Немного о потерянном времени (СИ) - Шабанн Дора
Невероятно довольные собой, гости и старший сын с семьей, расходились уже в глубине густой декабрьской ночи.
Счастливые.
Еще и Влада по дороге встретили.
Сил на доверительные беседы с мужем у меня после столь активного вечера не было, поэтому отправилась я спать, выдав Владу его ужин.
Следующий день был полон рабочей суматохи, сессия надвигалась стремительно, посему, прибыв домой, я мечтала о тишине и покое.
Не сложилось.
Вместо дорогого супруга, распахнув дверь, я узрела того, кому лучше было бы мне на глаза не показываться. Потому что мой носик, как и у Фриды Бок с Фрейгатен — также хорош в любую погоду. Ну и кровь я пролить очень даже могу.
— Привет, неласковая хозяюшка. Ужином-то хоть угостишь?
— Ваша наглость, Степан Тимофеевич, не влезет в нашу дверь.
Заржал весело:
— Не волнуйся, мы с Владом договорились сегодня дела у вас обсудить, просто получилось чуть раньше приехать.
— Какое счастье, — пробормотала, отходя в сторону и набирая мужа по сотовому.
Занято.
Да, естественно.
Заглянув к Нику, который увлеченно рисовал детскую полосу препятствий для себя и схему ловушек во дворце принцесс, как требовали от него Айка и Селена, вернулась на кухню.
Как не ко времени вылезла из глубин памяти Вера Павловна: «Гость — это важно. Званый или нет — приглашай к столу».
Не к добру я ей вчера звонила, не к добру.
Пока я в голове перебирала значимые для матери и абсолютно пустые для меня новости, что она вывалила вечером за получасовой монолог, Степан устроился за торцом стола так, будто решил здесь зимовать. Ну и дорогу мне из кухни перекрыл, зараза.
И, конечно же, он не молчал:
— Лежал я там, в одиночестве, Ритуля. Думал-думал, смотрел по сторонам. И понял, что ошибаешься ты, невозможная женщина!
— И в чем же? — ну, зачем опять-то начинать?
Ведь я была очень конкретна в своем посыле, ежки-плошки.
Кормить я его одного не буду, а чаю с разными десертами можно и подать.
Сердито загремела мисочками, чашками и подносом.
Но Степан Тимофеевич женат никогда не был, и опыта распознавать эмоции женщины по тому, как звенит в ее руках посуда, не имел.
А жаль.
Сбежал бы в ужасе, потому как я натурально громыхала.
А он вместо этого разливался речкой в половодье:
— Знаю я, женщинам нужны эмоции, впечатления, переживания. Все это обеспечу тебе с горкой, — улыбнулся широко и насмешливо.
Пресвятые Просветители, вот только дополнительных переживаний мне и не хватало на старости лет.
Не успела я подумать: где же Агату эту черти носят, когда она нужна, или хотя бы Мадину с её наполеоновскими планами бы сюда, как на кухне появился спасатель.
Младший.
Никитос подошел совершенно бесшумно, а когда он оказался чётко за спиной Степана Тимофеевича, я изо всех сил жахнула об стол перед гостем металлическим подносом с кучей маленьких пиал для варения, мёда, орехов и цукатов. Естественно, непустых.
На всю жизнь зрение и память запечатлели и сохранили для меня эпическую картину.
Вот Никита взмахивает тяжелой дедовой шахматной доской, замирает в максимально высокой точке, и обрушивает дубовую семейную реликвию со всей силы на затылок Степана Тимофеевича.
Доска дубовая трескается и разлетается в стороны, Степан валится на пол.
Сын недоумевает.
Я охреневаю.
Занавес.
Пока профессорское семейство Ланских-Коломенских опять забыло,
что «нужно разговаривать с людьми», вот вам счастливые молодожены:
Глава 62
Влад
Да, мало я в последнее время бываю дома. Не к добру это, естественно, но пока изменить ситуацию нельзя.
Мы с Изосимовичем приложили массу усилий, чтобы защитить мою семью от всей грязи досудебных разбирательств и моих жутко токсичных родственников.
Возможно, перемудрили, не зря же Айкин отец, периодически появляющийся у следователя, оглядывал нас хитро, кивал каким-то своим мыслям и усмехался.
Каждое столкновение с Ланскими было наполнено сплошными: «Ты должен — должен — должен, немедленно исправь… вечно от тебя одни проблемы… Ты нам обязан…»
Все речи исключительно в таком духе.
Нет, пусть моя Королева обижается, но пачкать ее в этом дерьме я не согласен.
Слушаю долетающий отдельными фразами приговор. Понимаю, что «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» превратилось в «непредумышленное по неосторожности». И за это Дина и Анна получают всего по три года в колонии общего режима и могут еще и обжаловать его в Верховном суде.
Кошу глазом: Владлен зол, скрипит зубами. Он готовился и рассчитывал на другой исход, но вышло так.
Внимательно наблюдаю за теми, кто сыграл в моей жизни такую значимую отрицательную роль.
Анна, бледная, с расширившимися от недоверия глазами, Дина в слезах, бормочущая что-то своему адвокату. Мать моя, страшная женщина, в истовом отрицании мотающая головой и Лев Владимирович, рычащий в сторону покидающих зал заседаний судьи и прокурора:
— Как вы смеете? Моя дочь в тюрьму не сядет!
А тут проходящий мимо них недовольный Владлен, желающий хоть как-то выразить своё несогласие со слишком мягким приговором, бросает ему:
— Так, ваша и не сядет. Вы же знаете, что Владимир Львович вам сын, а вот Анну госпожа Ланская родила от кого-то другого.
Изосимович с мордой кирпичом шествует дальше, как ни в чем не бывало, а Ланской впадает в ступор. Потом орет так же громко, как и до этого:
— Ложь! Бред! Клевета!
Ну, такой поклёп следаки не терпят:
— Не надо песен. Я сам запрос составлял и с результатами ознакомился. Три независимые экспертизы сделали, так что я за свои слова отвечаю. В отличие от вас.
А после я наблюдаю, как длань Господня являет себя миру.
Мой биологический отец хватается сначала за горло, потом за сердце, а после валится на стоящий неподалёку стол. Женщина, что когда-то дала мне жизнь, а потом с огромным энтузиазмом семь лет превращала её в кошмар, всплескивает руками, зовёт на помощь, бросается к побледневшему и задыхающимся мужу.
Прибывшая скорая предполагает инсульт.
Я морально удовлетворен и с относительно спокойными нервами отбываю в Универ.
Увы, и на работе у нас тоже вагон всего срочного накопился.
Только успевай грести.
Лопатой.
Марго устаёт очень. Я забрал у нее максимум из возможной нагрузки, но в отпуск сейчас она и сама не пойдёт, и руководство не пустит: сессия, бл*.
Шефу с его симпатией со временем проще не становится, поэтому я даже наплевал на воспитание и сходил «потолковать», ибо мужика реально жалко.
И командировка еще эта дурацкая, а не поехать нельзя — приглашение из самого Минобра.
А хищницы в столичной науке такие, что мне порой страшно. Как сказать Марго о предстоящей командировке не представляю.
Вечером спешу домой еще и потому, что сегодня к ужину Степан должен притащиться.
Заходя в квартиру, хлопаю дверью. Звук какой-то странный: слишком звонкий. Ну да ладно, не до него сейчас.
Тишина стоит подозрительная, а потом вдруг Королева моя где-то тихонько ойкает.
Метнулся на кухню и охренел.
Стоит посредине Душа моя, а под ногами у неё Степан Тимофеевич валяются. Вот ведь не живётся же гаду спокойно. Только из больницы вылез и опять за старое?
От обалдения, не иначе, я с порога брякнул:
— А мне в понедельник в Москву на пару дней на конференцию надо.
— Можешь ехать хоть сейчас и вот этого товарища забирай, — меланхолично заявила супруга, осторожно ножкой отпихивая от себя тело.
Тут неожиданно встрепенулся Никита:
— Что это ехать? Куда, блин? Вы же с Русом говорили, что теперь все отцовы командировки только с тобой?
Марго поводит плечом и так, увещевающе, говорит младшему: