела от этого платья. – Он прикасается к моим лопаткам и стягивает ткань вниз, пока платье не падает на пол.
– Оно ужасно неудобное, – жалуюсь я.
– Я вижу. – Он обшаривает меня голодным взглядом. – Ничто не заставляет твою кожу так краснеть. Разве что я.
Я вздыхаю. Он пьян, игрив, и в его глазах отражается именно то, что он думает.
– Иди сюда.
Он подходит ко мне совсем близко. Он полностью одет, а на мне только лифчик и трусы.
Я качаю головой:
– Нет…
Я знаю, что должна ему что-то сказать, но не могу вспомнить что. Когда он так смотрит, я едва могу вспомнить, как меня зовут.
– Да, – отчеканивает он, и я делаю шаг назад.
– Я не стану заниматься сексом с тобой.
Он хватает меня за руку, а другой рукой берет меня за волосы, осторожно натягивая их так, что я вынуждена смотреть ему в глаза. Я чувствую его дыхание на своем лице, наши губы – в сантиметрах друг от друга.
– Это почему еще? – спрашивает он.
– Потому что… – Мозг судорожно ищет ответ, а подсознание умоляет его сорвать с меня оставшуюся одежду. – Потому что ты меня рассердил.
– Ну и что? Ты меня тоже рассердила.
Его губы касаются моей кожи, двигаясь вдоль подбородка. Колени мои слабеют, сознание затуманивается.
Наморщив лоб, я спрашиваю:
– А ты почему рассердился? Я ничего не сделала!
В животе у меня потягивает, когда его руки перемещаются мне на задницу, медленно сжимая ягодицы.
– Твоего маленького шоу в баре было достаточно, чтобы отправить меня на хрен в сумасшедший дом, не говоря уже о том, что ты болталась по городу с этим долбаным официантом; ты унизила меня перед всеми, оставшись с ним. – Его тон становится угрожающим, но мягкие губы продолжают двигаться вниз по шее. – Я так сильно хочу тебя, как тогда, в этом чертовом баре. После того, как я увидел, как ты танцуешь, я хотел взять тебя в туалете и трахнуть, прижав к стене. – Он прижимается ко мне, и я чувствую его твердый член.
Как бы я его ни хотела, я не могу позволить ему свалить все на меня.
– Ты… – Я закрываю глаза, наслаждаясь прикосновением его рук и губ. – Ты один… – Я даже не могу сформулировать связное предложение, не говоря уже о том, чтобы произнести. – Остановись.
Хватаю его за руки, чтобы освободиться от объятий. Глаза Хардина вспыхивают, и руки бессильно опускаются по швам.
– Ты меня не хочешь?
– Конечно, я хочу. Я всегда хочу. Я просто… Наверное, я схожу с ума.
– Может, ты сойдешь с ума завтра? – злобно усмехается он.
– Я уже сошла. Мне нужно…
– Тсс!
Он прижимается губами к моим в жестком поцелуе. Губы мои раскрываются, и он проникает между ними, снова натягивая волосы, погружая язык в мой рот, прижимаясь так близко, как это возможно.
– Обними меня, – требует он, хватая меня за руки.
Мне не нужно повторять дважды; я хочу этого так же, как и он. Мы всегда так поступаем, это совершенно неправильный способ, но он не кажется нам таковым, когда все происходит как сейчас.
Я нашариваю пуговицы его рубашки, и он, нетерпеливо постанывая, обеими руками ослабляет воротник, и я их расстегиваю.