Вера Копейко - Тобой я стану
Ну и сравнение придумала — она и осьминог. Самой смешно. И потом, почему бы ему не посмотреть на нее? У нее приятная внешность, она хорошо сложена — по крайней мере, так говорят мамины подруги. А потом, улыбаясь, добавляют: «Маргарита — не зрелый плод, но дайте срок…» — и по-особому поднимают брови. В общем, ей вполне уютно в своем теле. Пускай смотрит…
— А что скоро будет, — сказала однажды вечером Люба, поливая себя духами.
— Что? — спросила Рита, слегка морщась. Ее начинала утомлять принудительная ароматерапия «по-Любиному».
— В первое воскресенье октября у нас в школе дискотека. Для всех. Директриса хочет познакомить стареньких и новеньких. У меня тако-ое платье! — Люба закатила глаза. — И еще знаешь что? — Люба спустила ноги с кровати, побежала к шкафу.
Рита смотрела, как она роется в куче пакетов, отыскивая нечто.
— Вот.
Люба держала в каждой руке по длинной тончайшей перчатке. Телесного цвета, длинные, они колебались от ее энергичного дыхания. Рите показалось, что в детской книжке — давным-давно — она видела похожие крылышки эльфа. Только они чуть темнее, чем Любины перчатки.
— А к ним у меня тако-ое платье, — повторила она и снова закатила глаза. — Увидишь, — прошептала Люба.
Перчатки красивые, это правда. Но зачем они Любе на школьной дискотеке?
— Твой… — Рита слегка замешкалась, потом спросила: — Отец подарил?
— Ну да. Он говорит, что из меня должна вырасти настоящая европейская девушка.
— А-а… — неопределенно протянула Рита. — Они все в перчатках?
— Ну… конечно, в таких красивых… Кто откажется… — бормотала Люба, поглаживая то левую, то правую. — А ты в чем пойдешь? — Люба обернулась к шкафу, скользнула взглядом по Ритиным полкам. На них так мало вещей, что они вполне могли уместиться на одной.
— Я? Я пойду в черных брюках, — говорила Рита, — в сиреневой блузке… наверное. Я подумаю.
— Понятно. Черные брюки пока еще никто не отменял, — согласилась Люба. Бросила перчатки на полку, удивив Риту: только что пылинки сдувала, а теперь такой небрежный жест.
Рита отчетливо услышала интонацию телеведущей, которая произнесла точно такую фразу в передаче о моде. Они смотрели ее вместе с Любой.
— Но если хочешь, — услышала Рита глуховатый голос Любы уже из-под одеяла, — я могу тебе что-нибудь дать.
Рита улыбнулась.
— Нет, не надо. Я не ношу чужое.
— Конечно, — с облегчением в голосе подхватила Люба, — мой размер тебе не подойдет.
Иван Гришкин тоже ждал дискотеку, причем с нетерпением. С первого мига, как он увидел Риту, у него зачесались руки: так хотелось погладить ее волосы — светлые, почти белые, настоящие… Никогда он не видел вблизи таких волос. Но не подойдешь на перемене, не скажешь: я хочу потрогать твои волосы. А на дискотеке можно все.
Этот вечер наступил. Большой школьный зал расцвечен разноцветными фонариками, паркет натерт до блеска, сравнимого с блеском льда на катке. Но то, что Рита увидела возле дальней стены, заставило ее замереть. Барная стойка, высокие стулья возле нее — прямо как в настоящем современном клубе. Но кто сидит на этих стульях? Она засмеялась. Первоклашки. Сами залезли или их подсадили? С блаженными лицами они тянули морковный, как она потом узнала, сок из узких бокалов для коктейля.
Первые три танца были общими — танцевали все, кто как мог и как хотел. Первоклашки спрыгнули со своих стульев, возбужденные, они выделывали такие фигуры, что воспитательницы хохотали до слез. Потом они подхватили их и увели.
Теперь в зале остались старшеклассники. Диджей знал, какую музыку хотят поставить.
Иван подошел к Рите.
— Привет, — сказал он. — Ты здорово танцуешь.
— Я занималась гимнастикой, — ответила Рита, слегка краснея. — Целых пять лет.
— У тебя разряд? — спросил он, заставляя ее кружиться.
— Нет, я упала, растянула связки. А потом меня отдали в лыжную секцию. У меня по лыжам первый.
— Правда? Тогда ты приехала в правильное место, — улыбнулся Иван. — Здесь столько снега, можешь кататься с утра до вечера, легко сдашь на мастера.
— Могу, — сказала она. — А ты… поешь, мне рассказывали.
— Ну да. Пою.
— Я когда-нибудь услышу? — Она кокетливо наклонила голову, светлые волосы прикрыли лицо.
Он засмеялся.
— Конечно. У тебя очень красивые волосы, Рита, — сказал он. — Я никогда не видел таких волос… Вблизи. Только в кино или на картинке. Но там они не настоящие. — Он улыбнулся.
— Не настоящие? — Рита удивилась. — Ты думаешь, в кино все в париках?
— Нет, просто они крашеные. Мой отец говорит, что все женщины хотят носить волосы цвета молока оленухи.
— Ох, — фыркнула Рита.
— Ну да, — настаивал Иван. — Такие волосы нравятся мужчинам. — Он улыбнулся. — Мне тоже. Только настоящие. А у тебя настоящие. — Он протянул руку и погладил волосы, которые падали на спину Риты.
Рука обожгла спину еще сильнее, чем взгляд Любы, который устремился на нее. Рукой в перчатке, оттопырив мизинец, она держалась за плечо парня из десятого класса.
— А я, — вдруг осмелела Рита, — я тоже никогда не видела вблизи таких черных волос. Они жесткие? — Она протянула руку и прошлась по ежику волос.
— Ну и как? — тихо спросил Иван.
— Интересно, — уклончиво ответила Рита. — А еще интересней услышать, как ты поешь.
— Приходи завтра в четыре. Будет репетиция концерта для спонсоров.
— Приду, конечно.
— Галина Даниловна, наша директриса, говорит, что каждый может что-то предложить для концерта. Ты слышала, они приедут в весенние каникулы?
— Ох, это еще так неско-оро, — протянула Рита.
— Но мы должны удивить гостей чем-то, как говорит она, не тривиальным. А на это нужно время, — ответил Иван. — На самом деле, спонсоры вкладывают совсем не тривиальные деньги в нашу школу-интернат, сама видишь.
— Может быть, мне тоже что-то приготовить? Например, упражнение с лентой? Я еще не забыла гимнастику, — на ходу придумала Рита.
Они танцевали, болтали… Кажется, впервые за полтора месяца новой жизни Рита чувствовала себя так свободно.
Если честно, отправляясь в школу-интернат, она приготовилась к схватке. Она не манси и не ханты, а русская девочка, по странности обстоятельств попавшая в чужой мир. Всего на один год, только на девятый класс, как обещали родители. А эти дети оленеводов и охотников учатся вместе с первого класса и до последнего. Они — свои. Она — чужая.
Но, как оказалось, кто он — свой или чужой — определяется совсем не так, как она думала.
Сказать, что Рита никогда до сих пор не влюблялась, было бы неправдой. Влюблялась, да еще как. В детском саду, в лагере, во дворе. Но по-другому. Она влюблялась в красивую курточку, в джинсы, в велосипед, в мопед. Теперь она видела только Ивана. Спросить ее, как он был одет на дискотеке, — она бы не ответила. Но она могла сказать, что от его взгляда то краснела, то бледнела. У нее изменился голос при нем — точнее, интонации, которые удивляли ее. Она заметила, как у нее дрожали пальцы, когда он брал ее руку в свою. У него горела рука в ее руке… От него так хорошо пахло — свежестью, зимой, хотя в зале жарко. Ей хотелось спросить чем. Но она не посмела.
