Роберта Лэтоу - Ласковый дождь
– Это очень необычный город, я так рада, что оказалась здесь. Я, наверное, никогда бы не приехала сюда, если бы ты не соблазнил меня в «Клэридже». Рашид, сейчас я переживаю лучшие моменты в моей жизни, и я всегда буду благодарна тебе за это. Впрочем, любые слова благодарности за такой дар звучат банально.
– Ты права, но они вполне меня устраивают, – ответил он, и они рассмеялись.
Стоило ей обнаружить, насколько непреодолима сила ее любви к Адаму Кори, как она попросту забыла о существовании Рашида, хотя он все время находился рядом. Тем удивительнее для нее было ощущение эмоционального тяготения к нему. Рашиду удалось снова очаровать ее, подчинить себе, вытравить из ее сознания мысли об Адаме.
Он надеялся, что еще не все потеряно, и он пока обладает сексуальной властью над ней, правда, непонятно, до каких пределов она распространяется. Он был возбужден и полон энтузиазма, поэтому ускорил шаг, подзывая коробейников, разложивших товары перед богатой, праздно прогуливающейся парочкой.
К тому времени, когда они сошли с моста и оказались в квартале Эминону, в руках у Миреллы была охапка красных и черных турецких тюльпанов, а также множество кульков с орехами, изюмом и жареными семечками кабачков. По пути Рашид потчевал ее шербетом, симитом и экзотическим блюдом под названием «соловьиное гнездо» – пахлавой в форме птичьего гнезда с фисташками и медом.
Они шли по булыжной мостовой рыночного квартала, который находился здесь с незапамятных времен, и любовались памятниками и мечетями, укрывающимися в узких лабиринтах улочек, застроенных деревянными домишками с резными решетками балконов и двускатными крышами, которые лепились одна к другой. Теперь, помимо охранников, за ними следовал старый американский «шевроле» Рашида.
Посреди одной из таких улочек Рашид неожиданно остановился и толкнул низкую дверцу на массивных чугунных петлях, едва различимую в стене дома. Мирелла сделала шаг и оказалась в крохотном внутреннем дворике, освещенном одной-единственной свечой в фонаре. Где-то совсем рядом раздавался плеск воды в фонтане. Рашид прижал Миреллу к стене, навалившись на нее всей тяжестью своего тела. Она едва могла рассмотреть его лицо, но почувствовала его поцелуй на своих губах. Он откинул ее голову назад, ухватив за волосы, и страстно поглощал сладость ее языка, шепча нежные слова. В ее поцелуях таилась не меньшая жажда. Он снял с ее шеи шарф и стал целовать одну за другой жемчужины ее ожерелья, но вдруг прервался и, приподняв ее лицо за подбородок, внимательно посмотрел ей в глаза.
Дрожащим от вожделения голосом она ответила на вопрос, который он даже не успел задать:
– Да, я пленница в твоем гареме. Я твоя рабыня и с гордостью ношу это ожерелье, которое стало символом моей рабской покорности. Я полностью в твоей власти и готова разделить с тобой самые недозволенные, извращенные удовольствия.
– Я должен был узнать это прежде, чем начнется твоя первая ночь в Стамбуле, – прошептал он.
Они еще долго осыпали друг друга поцелуями, пока их обоюдное страстное желание несколько не поутихло, после чего они покинули приютивший их дворик, и деревянная дверца бесшумно закрылась за ними.
Адам Кори завтракал с пятью турками из Каты, селения, расположенного в диком труднодоступном районе на востоке страны. Дважды в год он совершал в их обществе восхождения – одно на Арарат, другое на пик Немрут-Даги. За неделю до похода он приглашал их к себе в гости в Стамбул, чтобы обсудить маршруты и угостить на славу.
Страстной любви к восточной Турции и годами, проведенными там на раскопках, он был обязан обилию друзей, которые появились у него в этих краях. Для людей, уроженцев этих мест, было не только почетно, но и радостно разделить успех археолога, который возвращал им древние сокровища, некогда принадлежавшие их предкам.
Они, как обычно, завтракали на мраморной террасе с видом на Босфор, потому что гости чувствовали себя неловко и стесненно в огромном доме хозяина. Адам постарался сделать так, чтобы трапеза выглядела праздничной: стол ломился от яств, а поскольку гостям религия запрещала употреблять алкоголь, в их распоряжении было достаточное количество гашиша. Они вели неспешную застольную беседу о прошлых приключениях и о тех, что ждут их в недалеком будущем. И когда Адам увидел своего управляющего Турхана, спешившего к столу явно с какими-то новостями, он ни на секунду не усомнился в том, что эти новости будут хорошими.
Звонили из Лондона. Адам подошел к телефону в садовом павильоне, а когда, поговорив, повесил трубку, несколько минут просидел неподвижно в глубокой задумчивости. Бриндли Риблсдейл просил его о встрече. Он был обеспокоен некоторыми обстоятельствами дела о наследстве Оуджи, и поэтому собирался в Стамбул. Он просил Адама предоставить ему возможность проконсультироваться с ним, и они наметили время их встречи.
Когда Адам уже возвращался к гостям, телефон зазвонил снова. Это опять был Бриндли:
– Не знаю почему, но мне кажется, что тебе надо это знать: Мирелла Уингфилд в Стамбуле, в гостях у человека по имени Рашид Лала Мустафа.
Бриндли тут же повесил трубку после этого лаконичного сообщения, и Адам невольно улыбнулся, представив, какое смущение пришлось преодолеть его приятелю. Впрочем, судя по тону, у Бриндли камень с души свалился после того, как он отважился на этот звонок.
Глава 18
Мирелла, Рашид и еще полдюжины его друзей пребывали в нирване после обильной трапезы, возлияний и убаюкивающего действия наркотиков. Мужчины курили кальян, а женщины, которым обычай не дозволял делать это публично, – сигареты. Наркотическое опьянение, традиционный восточный способ убежать от реальности, давало ощущение безвременья и позволяло раствориться в волнах собственных фантазий, невзирая на то что переполненный в это время ресторан гудел как растревоженный улей.
Рашид наклонился к Мирелле и прошептал ей на ухо:
– Ода-Лала.
Затем повторил то же самое своей соседке с другой стороны. Мирелла видела, как красавица черкешенка передала эти слова дальше. Они обошли всех по кругу и вернулись к Мирелле. Она знала, что слова эти означают «хозяин ложа», но какой смысл вкладывался в них именно сейчас, не понимала. Не успела она опомниться, как вся компания поднялась и, рассевшись по машинам, помчалась в сторону «Крытого рынка». Там какие-то люди окружили их плотным кольцом и повели в глубь рынка, который производил впечатление города в городе. Фуад и Дауд все время находились на шаг позади Миреллы и Рашида, зорко оглядываясь по сторонам.
Вдоль бесконечных переходов и извилистых улочек тянулись ряды маленьких магазинчиков. В одних толпились покупатели, другие давно опустели. Они миновали кафе, чайный домик, ателье, банк, полицейский участок и даже информационный центр для потерявшихся туристов. Линии этого огромного торгового города носили исторические названия: Тюрбанный ряд, Сандаловый ряд.
