Вера Копейко - Аромат обмана
Лилька была готова к этому, но ее готовность была другая, не такая, как его…
Он повалил ее на кровать и навалился. Лилька, давно занимавшаяся таким видом спорта, увернулась.
Он настигал ее, казалось, вот-вот Костя возьмет вожделенное. Но Лилька ужом ускользала от него.
А потом в замке раздался скрежет ключа, Лилька с облегчением почувствовала — в предощущении опасности его желание быстро остыло…
Ах, как она ждала этого скрежета ключа!
— Лилит! Это я! — крикнула от порога Евгения. Она влетела в комнату, сбросив туфли на ходу. — Ты представляешь… — начала она. И осеклась.
Она увидела две головы на подушке — рыжеватую и темноволосую. Они прижаты друг к другу так тесно, словно сросшиеся головы сиамских близнецов.
А потом молчание на троих… Недолгое.
Нарушая тишину громким воплем, Костя вылетел из постели. Закружил по комнате, точно сова, ослепшая от дневного света. Он не мог найти одежду — перед тем как кинуться на Лильку, он все сорвал с себя и раскидал, не глядя. Лилька видела: на подоконнике майка, а под столом — трусы.
Наконец парень сдернул плед с кресла и завернулся в него.
Евгения смотрела на Костю молча. Она уже видела его таким, в большом куске ткани. Это было далеко отсюда, на пляже, когда она дала ему свое ярко-синее парео, а он менял мокрые плавки на сухие…
Плед соскальзывал с потного тела, Костя подхватывал его, но тот снова соскальзывал…
— Я не знаю, почему! — закричал он. — Евгения, ничего не было! — Круглые глаза с недоумением смотрели на девушку, потом он снова кричал: — Это просто… Ну, я не знаю…
Мужчине трудно объяснить женщине, почему он лежит голый в постели с ее подругой…
Евгения не проронила ни слова. Когда он оделся, она выпрямилась, вздернула подбородок, тряхнула волосами так, что они закрыли пол-лица, и тихо сказала:
— Уходи.
От ее голоса даже у Лильки пошли мурашки по телу, которое она плотно обернула простыней. Она то ли не знала, где лежит ее одежда, то ли из солидарности с Костей.
Он тоже услышал в голосе девушки что-то такое, от чего все слова показались бессмысленными и совершенно ненужными. Костя открывал рот, потом закрывал его. Затем открывал и закрывал портфель, словно в его глубинах тщился найти объяснение происшедшему.
Наконец он взял свой портфель, тихо открыл дверь и так же тихо закрыл ее за собой.
Евгения ушла в ванную, долго стояла под душем, будто смывала липкую грязь. Когда она вернулась, Лилька смотрела в окно на кухне. Не оборачиваясь, бросила:
— Я сделала то же, что всегда. Понимаешь?
Евгения молча кивнула, наливая себе чай. Через мгновение ответила:
— Понимаю.
4
Но на самом деле она не понимала. Себя. Как могла не заметить, что между Лилькой и Костей что-то есть? Ведь не просто так, от нечего делать, они кинулись друга на друга? Значит, пропустила, не увидела очевидное.
Евгения ворочалась на кухонном диване, стараясь не скрипеть пружинами. Она долго читала и не хотела мешать Лильке, которая легла в одиннадцать.
А если Лилька устроила свой обычный трюк? Но он! Но Костя! Выходит, она, Евгения, для него просто никто?
Рыдания подступали к горлу, но она не позволяла им вырваться наружу.
Они с Лилькой не обсуждали происшедшее, казалось, их отношения остались прежними. Сегодня днем они говорили о том, когда и как начнут работать у Ирины Андреевны.
— Снова вместе, да? — голос Лильки был полон энергии. — Феромоновые приманки — это ведь черт знает что! Ты представляешь, если Ирина Андреевна все-таки захочет соединиться с парфюмерами, то тогда… — Казалось, ей не хватает слов, чтобы выразить свой восторг.
— Но уже есть духи и туалетная вода, кремы с феромонами, — сообщила Евгения. — Я видела рекламу.
— Правда? Не слышала.
— Мама считает, что все это так, чепуха. — Евгения поморщилась.
— Но то, что она делает, ведь вовсе не чепуха! — Лилька сказала с таким жаром, что Евгения удивленно взглянула на нее.
— Ты что имеешь в виду?
— Как что? — Крошечная пауза. Потом быстрое: — А бега? — На Лилькином лице — крайняя степень удивления и, как будто, облегчение. Но все это Евгения заметила только сейчас, ночью, мысленно возвращаясь к дневному разговору.
— А, ты про них. Но это же насекомые. С человеком все по-другому. Я думаю, бабушка и мама занимались феромонами человека. Не знаю, они проверяли их на людях или нет.
— Нетрудно проверить, — Лилька равнодушно пожала плечами.
Евгения повернулась на бок, диван скрипнул, она закрыла глаза, стараясь удержать слезы.
Костя звонил каждый день. Он встречал ее после занятий, высматривал в дверях библиотеки, укрываясь от ветра за постаментом памятника Достоевскому, слегка завидуя писателю — тот почти сидит, а он стоит часами. Он пытался убедить Евгению снова и снова — он не знает, не понимает, что на него накатило.
Евгения не отталкивала его, она разговаривала с ним, как с обычным знакомым — вежливо, не более того.
А ночами она плакала — так, что хозяйская подушка промокла за эти ночи насквозь. Много раз хотелось вскочить среди ночи, наброситься с кулаками на Лильку, завопить во все горло:
— Что ты наделала! Зачем ты все это сделала?
Но она натягивала одеяло на голову, снова утыкалась в подушку, давала слезам еще большую волю. Она твердила себе: Лилька сделала только то, что всегда. Она проверила Костю. И он не выдержал испытания.
Но зачем, зачем она это сделала? — поднимался протест из самых глубин. Это же мой Костя! Кто ее просил?
«Ты просила сама, много раз», — отвечала на свой вопрос Евгения.
Но то была игра — сперва детская, потом полудетская. Глупая. И поклонники такие — мальчишки. А все чувства — из телевизора, то есть никаких чувств, одни ужимки, жесты, слова.
Евгения допытывалась у самой себя в отчаянии: почему не сказала Лильке, что Костю не надо проверять?
Тоска по утраченному стискивала сердце так сильно, что дыхание перехватывало. Лилька точно знала: Костя любит ее и она его — тоже. Потому что Евгения не скрывала от подруги — только с ним, только при нем она узнала, каково это — испытывать удовольствие от каждого мига жизни. Евгения с удивлением обнаружила: стоит подумать о другом человеке — и все вокруг начинает сиять. Но для этого человека надо любить…
Но он же поддался Лильке!
Евгения больше не могла справиться со слезами. Капли влаги вытекали одна за другой, но еще секунда — их поток не перекрыть, пока сам не иссякнет.
Она приподнялась на подушке, ей не хотелось и в эту ночь спать на мокрой. Потом, прислонясь спиной к стене, вытирала слезы кулаками.
