Пенелопа Дуглас - До тебя
На самом деле, я даже гордился тем, что она настояла на этом. Ей было несвойственно принимать такие ответственные, взрослые решения.
Но при этом я совсем не хотел думать ни о каком колледже.
Мне не нравилась сама мысль о том, как после окончания школы все изменится.
У меня зазвонил телефон, но я отключил звук.
Прикрыв глаза, я слушал трек Cold группы Crossfade, звучавший в салоне, и наслаждался ощущением вонзающейся в кожу иглы. Войдя сюда, я вдруг расслабился и, кажется, даже думать перестал. Мои конечности казались мне невесомыми, и тонна дерьма, которая давила на мои плечи, будто испарилась.
А я могу к этому пристраститься.
Я улыбнулся, представив себя через десять лет сплошь покрытого татуировками просто потому, что мне нравилась боль.
– Хочешь взглянуть? – наконец спросила Аура, тату-мастер, чья голова была украшена дредами.
Я встал и подошел к зеркалу на стене, разглядывая надпись у себя на боку.
Вчера длится вечно. Завтра не наступает никогда.
Эти слова возникли в моей голове буквально из ниоткуда, но они показались мне такими правильными. Шрифт был достаточно неразборчив, и фраза читалась с трудом – именно эту цель я и преследовал.
Татуировка предназначалась для меня, ни для кого больше.
Я покосился на маленькие капельки крови, словно выступившие в самом конце слова «Никогда».
– Об этом я не просил, – проворчал я, бросив грозный взгляд на Ауру в зеркале.
Она надела темные очки и сунула незажженную сигарету в рот.
– Это искусство, малыш, тебе не понять.
И вышла через заднюю дверь на улицу. Судя по всему, покурить.
Впервые за несколько недель я рассмеялся.
Это что-то, когда женщина может так тебя опустить.
Мы расплатились, потом купили в магазине еды и приехали ко мне. Мать отправила мне сообщение, предупредив, что после работы встречается с друзьями, а значит, дома какое-то время никого не будет. Когда мать пила, то не возвращалась, пока не набиралась до беспамятства.
Но, войдя в дом, я увидел – как будто мое настроение и без того не было фиговым, – посылку из Франции.
Она была адресована отцу Тэйт и к нам, похоже, попала по ошибке. Мама, заехав на обед, машинально вскрыла ее. И теперь написала мне записку с просьбой, когда я вернусь домой, отнести коробку соседу.
Ага, не раньше, чем я удовлетворю свое проклятое любопытство.
Когда Мэдок ушел в гараж, захватив с собой еду, чтобы мы перекусили прямо за работой, я отогнул края картонной коробки и тут же закрыл ее снова. Кровь буквально вскипела, и я почувствовал голод, которого не испытывал уже много недель. Я так и не понял, что было в этой коробке, но уловил запах Тэйт, и мое тело сразу же пришло в полную готовность.
Моя непродолжительная эйфория от набитой татуировки медленно испарилась, сменившись бешеной энергией.
Я отнес посылку к соседнему дому и бросил ее на крыльцо, а потом направился в гараж, чтобы с головой окунуться в работу над машиной.
– Подержи фонарь, – скомандовал я Мэдоку.
Он залез под капот еще глубже, в то время как я пытался выкрутить свечи зажигания.
– Перестань давить, – предостерег он. – Иначе они сломаются.
Я замер, крепче сжав в руке разводной ключ, а потом, прищурившись, посмотрел на него.
– Думаешь, мне об этом не известно?
Друг хмыкнул и отвел взгляд, и я кожей чувствовал его осуждение.
Почему я спускаю на него собак?
Покачав головой, я с еще бо́льшим усилием надавил на свечу. Раздался щелчок, и моя рука тут же сорвалась, а тело резко подалось вперед.
– Черт, – проворчал я и швырнул разводной ключ под капот, и он затерялся в царившем там бедламе.
Проклятье.
Я оперся на края капота.
– Экстрактор.
Потянувшись к верстаку с инструментами, Мэдок повторил мои собственные слова:
– И где же «пожалуйста»?
Он протянул мне экстрактор, чтобы я мог вытащить свечу зажигания.
Задачка оказалась та еще, и Мэдок наверняка был жутко доволен собой – ведь он меня предупреждал.
– Слушай… – начал он со вздохом. – Я держал рот на замке, но…
– Вот и не открывай.
Мэдок резко выдернул руку с фонарем из-под капота, и я отпрянул назад, уворачиваясь, когда он замахнулся и швырнул его через весь гараж. Фонарь разбился об стену.
Твою мать!
Его обычная расслабленность сменилась гневом. Взгляд стал колючим, а дыхание учащенным.
Мэдок был в ярости, и я понял, что перегнул палку.
Стиснув зубы, я облокотился на машину и приготовился к вспышке. Они случались нечасто, а потому воспринимались мной серьезно.
– Ты идешь на дно, чувак! – заорал мой друг. – Ты не ходишь на занятия, ты всех задолбал, мы постоянно деремся с какими-то придурками, у меня уже синяков и царапин немерено! Какого хрена?! – Его слова буквально повисали в воздухе, заполняя помещение. Все было так, как он говорил, но я не хотел смотреть правде в глаза.
Все казалось каким-то не таким.
Я ощущал голод, но есть не мог. Мне хотелось смеяться, но ничто меня не радовало. Все привычные развлечения больше не заставляли мое сердце биться чаще. Даже этот район с его чистыми подстриженными газонами, который всегда был для меня уютным и родным, теперь казался обнищавшим и безжизненным.
Меня словно закрыли в чертовой банке, и я задыхался – у меня было все, чего я хотел, только воздуха не было.
– Она вернется через восемь месяцев. – Тихий голос Мэдока прокрался в мои мысли, и я заморгал, не сразу осознав, что он говорит о Тэйт.
Я покачал головой.
Нет.
С чего это он?
Она тут ни при чем. Она. Мне. Не. Нужна.
Сжав разводной ключ в кулаке, я выпрямил спину, мне хотелось запихнуть эти слова обратно ему в глотку.
Мэдок перевел взгляд на мою правую руку с зажатым в ней инструментом, а затем снова посмотрел мне в лицо.
– Что? – бросил он с вызовом. – Что ты собираешься сделать?
Мне хотелось ударить – что угодно, кого угодно. Даже если этот кто угодно был моим лучшим другом.
Из этого тупика меня вывел звонок – телефон завибрировал в кармане. Я вытащил его, не сводя взгляда с друга, и резко бросил:
– Да?
– Эй, приятель, я целый день пытаюсь до тебя дозвониться, – услышал я приглушенный голос своего брата, Джекса.
Я по-прежнему тяжело дышал, а таким я брату был не нужен.
– Я не могу сейчас говорить.
– Отлично, – резко ответил он. – Тогда пошел ты! – И нажал отбой.
Твою мать!
Я сжал телефон в руке, и мне хотелось, чтобы он рассыпался в прах.
Покачав головой, Мэдок накрыл верстак тряпьем и вышел из гаража.
– Черт, – прошипел я, набирая номер Джекса.
