Наталия Рощина - Игра теней
– В Мельбурне вас ждут? – Род не хотел задавать этот вопрос, но он сорвался с языка.
– Да, муж, – прямо глядя ему в глаза, ответила Сима.
– Вы ничем меня не удивили. Такая женщина не может быть свободной, – улыбнулся Род. – И всетаки я надеюсь, что вскоре вы позвоните. Я буду ждать. Вы очень понравились мне, Сима. Боюсь, что я даже влюблен.
Она ничего не ответила на это откровенное признание и теперь очень сожалела об этом. Все это время она вспоминала глаза Рода: они сияли огнем страсти, восхищения, притягивали. Симе было не по себе оттого, что это вообще происходит с ней. Но с другой стороны, именно эта сумасшедшинка придавала остроту ощущению. В последнее время она потеряла способность удивляться, радоваться, позволив состоянию безразличия и раздраженности сменять друг друга. Или это было предвестием неожиданного знакомства, которое не выходило у Симы из головы? Может быть, это совершенно естественное состояние разлада с самой собой, окружающим миром, когда ты не знаешь, чего хочешь и отчего так тошно просыпаться каждое утро? Все станет на свои места, как только произойдут перемены.
Сима заерзала, разбудив Олега. Он сонно потянулся и сразу попытался нащупать часы, лежавшие на тумбочке. Поднеся их близко к глазам, положил на место и только после этого повернулся к Симе.
– Доброе утро, – улыбнулся он, прищурившись.
– Привет, – буркнула Сима, закрывая глаза.
– Что не спится?
– Не знаю.
– Зато я знаю, – Олег взял с тумбочки очки, привычным движением надел их. – Не пора ли нам поговорить, любезная моя Серафима Львовна?
– О чем? – насторожилась она, но глаз не открывала. Она попыталась расслабить каждую мышцу лица, чтобы оно не выражало ничего, абсолютно ничего.
– Мы начали новый год не так, как обычно. Провожали не так, как обычно, и продолжаем находиться в каком-то странном состоянии недоговоренности. Конец января. Я ждал, что ты найдешь в себе смелость начать разговор, но ты предпочитаешь изводить себя и меня. Почти месяц я не узнаю тебя. Ты изменилась, очень изменилась, Сима. Мне трудно переносить твое настроение. И еще мне до чертиков надоело играть роль слепого, глухого и немого, – в голосе Пырьева появились нотки раздражения, что бывало очень редко. – Давай начнем с правды сегодняшний день. Ты согласна?
– Не понимаю, чего ты хочешь, – вяло ответила Сима. Она все-таки открыла глаза, поднялась и включила кондиционер: жара с самого утра вступала в свои права. Одернув футболку, в которой спала, Сима соизволила посмотреть Олегу в глаза. – Ты не нашел себе более благодарного занятия по утру?
– Сима, это на тебя не похоже, – Олег тоже поднялся, застелил постель под пристальным взглядом жены. – Я всегда уважал тебя за то, что ты и ложь были понятиями несовместимыми.
– В чем же я солгала тебе? – расчесывая отросшие до короткого каре черные волосы, поинтересовалась Сима. Она была даже рада этому разговору, но все-таки из необъяснимого упрямства не желала признавать, что ждала повода для него. Оказывается, Олег давно стремится к выяснению отношений. Отношений, которые превратились для обоих в изощренную пытку, испытание на выдержку.
– Я хочу понять, что с тобой происходит, что с нами происходит?
– Ничего не происходит.
– Первая ложь и, отдаю тебе должное, прозвучала вполне убедительно, – Олег надел футболку, шорты и направился на кухню. Включив электрический чайник, он достал с полки две кофейные чашки, насыпал в них по ложке сахара с горкой. Сима остановилась в проеме двери, наблюдая за отточенными движениями мужа. Это в его обязанность входил утренний кофе с тостами, но она никогда не поднималась, чтобы посмотреть, как он с этим справляется. – Что замолчала?
– Сегодня выходной, я бы не хотела испортить себе настроение с утра, – сказала она, когда готовые тосты уже лежали на тарелках, а от чашек с кофе поднимался пар, – себе и тебе тоже.
– Мне что воскресенье, что среда, когда у тебя такое лицо, – резко ответил Пырьев.
– Хорошо, – Сима села за стол. – Что тебя интересует?
– Ты разлюбила меня? – спросил Олег и, улыбнувшись, посмотрел на жену.
– Я? Тебя?.. – она не ожидала такого прямого вопроса.
– Да, ты – меня.
– Пырьев, это глупо, – отхлебнув обжигающий кофе, заметила Сима.
– Глупо терпеть присутствие друг друга. Если ты со мной только потому, что считаешь себя обязанной из-за отъезда, то не стоит. – Олег, вопросительно глядя на Симу, вытащил из пачки сигарету, протянул ее ей. Она молча взяла сигарету, закусила ее в зубах, слишком крепко зажав фильтр. Олег поднес зажигалку к дрожащему кончику ее сигареты и прикурил сам. – Я взрослый человек и, заметь, мужчина. Поэтому никогда бы не дал уговорить себя на авантюру. Я был уверен в успехе.
– Ты оказался пророком, – усмехнулась Сима.
– Я перестал понимать твои интонации. Ладно. Давай ближе к делу. Я все пойму, только без вранья и долгих вступлений.
Сима поняла, что это должно произойти или сейчас, или никогда. Она подбирала слова, чтобы лучше объяснить свое состояние, перемены, произошедшие с ней.
Она сидела, помешивая ложечкой давно растворившийся сахар, не ощущая, как слезы бегут по щекам. Ей вдруг стало невыносимо жаль Пырьева, которого она затащила на край света, а теперь собиралась безжалостно бросить, а ведь собиралась.
– Я полюбила другого мужчину, – Сима произносила слова, а они не желали сходить с языка и застревали у нее в горле. Кажется, даже голос стал другим – это был не ее голос. Это вообще была не она.
– Когда ты это поняла? – Олег выпускал дым, наблюдая, как серое облачко медленно растворяется в пространстве кухни.
– Недавно. Я не знаю, как это получилось. Сама от себя не ожидала, – глубоко вдохнув дым, она задержала его в легких. Это была спасительная пауза, за время которой она должна подобрать нужные слова.
– Не нужно ничего объяснять, – Пырьев смотрел на Симу, и она не видела в его взгляде ни злости, ни ревности. В них была грусть, тоска. Она была зеленая, именно зеленая, хотя за стеклами очков были привычные глаза совсем иного цвета. Однако именно в этот момент Сима отчетливо поняла, что тоска может быть только зеленой. Не голубой, как бескрайнее небо, не красной, как сама любовь, не желтой, как неуловимый солнечный зайчик, а именно зеленой – цвет безразличия и глубокой депрессии, засевшей там, где никто кроме ее хозяина не может ее прочувствовать до конца и помочь тоже не может.
– Олег, нам нужно что-то решать, – Сима нашла в себе силы продолжать.
– Как скажешь, так и будет, – он оставался внешне абсолютно спокойным, хотя только он сам знал, чего ему это стоило. Еще несколько дней назад Пырьев сказал себе, что в любой ситуации они должны поступать, как цивилизованные люди. Он следовал данному обещанию, хотя применить его к возникшей ситуации было очень непросто.
