Глафира Душа - В ожидании Романа
А потом Фима влюбился в Валерию, а потом женился на ней, а потом привел в свой дом, сделал хозяйкой и сдувал с нее пылинки целых пятнадцать лет... В прямом смысле слова сдувал, пока однажды не застал ее в собственной спальне с любовником...
В тот день Ефим Наумович сдал квартальный отчет, или баланс, как это правильно у бухгалтеров называется, и вернулся домой значительно раньше обычного. Дочь Наталья отдыхала в молодежном лагере за границей – то ли в Греции, то ли в Италии. Это были самые-самые первые попытки организации детских и молодежных лагерей за рубежом. А поскольку для супруги и дочери Ефим Наумович всегда предоставлял только самое современное, самое лучшее, самое достойное, то естественно, что дочь была отправлена в одно из этих мест.
Жена Валерия почувствовала себя в безопасности – муж на работе, дочь на отдыхе – и воспользовалась случаем, чтобы ублажить свой интимный запрос одним из многочисленных поклонников.
Ефим Наумович зашел в квартиру. Сначала ничего не понял. А потом, когда увидел, не сказав ни слова, подошел к своей любимой Валерии и – задушил. Просто сцепил пальцы на ее шее – сильные, ловкие, цепкие, тренированные – и держал, пока изо рта не вывалился синий язык и глаза не вылезли из орбит.
Никогда потом он не мог объяснить ни себе, ни кому бы то ни было, что происходило с ним. Аффект, стресс, шок – это да! Но как он, безумно любивший свою жену, боготворивший ее, обожавший с каждым годом все сильнее, смог не просто ей боль причинить, а лишить ее жизни?! Это было недоступно ни его мозгу, ни его сердцу.
Он даже не посмотрел на того мужчину, не сказал ему ни единого слова. Никогда бы в жизни он его не узнал, не вспомнил... Он просто разжал руки все в тех же нарукавниках, вымыл их и вызвал милицию.
...Ефим Наумович позволил себе одного из лучших адвокатов того времени. Тот смог снизить предполагаемый срок заключения почти вполовину. Отсидев положенное, Ефим вернулся в ту же квартиру. С работой проблем не было. С игрой тоже. Жизнь покатилась клубком по тернистой тропинке. Отношения с дочерью Ефим Наумович, конечно, поддерживал, но, общаясь с ней испытывал непрерывную боль – он угадывал в её лице черты Валерии, жесты Валерии, интонации Валерии. Он ловил себя на том, что желает видеть не саму дочь, а отражение жены. Это было не просто больно. Нестерпимо. Поэтому он свел на нет встречи с Натальей, продолжая принимать посильное участие в ее судьбе. Замуж решила выйти – молодым в подарок машину. Деньги нужны – пожалуйста, не вопрос. Внучка родилась Поленька – привозите, погуляю с ней. Вот с Полиночкой отношения прекрасные. И навещает деда, и с хозяйством помогает управляться. Он ей, естественно, денег дает всегда. Ей же и одеться надо, и в кафе с девчонками посидеть, и театр посетить. А замуж будет выходить, тоже примем участие.
Игра для Ефима Наумовича стала теперь смыслом существования. В процессе игры он ощущал себя молодым, сильным, уверенным. Ни в одном другом жизненном процессе такого не наблюдалось. Наоборот, в житейских его делах нарастала неловкость, усиливались признаки надвигающейся старости и даже немощи, иной раз подводило здоровье... А у стола, с кием в руках, он был все тем же ловким игроком, уважаемым, вызывающим восхищение, интерес и заслуженное почтение. К нему стремились, но он держал людей на дистанции... Те, кто смог пробиться сквозь его замкнутость и кажущуюся холодность, часто просили дать уроки. Но Ефим Наумович учеников не брал. Только однажды.
Был будний день. Народу в клубе немного. Но Ефим чувствовал: ближе к ночи игра будет. Тем более что колокольчик звонил с утра. Он сидел в баре, пил чай, наблюдая рассеянным взором за происходящим в зале.
На первом столе разминались довольно сильные игроки. Но как-то несерьезно. Нетрезвые, что ли? Ну, да, видимо... Вон из бара их приятели слишком громогласно подбадривают. На втором – двое пожилых. Вечный спор у них: кто кого? Лет двадцать выясняют, кто сильнее. То один выигрывает, то другой. Они, наверное, вполне осознанно удерживают паритет, чтобы был интерес в жизни. Этакая игра в игре получается. А на дальнем столе – отец с сыном. Давно Ефим Наумович наблюдает за этой парой. Отец-то неплохо играет. Ну, как неплохо? Любитель. А сын, видно, запал на бильярд, глаза блестят, а не хватает ни познаний, ни навыков. Неплохой мальчишка.
Вот его Ефим взял. Раз в неделю, строго по времени Глеб – так звали пацана – приходил на урок. Сказать честно, Ефим не торопился поделиться своими сокровенными знаниями. Так, по мелочи. Сначала отрабатывали позу, потом постановку удара, потом немного теории, совсем немного, чтоб усвоилась. Затем снова отработка. Предположительно года на два программа обучения потянет. Долго? А нам торопиться некуда.
Теперь усилий в жизни приходилось делать больше. С одной стороны, это бодрило, с другой – сказывалось на здоровье. Все чаще ломило плечи, все больше уставали руки, все заметнее сутулилась спина.
Он вызвал из поликлиники массажистку. Анечка приходила через день. Занималась с ним не меньше часа. Потом они выпивали коньячку, закусывали красной икрой. Ну, и чай с конфетами. Это обязательно. Анечке было за сорок. Она была крупная, крепко сбитая, с умелыми руками и потухшим взором. Вечная погоня за деньгами, вечная борьба за выживание. Здесь, у Ефима Наумовича, ей удавалось расслабиться, немного отпустить внутреннюю пружину и даже побаловать себя деликатесами. Денег он давал много. Анечка заходила с улыбкой, с улыбкой беседовала с пациентом, с улыбкой покидала его гостеприимный дом. Однажды Ефим Наумович после коньяка, перед чаем, как-то смущаясь и без предисловий, попросил:
–?Анечка, так прилечь захотелось... Пойдемте со мной.
Она не поняла сначала, что от нее требуется. Уложить? Посидеть рядом?
Оказалось, не посидеть, а полежать. Отдохнуть-то неплохо, конечно. Полежать ей завсегда хотелось, но ее ждут другие пациенты. И потом, как лежать? Пациент – человек пожилой, можно сказать, очень даже пожилой. Что делать-то?
Но делать особенно ничего и не пришлось. Ефим Наумович просто гладил ее спину, перебирал волосы, дотрагивался до лица, и она позволила себе закрыть глаза, приобнять слегка его за плечо... И так лежали они недолго. Спокойно, умиротворенно. Он, казалось, задремал, но когда Анечка тихо сказала: «Пойду я, мне пора», – моментально открыл глаза и с недоумением произнес:
–?Как это «пора»? А чай?
Она рассмеялась:
–?Чай в следующий раз. Послезавтра.
–?Анечка, могу я вас попросить? Не могли бы вы так распределять свое время, чтобы не убегать? Я допускаю мысль, что вам это не очень интересно, но вдруг вы не откажетесь лишний часок побыть со мной? А?
