Марджери Хилтон - Цена прощения
— Охотно верю. И флаг ему в руки, как говорится. — На его губах появилась добродушная улыбка. — Так ты все-таки понимаешь, что бизнес — это чисто мужское дело?
— Что касается «Черингфолдс» — вне всякого сомнения.
Герда взяла папку и протянула ему руку:
— Спокойной ночи и спасибо, что подвез.
Джордж не шелохнулся.
— Мне кажется, ты что-то забыла.
— Не думаю.
— Тебе не интересно, как дела у Стюарта?
Она побледнела:
— Как будто ему от этого станет легче. — Ее вопрос прозвучал еле слышно: — Как он?
— На всю жизнь остался калекой. Если ты помнишь, врачи никогда и не верили, что он поправится.
— Я все помню.
Укоряющие нотки в его голосе вновь вернули Герду в состояние боевой готовности.
— Неужели? А я думал, память не твой конек.
— В этом немалая доля и твоей вины. Согласись?
Кое-как справившись с дверцей, Герда выскочила из машины и, нагнувшись, почти истерически прокричала:
— Я что, должна встать перед тобой на колени и вымаливать прощение за то, в чем абсолютно не виновата? Или, может быть, из вежливости непрестанно посылать в ваш адрес слова сочувствия? Кому от этого станет легче?
Блэк наклонился, чтобы захлопнуть за ней дверцу. Холодный блеск глаз обжег ее.
— Да, ты права. Легче никому не станет. Но теперь я вижу, что ты никогда особо и не переживала.
В молчании ночи стук захлопнувшейся дверцы прозвучал словно выстрел. Мотор взревел, и как будто пара злых глаз, разрезая светом темноту, сверкнули фары. Машина неторопливо двинулась в сторону шоссе и исчезла за поворотом. Вновь стало тихо.
Герда окончательно пришла в себя только в лифте. Войдя в квартиру, она почувствовала непреодолимую слабость и, не раздеваясь, упала в кресло. Манто соскользнуло с плеч. Герда попыталась собраться с силами и встать. Очень хотелось выпить. Ее знобило, хотя в квартире было довольно тепло. В то же время она подсознательно продолжала лихорадочно анализировать все, что произошло вечером. Как будто бездушная техника вновь прокручивала только что снятый фильм: Джордан за стойкой бара, за столом напротив нее, полный укора взгляд синих глаз… Герда была уверена, что спустя три года он не сможет так властвовать над ней. Но она ошиблась.
Сидя в кромешной тьме, Герда пыталась успокоиться, внушая себе надежду, что к среде Ховард обязательно поправится и ей не придется опять встречаться в Блэком. Это был бы еще один шанс забыть о прошлом.
Но в глубине души она понимала, что от судьбы не уйдешь, и хрупкая надежда рушилась, лишая ее сна. Без сомнения, Джордан Блэк так просто не оставит ее.
Глава 2
Пасмурным субботним утром Герда проснулась с тяжестью на сердце — приснился кошмар. Дурное предчувствие не покидало ее. Женщина подошла к зеркалу. Что и следовало ожидать — синие круги под глазами и нездоровый, сероватый цвет лица. Заставив себя поесть, Герда взяла газету, чтобы хоть как-то скоротать время до девяти, когда можно будет позвонить Ховарду.
Ровно в девять она набрала номер, но на том конце провода не отвечали. Может, боли прекратились только утром, и сейчас он спал, а миссис Сандерс, его домохозяйка, скорее всего, ушла за покупками. Необходимо как можно быстрее сообщить Ховарду о состоянии дел, но стоит ли беспокоить его лишний раз? В нерешительности Герда слонялась из угла в угол. А вдруг он волнуется, ждет новостей? Через полчаса Герда все-таки решилась позвонить. Но только рука потянулась к телефону, как тот вдруг задребезжал пронзительно и призывно. Она отдернула руку. Может, это Ховард сам решил позвонить ей…
Схватив трубку, Герда выкрикнула его имя. На нее обрушился прерывистый, взволнованный поток слов. Герда слушала с расширенными от ужаса глазами.
— Не может быть, — пробормотала она.
Женщина почувствовала, что силы покидают ее, и медленно опустилась в кресло. Звонила миссис Сандерс. Вчера поздно ночью у Ховарда случился приступ и его отвезли в больницу. По-видимому, он очень плох.
Герда попыталась взять себя в руки. Ей стало нестерпимо стыдно за свое вчерашнее нытье. Ховард ужасно болен. Гораздо серьезнее, чем она предполагала. По сравнению с этим ее проблемы с Блэком просто ничтожны. Хотя миссис Сандерс уже справилась в больнице о состоянии Ховарда, Герда не смогла удержаться, чтобы не позвонить и лично не узнать обо всем.
Неторопливо — деловитый тон сестры ужасно раздражал, — пытаясь говорить вежливо, Герда объяснила, кем она приходится Ховарду, но, вспомнив, что в большинстве больниц сведения о состоянии пациентов дают только родственникам, нервно добавила:
— У мистера Дюррела нет близких родственников, за исключением сводной сестры, которая живет в Шотландии.
В трубке послышался все тот же спокойный голос:
— Понятно. Ну что я могу сказать?.. Вчера ночью ситуация была почти критической.
— А сейчас?
— Он все еще очень плох, миссис Мэнстон, но, по крайней мере, ему удалось уснуть.
— Могу я его навестить? Ну пожалуйста…
— Одну минуточку…
Какое-то время были слышны только приглушенные голоса, потом как будто кто-то хлопнул дверью, и снова раздался голос сестры:
— Да, вы можете навестить его сегодня днем. С двух до четырех. Когда придете, обязательно спросите меня.
Не обращая внимания на командную интонацию, Герда поблагодарила медсестру. Часы для посещений строго установлены, значит, все не так плохо. Четыре года назад, когда мать лежала при смерти, Герде разрешали проводить у ее постели сутки напролет. Значит, жизнь Ховарда вне опасности.
Как назло, время тянулось еле-еле. Неопределенность сводила с ума. Ровно в час Герда поехала в больницу. «Брать с собой ничего не буду. Ему сейчас не до еды или книг. Если только миссис Сандерс забыла привезти что-нибудь из личных вещей: запасную пижаму, туалетные принадлежности, бритву?.. Но в любом случае это может подождать. Сейчас главное — увидеть его», — думала Герда.
Хотя Герда настроилась на худшее, но, войдя в палату, она некоторое время не могла оправиться от потрясения. В какие-то несколько часов недуг превратил крупного, дородного мужчину в обессилевшее, полуживое существо. Голова неподвижно лежала на подушке, а лицо было такое бледное, что почти сливалась с наволочкой. У изголовья стояло устрашающее количество капельниц. И, как всегда, бессменная стерильно-белая больничная простыня, без единой складочки облегающая исхудавшую фигуру. Не важно, кто ты, сколько тебе лет, сколько у тебя денег. Вообще ничего не важно. Стоит тебе заболеть — и эта вечная простыня полностью обезличит тебя.
