Где мы начали (ЛП) - Муньос Эшли

Наши лбы соприкасались, пока я продолжал прижимать ее к себе, тяжело дыша после пережитого оргазма.

Она прижалась ко мне, ее губы нашли мои в страстном поцелуе.

Наше дыхание смешалось, она немного отстранилась и поймала мой взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

Вопрос пронзил меня, разрывая и без того зияющую рану. Это была слишком большая просьба. Если бы я сказал «да», а она все равно ушла… черт.

Я отвел взгляд, легонько целуя ее плечо.

— Это что-то изменит?

Какое-то время она молчала, медленно поглаживая мои волосы, прежде чем попыталась сползти с меня, но я удержал ее.

— Изменит?

Ее ореховые глаза сверкнули, губы приоткрылись, будто она не ожидала, что я отвечу вопросом на вопрос. Наконец, она ответила — и я был рад, что не раскрыл свое сердце, потому что она только что разорвала его.

— Нет. Не изменит.

Я так и думал. Обняв ее в последний раз, я позволил ей слезть. Я не пошел за ней, когда она приводила себя в порядок и одевалась. Она знала, что будет дальше. Мы найдем ее отца, она соберет вещи и снова уйдет из моей жизни.

На этот раз я, по крайней мере, был благодарен, что часть моего сердца осталась при мне, и она так и не увидела его целиком. Оно полностью принадлежало ей — все, до последнего кусочка. Если бы только она захотела владеть им.

В кабине грузовика было тихо, когда мы подъезжали к дому.

Я нервничал, ожидая ее реакции, хотя и знал, что она не догадывается, чей это дом. Это делало ее одобрение или разочарование еще важнее. Мы не обсуждали то, что произошло между нами, или наши слова. Наши отношения были уничтожены. Я знал это, и знала она. Мы любили друг друга — по-своему, странно, настолько, что буквально пытались создать жизнь или хотя бы не препятствовали этому. Я считал это вызовом, и она не отступала, хотя и не признавала этого вслух.

Лучше было просто двигаться дальше.

Именно этим я и занимался, пока договаривался, чтобы кто-то присмотрел за Максом, и обсуждал с парнями выезд на ранчо «Три Y». Я хотел, чтобы они были заняты, пока мы с Калли поднимемся на гору.

Теперь, петляя по дороге на вершину хребта, я мечтал, чтобы она что-нибудь сказала. Хотел, чтобы она накричала на меня или поругалась со мной. Черт, я хотел, чтобы она спросила о записке, которую обещал ей показать. Но она не спросила. В конце концов, я сам заговорил об этом, сказав лишь, что там был адрес. Она просто кивнула и села в грузовик.

Я ненавидел это.

Но это должно было случиться, как бы я ни сопротивлялся. С самого начала мы шли к этому. Лучше просто позволить событиям идти своим чередом.

— Ого, ничего себе, — Калли выпрямилась, глядя поверх приборной панели на дом, который показался вдалеке.

Мой живот скрутило от нетерпения. Она отстегнула ремень, чтобы лучше разглядеть его с края сидения. Ее глаза расширились от изумления.

— Чей это дом?

Припарковавшись, я убедился, что вокруг нет ни мотоциклов, ни машин, и сосредоточился на ней.

Она выпрыгнула из грузовика и побежала к краю того, что когда-то станет моим двором. Когда я перееду сюда, там, где она стояла, вырастет трава, но сейчас там была сплошная грязь. Прижав руки к груди, она смотрела на город внизу.

— Нравится? — спросил я, подходя и останавливаясь рядом с ней.

В ее глазах стояли слезы, пока она рассматривала пейзаж, затем она повернулась ко мне и сдавленным голосом спросила:

— Это имеет значение?

Я смотрел на нее, позволяя ветру трепать мои волосы и раздувать ее футболку, пока мы стояли друг напротив друга, и тихо ответил:

— Да.

Она всматривалась в мое лицо, собираясь что-то сказать, когда сзади раздался звук открывающейся двери.

— Что ж, ты сделал это. Полагаю, это означает, что ты снова заслужил доверие моей дочери и раскопал мою могилу, сукин ты сын.

Калли резко обернулась, побледнев.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее отец делает то же самое. Саймон выглядел так же, как в последний раз: темные волосы с проседью, собранные на затылке, ореховые глаза, как у дочери, и жесткая линия челюсти, редко расплывающейся в улыбке.

— Саймон, объяснишь, какого хрена мы здесь? — спросил я, поднимаясь по склону вместе с Калли.

Он не сводил глаз со своей дочери.

Прежде чем я успел повторить свой вопрос или выплеснуть на него свое раздражение, Калли взбежала по ступенькам и бросилась в его объятия. Он крепко обнимал ее, пока она рыдала, а сам смотрел в небо, сохраняя суровое выражение лица.

Я слышал, как она бормотала что-то о том, что скучала, что сожалеет, что пришлось его хоронить.

Он что-то шептал в ответ, гладя ее по волосам. Я отошел, чтобы дать им время, ведь они не виделись семь лет. По каким-то своим причинам они оба избегали встреч, даже не созванивались. Возможно, поэтому сейчас глаза Саймона были красными, а горло перехватывало, хотя он пытался взять себя в руки.

Когда он отпустил ее, а она вытерла слезы, я решил подойти ближе.

— Значит, вы снова вместе. Похоже, я исправил то, что сломал в свое время, — предположил Саймон, пока мы заходили в дом. Никто не стал его переубеждать, что это ненадолго.

Я не был здесь больше месяца, и возвращение казалось странным. Первый этаж был просторным, с огромной гостиной и панорамными окнами во всю стену, открывающими вид на долину. Сюда же выходили балконы второго и третьего этажей — с таким же видом.

Калли подняла голову, осматривая все.

Она прошлась по деревянному полу, проводя пальцами по хромированной технике на кухне.

— Серьезно, кто здесь живет? — с любопытством спросила она, открывая винный холодильник.

Саймон посмотрел на меня, будто ждал ответа. Но я никак не отреагировал на это и вообще никак не показывал, что это мой дом.

Он прочистил горло и наконец решил объяснить, какого черта мы здесь.

— Прости, что инсценировал свою смерть. Это был дерьмовый поступок, и я знаю, что все разозлились из-за этого.

Я рассмеялся, качая головой.

— Разозлились?

Саймон нахмурился, затем перевел взгляд на дочь.

— Но если для того, чтобы вернуть тебя сюда, потребовалась моя смерть, то, возможно, оно того стоило.

— Ты вообще болел? — Калли фыркнула, и на глазах снова выступили слезы.

Саймон опустил голову.

— Да, я все еще болен. Просто пока не откинулся.

Калли направилась в гостиную, крепко прижав руки к груди и качая головой. Для нее это было слишком. Похороны, горе, наше прошлое, а теперь еще и это. Черт, я хотел нажать на паузу и дать ей хотя бы пять секунд, чтобы прийти в себя.

— У меня были причины так поступить, и часть из них ты уже знаешь.

— Сделка, которую ты заключил, верно? — перебила его Калли, стуча ботинками по полу, пока она возвращалась на кухню.

— Да. Восемь лет назад я договорился с Дирком, что после моей смерти собственность клуба перейдет к нему. Не к тебе. — Саймон поднял подбородок.

— Тогда зачем ты заставил меня проходить через это? Зачем заставил нас сидеть в конторе у адвоката и выслушивать всю эту чушь, если клуб никогда не должен был достаться мне?

Саймон переступил с ноги на ногу, глядя в пол.

— Потому что, если бы ты продала его до того, как Дирк наложил на него руки, он ничего не смог бы сделать.

Я в замешательстве покачал головой.

— Но в любом случае ты подставил клуб. Нам пришлось бы искать новое место.

Саймон усмехнулся, свирепо глядя на меня.

— Какая трогательная забота о клубе, Уэсли, когда у тебя денег больше, чем у Бога. Почему тебя так волнует, что будет с клубом? Ты ведь уходишь из него, верно?

Взгляд Калли резко метнулся ко мне.

— Что?

Я стиснул зубы, пытаясь сдержаться. Никто не знал, что я ухожу. Я не говорил об этом ни одной чертовой душе.

— С чего ты взял?

Но тут в разговор внезапно вмешался еще один голос, раздавшийся сверху: