Касандра Брук - Милая Венера
Остается всего три. № 8 — самый сумбурный. Луизы, жены портретиста, мистической уродины, которая снабжает меня необходимой литературой и носит навозного цвета юбки-макси, вызывающе домотканые. Ее сад — это место глубоко спиритуалистской значимости. Он содержит два раритета: боярышник (Иосиф Аримафейский?), подпертый кольями, точно старый калека на костылях, и вырезанная из дерева фигура (пол определению не поддается), простирающая руки к небесам; Нина называет ее „Женщина, навешивающая занавески в ванной“, и теперь я способна думать о ней только так.
Я нагоняю на тебя скуку. Рут? Или ты упиваешься этим, как я? № 9 тебя обворожит. Он — Морис, какой-то рекламный магнат, который с ревом уносится рано поутру в своем „ягуаре“, очень красивый, но по-противному. А вот она такое угнетенное создание, какое только можно вообразить. Хотя почти красавица, за покровом вечной унылости. И она непрерывно извиняется, и ты невольно спрашиваешь: за что? И она опять извиняется. За свои извинения. Затем в уголках ее рта возникают морщинки напряжения. О Господи!
Зовут ее Лотти. Думаю, мне придется взять ее в руки. Как-нибудь напою ее и выясню, — что проис-» ходит, или, вернее сказать, не происходит. Во всяком случае с ней. Ну а сад — пусто, пусто, пусто.
Не считая останков трех завядших кочанов. Я прохожу мимо почти каждый день и думаю об этой увядшей жизни и о том, что жизнь эта могла быть моей. На меня накатывается волна грусти, а затем — гнева. Когда слезы проливаются так публично, это отчаяние или самопоздравление? Не дать ли Лотте почитать «Женщину-евнуха»? Так и слышу ее вздох и слова: «Да, конечно, но что я могу? Мне надо думать о детях». Вечное оправдание — дети, верно?
А теперь № 10, экзотическая Аманда со скрипкой и вздымающейся грудью. Я тебе уже писала про Ах-махн-дах. Вряд ли есть нужда описывать тебе ее сад, но тем не менее. Хладнокровно, начиная слева. Только сумею ли я воздать ему должное в духе программ по искусству по ящику. В первую очередь взору является изысканный цветник из камней и разровненной граблями гальки в японском стиле. (Для создания настроения.) Затем волшебный лес из бонсаев каждое деревце извивается в миниатюрной смертной агонии. А если ты благополучно вынесешь это испытание, тебя ждет освежающе вдавленный в землю садик, выложенный плиткой с любезной подачи «Альгамбры», а в нем — круглый прудик с золотыми рыбками. (Ну, как тебе мой литературный дар? И кстати, тут неподалеку гнездятся цапли и, видимо, взимают порядочную дань С этих деликатесов).
Но это еще отнюдь не все. Справа на стройном стволе произрастает большой марлевый мешок, что несколько портит общий художественный эффект.
Я тактично осведомилась у Аманды, что это за оригинальный раритет. Она звенящим голосом объяснила, что это некое цветущее деревце восточного весьма аристократического происхождения, и оно нуждается в защите от климата W4. Но какой от него толк, если его держать в мешке, слегка съязвила я. Ах, нет-нет, заверила она меня: в апреле оно будет освобождено, и, милочка, благоухание разольется бо-жест-вен-ное. «А хулиганы до него не доберутся?» осведомилась я. Тут она продемонстрировала мне особую систему сигнализации, включающую сирены и прожектора, а также напрямую соединенную с ближайшим полицейским участком. Я удивилась: но почему не с Ботаническим садом Кью? Она как будто рассердилась.
Боюсь, я заболталась, так что завершу сию сагу и… черт! Мне надо отправляться за покупками. Панно почти завершено. Билл (архитектор) очень мило его хвалит. И поддразнивает меня, так как я всегда пою, когда держу в руке кисть. Я решила, что он на самом деле очень даже привлекателен. Нина говорит, что в постели он хорош.
Ну, пока довольно. У-у-у-у! Я счастлива.
С любовью. С любовью. С любовью.
Джейнис.
Р.S. Перечитывая, я удивилась себе. Ты замечала, как бойко женщины, которым за тридцать, впадают в вульгарность? В частности, я.
Д.
НОЯБРЬ
Дамаскину 69
Неаполис
Афины
7 ноября
Милая Джейнис!
Нас так просто голыми руками не возьмешь — как видишь, мы тоже обзавелись нашим собственным жильем.
Но послушай, какое на меня наложено заклятие: я осуждена жить по адресам, которые напоминают мне о предыдущих, которые я предпочла бы забыть. Дамаскину явно имеет отношение к Дамаску (конечно, если это не какой-то прославленно неизвестный греческий философ, их ведь тьма-тьмущая). Ну а что до номера 69, то чем меньше о нем упоминать, тем лучше, даже в письме к тебе.[4]
Как бы то ни было, если ты помнишь Афины, то знаешь, что район Неаполис — это оборотная сторона горы Ликавитос, а казовая — Колонаки, где наш посол проживает среди судовладельцев, арабских террористов, любовниц большинства членов греческого кабинета и полных штатов тех посольств, чьи правительства платят своим дипломатам достаточно для прожиточного минимума. Британцам приходится обходиться трущобами, однако отсюда близко до археологического музея — истинная радость в те времена года, когда рюкзачники и овцы под водительством гидов отправлялись восвояси, а охранники почти вежливы, хотя и не всегда бодрствуют.
Этот город не выигрывает при более близком знакомстве, но мы с Пирсом ведем переговоры об аренде загородного домика в горах над Коринфским заливом на субботы и воскресенья. Жалкая лачужка без водопровода, но она позволит Пирсу предаваться своей английской эксцентричности и бродить в шортах в поисках редких горечавок и заурядных орхидей. Я не стану возиться в саду или коллекционировать местные режущие глаза домотканые изделия, поверь мне. А буду читать поучительные книги писателей вроде Апдайка и Маркеса и напиваться. И когда они мне надоедят вместе с Пирсом, я намереваюсь путешествовать. То есть путешествовать я буду много, так как Пирс мне надоедает очень легко, а поучительные книги всегда пробуждают во мне жажду странствований, показывая, как безнадежно мало я знаю о большом мире. Беда в том, что в путешествия я беру с собой самые НЕпоучительные книги и тороплюсь вернуться в убеждение, что пусть уж лучше Пирс мне надоедает, чем читать их. Короче говоря, я капризная дилетантка и не собираюсь меняться.
Ну, ты задала мне несколько нелегких вопросов о браке, открытом и закрытом, и так далее.
После стольких лет ты спрашиваешь меня! До чего же ты иногда бываешь серьезной. Хотелось бы мне припомнить подходящую цитату и подсунуть ее тебе: понимай, как знаешь. Рассказываю ли я Пирсу все? Нет, разумеется, нет. Он, конечно, хладнокровен, но все-таки не кусок льда. Рассказываю, когда это не имеет значения или когда можно обратить все в шутку — задним числом секс может выглядеть очень потешно. Или, когда я знаю, что это его возбудит. Это плюс — ну, как смотреть видео, в котором участвуешь сама. Иногда он отвечает мне тем же, и я дико ревную и готова тут же прыгнуть с ним в постель. Я вот что имею в виду, Джейнис: надо чувствовать себя абсолютно уверенной, чтобы играть в такие игры. И я чувствую. Но, кроме того, я знаю, что иссохну, если больше никогда не смогу заниматься любовью ни с кем, кроме моего мужа. Словно меня приговорят до конца моих дней питаться исключительно гамбургерами и чипсами. (Нет! Пирс больше, похож на бифштекс с соусом «тартар».) По закону Рут, брак должен быть искусно сотворенным компромиссом, и искусство — половина веселья.
