Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– Годен, – шарахнули штамп в его дело. Поезд дал три свистка и Витя последний раз помахал нам из окошка набитого пьяными новобранцами плацкарта. Больше мы его никогда не видели. Поговаривали, что Захаров не вынес прозы жизни и подался косить под психа. Это вполне могло бы у него получиться. Но было это или не было в действительности, никто сказать не мог. Знаю только, что приехавшие с севера Витькины родители, потрясенные отчислением сыночки из, скажем прямо, не самого сложного и мозгодробительного ВУЗа, квартиру заперли на новый замок, а потом вообще продали. Вот такая сказочка на ночь. Не спешите чуть что следовать зову крови. Иногда все же лучше напрячься и что-то сделать вопреки желанию лежать на диване. Впрочем, я никогда не отличалась стремлением прикорнуть. У меня другой пунктик. Когда я нервничаю, то меня охватывает лихорадочная жажда деятельности. Сначала, когда я услышала Новость в исполнении Андреева дитяти, мне страстно захотелось нагрянуть к нему в квартиру и все там разнести на манер того, как Маргарита разнесла квартиру критика Латунского. Я даже начала собираться, судорожно меряя висящие в шкафу тряпки. Но когда я взглянула на себя в зеркало перед выходом, то вдруг обнаружила, что одета как на свидание.
– Интересно, почему я надела самое свое сексуальное платье и накрасилась под вапм, если я собираюсь заниматься рукоприкладством и членовредительством? Почему я не нацепила джинсы и футболку? И зачем на мне бабушкины серьги с аметистами в поллица, которые мне очень идут? И очень нравятся Андрею.
– Очевидно, чтобы его вернуть! – честно ответила я самой себе и села на пуфике в прихожей. Вернуть. Но как можно вернуть то, что никогда не было твоим? Мне что, выкрасть из роддома его новенького ребенка? Или, может, пойти и наконец раскрыть глаза на блудливого муженька его свежеродившей женушке? Да, собственно, она-то тут причем.
– Она о тебе может и вообще не знать! – подумалось вдруг мне. А что? Я ей на глаза ни разу не попадалась, она мне тоже. Мы даже на телефонах никогда не пересекались. А дачи-квартиры, куда мы с Андреем регулярно навостряли лыжи для производства нашей неземной любви, были чужими или вообще съемными.
– Главное, непонятно, зачем он мне врал! Он же постоянно клянется, что жена ему совершенно безразлична. Что у них абсолютно формальные отношения, – в задумчивости покусывала я густо накрашенную губу.
– А вдруг это не Его ребенок? – мелодраматично предположила я. В голове тут же заработал генератор счастливых сценариев. Его жена изменяет ему, так же как и он ей. Но из-за ребенка он терпит этот никчемный союз. Однако теперь, когда ему светит перспектива тратить силы, время и деньги на чужого отпрыска, он не задержится у нее ни на минуту. И мы купим ту чудную квартирку на Аэропорту. Хеппи Энд.
– Стоп! Прекрати! Так ты вляпаешься еще на пять лет! – затрещал внутренний голос.
– И что же делать? – растерялась я. Сценарий мне очень понравился. Я уже готова была жить по нему наяву.
– Надо все проверить, – строго отбрил меня голос. Я задумалась. Что может служить для меня истинным доказательством Андреевых чувств? Можно, конечно, спросить у него напрямую. Возможно, что он и ответит мне именно то, что я сама себе нафантазировала. Потому что это очень вкусная и слабо проверяемая версия. А Андрей соврет – недорого возьмет. Это я уже за пять лет уяснила твердо. Стало быть, надо было изобретать какой-то нейтральный, объективный способ доказывания.
– Поезжай в роддом и посмотри, как он будет встречать жену и ребенка, – снова влез в мои мысли невидимый суфлер.
– Как я это сделаю? – возмутилась я. – Ведь я даже не знаю, в каком роддоме она лежит.
– Узнай, – отрезал голос. Я задумалась. А что? Не так и плохо придумано. Действительно, его лицо могло бы сказать мне больше, чем любые слова. Вдруг за ней в роддом вообще приедет не Андрей. Это было бы самым невероятным, самым стопроцентным доказательством его любви ко мне. Осталось только узнать, где же и когда выпишут эту неизвестную мне до сего времени женщину. Это, кстати, оказалось не так и сложно, потому что тот же самый ребеночек, который за пару часов до этого меня огорошил, ответил на все мои вопросы.
– Ты Саша? – плохо контролируя голос, спросила я вражеское дитятко. Оказывается, я совершенно не умею врать! Надо поработать над собой, а то так недолго и остаться без будущего. Все уважающие себя взрослые люди просто обязаны уметь врать.
– Да.
– А ты не знаешь, как можно навестить твою маму? Я ее старая подруга. Зовут тетя Наташа, – отвратительно сюсюкала я.
– Сейчас посмотрю, – бодро ответил киндер. – Она лежит в семнадцатом роддоме. Тридцать вторая палата.
– Что бы ей привести? Что она сейчас любит? – для вида спросила я.
– Сгущенку. Папа ей уже две банки отвез. Говорит, что сейчас маме без сгущенки никуда, – принялся разглагольствовать Андреев сынок. Мне стало плохо от его слов, потому что почто нелюбимой жене возить сгущенку?!
– А когда ее выписывают? – спросила я о главном.
– Должны послезавтра, – сообщил мне Саша. Я больше не выдержала, буркнула смазанное «спасибо» и бросила трубку. Все-таки, это какая-то извращенная пытка, общаться с детьми мужчины, которого ты любишь. С чужими детьми. Сутки я провела дома, бросаясь на стены, как тигра в клетке. Бездействие – не мой конек. С чем-чем, а вот с терпением у меня очень плохо и безжизненно. Поэтому я неуправляемо носилась по квартире, не зная, за что хвататься, а родители с испугом наблюдали мои метания и хлопанья дверьми.
– Что с тобой? – беспокоился папа. С самого детства они усвоили, что если Наташенька не может найти себе применения, жди беды.
– Все хорошо, – процедила сквозь зубы я. Как сказать папе, что меня трясет от желания посмотреть в глаза мужчине, которого я подозреваю в том, что ему родили ребенка. Жена родила. Как я могла бы осветить такое отцу? Особенно моему отцу, который большую часть жизни провел в погонах, отдавая приказы. Думаю, за такой рассказ я получила бы два наряда вне очереди. Я молчала, а послезавтра с самого утра вызвонила справочную роддома номер семнадцать и узнала, что выписка у них происходит после двух часов. Ждать мамочку с деточкой надо со стороны главного входа.
– Спасибо, – вежливо ответила я. Буквально насильно заставила себя обойтись без косметики. Конечно, мне очень хотелось произвести впечатление на Андрея, но, во-первых, он не должен был меня видеть, а во-вторых, если даже и увидит, то должен понимать, что я там не для того, чтобы ему глазки строить. Так что я, мысленно натаскивая себя, как бульдога, на бой, отправилась на пост около семнадцатого роддома. Добиралась я туда долго и мучительно, поскольку он расположился на какой-то улице 800-летия Москвы, практически у черта на куличках. Я уже было испугалась, что мальчик Саша назвал мне совсем не тот номер роддома, и, фактически, не послал меня в нужный роддом, а просто «послал», но тут увидела автомобиль Андрея. Он стоял около пресловутого главного входа, одиноко поджидая владельца. На меня он даже внимания не обратил, как будто это не я чуть ли не каждую неделю сиживала на его заднем сидении, воркуя с хозяином.
