С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя

Аксель замечает мой пристальный взгляд и смотрит вниз. На его щеках расцветает розовый румянец, и он быстро застёгивает ещё две пуговицы, отчего рубашка прикрывает всё до основания горла.

— Итак… — я скрещиваю руки на груди, стараясь скрыть реакцию своего тела на Акселя и защититься от ветра. — Что теперь?

Он проводит обеими руками по волосам и сглатывает.

Я не наблюдаю за движениями его кадыка.

И не думаю о том, чтобы лизнуть его.

Чёрт, кого я обманываю. Если бы на лжецах реально горели штаны, то мои бы уже превратились в горстку пепла¹.

Наконец, Аксель смотрит в мою сторону, но его взгляд едва задерживается на моём лице, после чего он поворачивается и смотрит на дом. Откашливается.

— Я не знаю. Тебе небезопасно оставаться здесь.

Я тоже поворачиваюсь и смотрю на дом. Вот тебе и отпуск в уютном шалаше.

На мои глаза наворачиваются слёзы. Я чрезвычайно разочарована. И будто моего несчастья недостаточно, свежая волна боли ударяет меня в живот.

Я резко втягиваю вдох и прикусываю щёку, чтобы подавить стон.

Но Аксель замечает. Его голова резко поворачивается в мою сторону, а взгляд встречается с моим столь бегло, что я почти сомневаюсь, случилось ли это. Вот только я чувствую это. Доля секунды, на протяжении которой эти яркие зелёные глаза встречаются с моими, вышибает из меня весь воздух.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

В его голосе слышится мягкость, нежность, которую я не узнаю и которая вызывает необъяснимое желание заплакать. Так что естественно, я выдавливаю улыбку.

— Ага. Просто мне не помешало бы воспользоваться туалетом, прежде чем я оставлю тебя в покое.

Он хмурится, глянув на дом.

— Не здесь. Вода отключена.

Очередной спазм скручивает мой живот, боль усиливается. Я стискиваю зубы. Кожа покрывается потом. Мне слишком дискомфортно, чтобы смущаться, и я говорю:

— Тогда можешь… сказать мне, где я могу найти работающий туалет? Мне нужно.

Воцаряется долгое, тяжёлое молчание, во время которого я начинаю подёргивать коленками и делаю медленный, глубокий вдох. Я слышу, как в голове Акселя вращаются шестерёнки. Он воспитан слишком хорошо, чтобы отправить меня на заправку или сказать, что мне надо разобраться самой, но что ещё он может предложить? Я даже не уверена, что успею добраться до последней заправки, мимо которой проехала по пути сюда. Что уж говорить о способности её найти.

Я оглядываюсь по сторонам, отчаянно желая, чтобы появилось какое-то магическое решение. Но оно не появляется. Деревья. Вода. Ещё деревья.

Мне конец. Придётся пойти в лес и провернуть фокус в духе Лоры Инглз-Уайлдер².

Акс крепче стискивает мой чемодан.

— Сюда.

Прежде чем я успеваю спросить, куда мы направляемся, он уже открыл багажник джипа и укладывает туда мой чемодан. Затем открывает переднюю пассажирскую дверцу. Я могла бы остаться здесь и спросить, куда он меня везёт, но какая разница, если там есть водопровод? Я не буду смотреть в зубы дарёному коню.

Я спешу спуститься по ступеням крыльца и скользнуть на пассажирское сиденье. Захлопнув за мной дверцу, Аксель плавно огибает машину, заводит двигатель, затем выполняет быстрый и эффективный U-образный разворот, прежде чем рвануть по дороге.

Мои руки до побеления костяшек пальцев стискивают поношенную кожаную обивку сиденья. Отчасти это потому, что я изо всех сил стараюсь не обосраться в штаны, но также потому, что Аксель так горячо ведёт машину — переключение передач, мышцы и сухожилия на его предплечьях напрягаются, пока он поворачивает руль, не сводя глаз с дороги. Вдобавок машина — это первое место, где мне удалось ощутить его запах, столь же неуловимый как и его хозяин. Аксель несколько раз вскользь задевал меня. И конечно, ещё Шарадный Поцелуй, когда мне удалось нормально вдохнуть его запах, но тогда столько всего происходило, что мой мозг не успел сообразить.

Теперь я впитываю его аромат, и он чрезвычайно манит. Не резкий одеколон, как предпочитают многие парни, а нечто деликатное. Лёгкий шепоток шалфея и кедра. Нечто древесное, тёплое, чистое. Может, это просто от бруска мыла, которым он моется.

И тут мой блудный мозг начинает мечтать об Акселе в душе, он сжимает мыло одной большой ладонью, вторая скользит вниз по его груди, по подтянутому плоскому животу, прямо по его…

— Руни.

— Что? — пищу я.

Воцаряется неловкое молчание, после чего Аксель откашливается, глядя на дорогу.

— Ты сказала, Уилла послала тебя сюда?

Мне надо перемолвиться словечком со вселенной, или кто там главный, потому что этот мужчина, занимающий абсолютно всё пространство, куда бы я ни вошла, как будто был генетически разработан, чтобы возбуждать меня. Просто звуки его тихого низкого голоса вызывают у меня желание зажмуриться и выгнуться, будто его голос — это дразнящий палец, проходящийся по моей коже. Не испытывай я таких физических страданий, я бы позорно возбудилась.

— Я сказала Уилле, что мне нужно уехать. Она сказала, что шалаш пустует. И это… — я хмурюсь, глядя в окно. — Очень странно. С чего бы ей посылать меня сюда, если она знала, что ты здесь, и что тут такие проблемы?

В горле Акселя зарождается нервное рокотание. Я замечаю, что его руки стискивают руль и рычаг переключения передач так, что белеют костяшки пальцев, но он ничего не говорит.

Слава богу, буквально через несколько секунд мы заезжаем на небольшую полянку, окружающую то, что я могу назвать лишь современным коттеджем. Тёмная древесина. Чёткие линии. Это здание напоминает мне более крупную версию тех модных крохотных хижин в лесу, которые всегда рекламируют в инстаграме с фотографиями пары, обнимающейся на море белых простыней и пышных подушек, и это определённо не вызывает у меня ощущение одиночества или типа того.

Аксель распахивает дверцу джипа, широкими отрывистыми шагами обходит машину и открывает мою дверцу прежде, чем я успела хоть отстегнуть ремень безопасности. Он придерживает передо мной дверцу, но отступает сразу же, как только я выхожу, как будто хочет сохранять между нами как можно большее расстояние, но в то же время не может не быть джентльменом.

— Что это за место? — спрашиваю я у него.

Глянув в мою сторону, он достаёт мой чемодан из багажника.

— Здесь ты можешь остаться на ночь.

— О, в этом нет необходимости. Мне лишь нужно воспользоваться туалетом, а потом я двинусь обратно в дорогу.

Он хмурится, глянув на небо.

— Почти стемнело. Останься на ночь. Завтра разберёшься со своими планами.

Я хочу поспорить с ним, но меня не радует перспектива снова садиться в машину и теряться на этих петляющих дорогах обратно к аэропорту, особенно если мой желудок продолжит чудить.

Смирившись, я шагаю к дому следом за Акселем, который идёт впереди, отпирает дверь и открывает её.

Облегчение и отчаяние побеждают. Я натягиваю свою самую ослепительную улыбку, через плечо выдаю (надеюсь) бодрое «Спасибо!» и ускоренно шагаю внутрь.

***

По дороге я не успеваю осмотреть коттедж, но воспользовавшись туалетом, я способна оценить пространство. Тут красиво. Опрятно и минималистично. Чёткие линии. Знакомый, успокаивающий запах, который, как я готова поклясться, напоминает мне об Акселе, но я думаю, что после поездки в машине его сексуальный запах просто застрял в моём носу.

Основное помещение разделено на зоны, доминирующим предметом выступает кровать с основанием в виде деревянной платформы, гладко застеленная белыми простынями и подушками, и рядом такая же прикроватная тумбочка с лампой, приютившаяся в углу. По другую сторону кровати, справа от длинного неприметного комода, находится дверь, ведущая неизвестно куда… может, в гараж? В изножье лицом к кровати стоит дровяной камин, а парящие полки разных уровней прикреплены к дымоходу. В центральном пространстве доминирует прямоугольный стол из переработанной древесины, окружённый разномастными стульями. А за ним — длинный диван, приставленный к другой стене, узкий пристенный столик с ещё одной лампой и ещё больше полок над диваном. Кухонный островок отделяет пространство гостиной от небольшой, но безупречной кухни — в приборах можно увидеть своё отражение, а ничем не заваленные рабочие поверхности буквально сверкают. Это место выполнено в успокаивающей палитре облачно-белых цветов с тёмной древесиной и насыщенно землисто-зелёными и штормовыми серыми акцентами. Оно ощущается знакомым и успокаивающим.