Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина

— Ну поехали со мной, Сань! — Войнов оторвался от Саши и в глаза ему, любя, пламенея, уставился. — Визу тебе сделаем. Нет проблем никаких! Поедешь со мной, м-м-м? Или, хочешь, я вообще никуда не поеду? Пошлю на хер Тёмыча. Хочешь, Сань?

— С ума сошёл? — остановил Войнова Саша. — Как ты можешь не ехать? Поезжай обязательно! Не говори глупостей.

— Значит, со мной поехали! Ну, пожалуйста! С тобой хочу! Не могу расставаться сейчас. И так столько времени порознь пробыли… Сашенька мой… Санечка…

— Ладно… Чего-нибудь, значит, придумаем…

— Правильно, Сань! Книжки можно и в Гамбурге начитывать, — кивнул Войнов, обрадованный. — Делов-то?

Потом ещё проговорили, лёжа в постели, часов до трёх, наверное, и смотрели друг другу в глаза, не могли насмотреться, прикасаясь время от времени пальцами к лицу, плечам, предплечьям. Наконец заснули — Войнов, кажется, первым в объятья к Морфею отправился.

И проснулся первым тоже. Осторожно с кровати поднялся. Принял душ. Пошёл на кухню — посмотреть, что соорудить на завтрак. Он не знал, что Саша на завтрак ест, что ему вообще можно, а что нежелательно, но помнил точно, что авокадо-то Саша любит и обожает.

Войнов вытащил из ящика не просто авокадо, а целого гиганта! Решил гуакамоле заморочиться. Тут и Саша на кухне как раз нарисовался, спросонья встрёпанный, в футболке своей с авокадами. Ужасно няшечный. Он подошёл и поцеловал Войнова в щёку, прижался к спине сзади, тёплый, довольный, совсем родной весь. Шепнул:

— Доброе утро, Никитушка.

— Утречка, маленький.

— Давно встал?

— Да не особенно.

— А готовишь что?

— Ну как что? Наше, так сказать, любимое.

Войнов продемонстрировал разрезанного на половинки гиганта. Потом смекнул, вытащил из перечницы пару горошков — сделал глазки авокадику, из маленького помидорного кусочка соорудил улыбку.

— Ты чудо, Никита! — засиял Саша.

— Я гуакамоле сделаю. Ты как?

— Супер ваще!

— Тосты поджарить?

— Я не ем хлебное. Только себе делай.

— А ты как?

— Яйца есть?

— Да, вроде оставалось несколько.

— Я сварю себе яйца просто. Или омлет сделаю.

— Молока давать?

— Если у тебя только есть растительное. Или безлактозное.

— Так я сгоняю сейчас, если надо.

— Никит, не выдумывай. Я так пару яиц сварю.

— Как скажешь, миленький.

________________________

* Строчка из песни Hood — Perfume Genius.

¹ — С кем ты разговариваешь?

— Это Ник.

— О! Ну передавай привет ему! Не говори по-немецки, пожалуйста. Я же не понимаю ничего, сладкий! Как поживаешь, Ник?

— Неплохо! Приветики! Ну ладно, парни, развлекитесь там на полную! Увидимся!

— Пока! (англ.)

² В пятницу я влюблён (англ.) — всё то же от Cure.

³ — Угадай, кто? (англ.)

Глава 24. Two Men In Love*

Погода на острове в сентябре стояла отличная. Солнце, море ласковое, песочек. Они взяли два бунгало по соседству: одно — для Вольфа и Тео, второе — для них, для Саши и Войнова, соответственно. Собственно, Вольф идею и подкинул, мол, давайте на Тенерифе сгоняем все вместе. В сентябре там здорово. Лучше, чем в августе. Они и отправились. На десять дней. Иногда, правда, Войнову приходилось по работе кое-что делать. Но так уж они с Тёмычем условились. А то типа у Войнова слишком много отпусков получалось.

Во второй половине апреля они с Сашкой в Амстер сгоняли, полюбовались на тюльпаны и мельницы, наелись селёдки, нагулялись вдоль каналов, поплавали на кораблике, в деревню, где делают кломпы¹, наведались. А! Ну и конечно Ван Гог был! Куда без Ван Гога! Зависали перед картинами, слушали письма начитанные, прям там в музее, по трубке: его, Винсента, к брату Тео — и брата к нему, к Винсенту, пронзительные. Заряжались Винсентом, любили, грустили вместе с ним и удивлялись миру, вот начиная с мрачной, усталой, кривоватой, нарисованной будто подростком картины «Едоки картофеля», а потом через Лодку, Миндаля Ветку, через Поля, Луга, Кипарисы эти стройные зелёные, что Винсент видел из окна психлечебницы, через Солнце его бесконечное, неумолимое, извечное, жаркое, до тёмного его Поля под низкими тучами и самого — тяжёлого, тучного, предрекающего, предвещающего, тревожного — того Поля с воронами, где Винсент себе в живот выстрелил…

Зимой Саша неделю в стационаре лежал — обострения не было, больше для профилактики и прокапаться. Но Войнов с ним некоторое время по врачам ходил. Им посоветовали одну клинику хорошую. Летом на пару недель они в Крым на машине съездили. Поэтому отпусков, Тёмыч считал, у Войнова было просто до хрена непростительно. И Войнов теперь на отдыхе порой по ночам засиживался: составлял графики, готовил презентации, проверял, чего там ребята из отдела наработали.

Вот и сейчас. Войнов лёг накануне где-то в двенадцать. А в районе пяти сам проснулся, без будильника. Нужно было доделать презентацию. Он заварил себе кофе и сел несколько часов поработать, пока Саша не проснётся. Работа шла бодро, без напряжения и протеста. Да, скорее всего, он предпочёл бы ничего не делать, кроме отдыха, разумеется. Но, в общем и целом, не страшно, бох с ней — работалось и работалось. Особенно после сделанного накануне Сашкой массажа, когда он забрался вечером на Войнова, оседлал, упираясь в бока коленками, и мял, ласкал, гладил, целовал всю спину, плечи, руки, лопатки — дарил ему и себе телесность и тактильность, — за все их годы одинокие, отдельные, неслиянные додавал, навёрстывал.

На восходе Войнов вышел из бунгало, размяться и полюбоваться на поднимающееся солнце. На песчаной косе разминались Вольф с Тео. Обычно утро они начинали с дыхательных упражнений (оба были ранними пташками), а потом совершали что-то пободрее, вроде зарядки какой. Вот и теперь Тео демонстрировал Вольфу какие-то пасы и выпады, и тот пытался всё это повторять, но по факту они больше смеялись и дурачились, опрокидывая друг друга и валяя по песку, явно с большим удовольствием. Они Войнову помахали, конечно, как только он вышел, Войнов помахал в ответ, и они продолжили тренироваться, ну или дурачиться — шут разберёт их.

Восход на Тенерифе был насыщенным, жёлто-оранжевым. Иногда случавшиеся облака казались объёмными и осязаемыми — как будто дотронься рукой, а они мягкие и под ладонью так и разойдутся, легко расступятся.

Войнов потусил с полчаса на улице, потом вернулся в бунгало, ещё поработал с час. А там уж и Саша проснулся. Они позавтракали. На пляж отправились вчетвером, все вместе.

Войнов, Вольф и Тео пошли плавать, а Сашка заартачился — сказал, на берегу останется. Ну нет так нет. Они его в покое оставили. Наплескались, наплавались, вылезли. На Войнове были купальные шорты, вырви-глаз-оранжевые с голубыми на них ромашками. Ренатик, когда фотки увидел, обплевался: мол, что за хрень ты нацепил на себя, совсем башкой тронулся? А Войнов обожал эти шорты, Сашкой подаренные. Они были весёлые. И срать ему было на мнение Ренатика с высокого, блин, тоже берега. Тем более что шорты и Тео, и Вольфу нравились, а Сашке так и вообще — неизменно настроение делали.

Так вот, Войнов вылез и сразу к Сашке направился. Присел рядом на корточки, поцеловал коленки. Коленки у Саши были что надо — кра-аси-ивые! И икры теперь более прорисованные, с тех пор как Войнов уговорил его в зал с ним ходить. Качком бы Саша никогда не стал, естественно, да и нагрузки ему было нельзя серьёзные, тем более астеник же — ему, чтобы мышцы нарастить, надо было в зале жить, а не наведываться туда время от времени. Но чтобы мышечный корсет укрепить и оформить — Сашке было достаточно, а на большее они с Войновым и не замахивались.

Иногда, когда Войнов смотрел на Сашу, вот как теперь, лежащего в шезлонге в большой шляпе по типу мексиканской, в футболке и с голыми коленками, ему казалось, что любить сильнее уже невозможно, ну куда уж сильнее-то? А потом он отмечал про себя что-то, совсем вот незначительное: как Саша поворачивает голову, или как тянет коктейль через трубочку, или вот коленки его невозможно супер-секси-прекрасные — и понимал, есть ещё куда стремиться, можно ещё сильнее любить! Как это было потрясающе!