Аньес Ледиг - За полшага до счастья
Я поселилась в его доме. Нам там хорошо. Шарлотта приняла меня с простотой, свойственной детям ее возраста. Надо сказать, что мне отлично знакомы все игры, в которые она играла. Лего не представляло для меня секрета как в прямом, так и в переносном смысле. Я превращаюсь в девчонку, когда надо сделать домик для ее куклы, и по-прежнему так же непобедима в «Memory». Наверное, я приручила Шарлотту, встав на один уровень с ней, как старшая сестра. Мы часто, подолгу и очень крепко обнимались. Потому что ей не хватало мамы. Потому что мне не хватало ребенка. Людям свойственно наверстывать утраченную нежность, заполнять пустоты. Мы затыкаем дыры, конопатим щели, чтобы не подпустить сквозняков, создаваемых отсутствием. Мы могли целый час просидеть, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовала, как ее маленькая ручка гладит меня по спине, и утыкалась носом в ее шейку. Как дети, которые рождаются, уже стремясь к материнской груди.
Окапывание.
Инстинкт выживания.
Иначе они умирают.
Так и мы.
Иногда Ромэн возвращался из больницы и, видя нас в такой позе на диване, восклицал:
– А вы все окапываетесь!
Мы открывали ему свои объятия и окапывались втроем.
Так даже еще лучше.
В конце концов я приняла помощь, которую мне предлагал Поль, чтобы я могла вернуться к учебе. Работа на кассе стала для меня невыносимой. Я пока не достигла уровня исследователя в молекулярной биологии, но полученный мною месяц назад диплом позволил мне с сентября получить пост ассистентки. Поль сказал, что я способна постепенно двигаться дальше, чтобы воплотить свои мечты.
Мой отец умер через полгода после Люка. Рак легких. Я узнала об этом только потом. Мать не нашла в себе сил сообщить мне. Жалкий она человек, истерзанный алкоголем и скитаниями неудавшейся жизни. Так что я унаследовала кое-какие деньги и истерзанную волнами утлую лодчонку прямо посреди океана, а вокруг рыскали акулы. Мне кое-как удалось добраться до берега. Дом я продала, в любом случае его трудно было содержать. На полученные деньги я обеспечила матери лечение от алкоголизма в известной клинике. Она потихоньку выкарабкалась. Сегодня она живет в маленькой квартирке, и я думаю, ей там хорошо. Отношения между нами постепенно налаживаются. Для такого лего тоже нужно время. Но она снова улыбается. Пока едва заметно: губы, затвердевшие от презрения мужчины, бывшего моим отцом, растягиваются с трудом. Но кожа эластичная, привыкнет. И наши чувства тоже эластичные. Они тоже привыкнут.
Итак, что было вначале.
Жил-был один массажист, который с трудом приходил в себя после разрыва с убийственной любовью. И жил-был деревенский доктор, только что переживший еще более разрушительную утрату. И жил-был его отец, который вспоминал то, что он пережил тридцатью годами раньше. И жила-была моя лучшая подруга, вообще не задумывавшаяся о будущем. Жила-была молодая заместительница, считавшая, что ни на что не способна. И жила-была кассирша, которая как могла выкручивалась, будучи матерью-одиночкой. И еще жил-был маленький трехлетний мальчик, который так любил жизнь.
И наступило сегодня.
Ромэн вернул мне надежду. Я опять в седле, а он воспользовался этим и тоже вскочил на коня. И есть эта маленькая девочка, которая уцепилась за наши шеи, чтобы вместе с нами пуститься в галоп. И Жером, который нынче в отличной физической форме, хоть и слегка прихрамывает. Он больше никогда не сможет бегать по пляжу, зато научился снимать несколько слоев шелухи, когда невзгоды и заботы особенно тяжело давят ему на плечи. Он гораздо охотнее доверяется течению жизни, с тех пор как в нее вошла Каролина. А она, к превеликому удовольствию службы социального страхования, развила свое диагностическое чутье, отточила уверенность в себе и заодно усилила хватку. Поль по-прежнему плачет, когда чистит лук. Но он наконец научился смотреть вперед. Перед его глазами – Манон, которая теперь всерьез задумывается о будущем. И есть бывшая кассирша, которая осторожно тянется к своей мечте стать микробиологом. Благодаря средневековой акушерке она законопатила щели вверху и внизу.
Нет больше Люка, маленького мальчика, который так любил жизнь. Потому что его полюбила смерть. Он в другом измерении, мой Люк. Его нет здесь, чтобы увидеть эту жизнь, чтобы жить ее вместе с нами. Но я знаю, что он причастен к ней. Может быть, он порой управляет ею, стоит у руля. Иначе как объяснить, что я, Каролина и Манон забеременели почти одновременно?
Случайность или совпадение?
Короче, главное – результат.
Отличный результат.
И была та случайная встреча у кассы супермаркета. Он мог бы выбрать другую кассу, я могла бы в тот день не работать. Я могла бы улыбнуться и не дать слезинке скатиться по щеке. Но я была там, а он выбрал именно эту кассу. Возможно, из-за слезинки. Он мог бы не прийти на следующей неделе и не пригласить меня пообедать. Мы могли бы не поехать в Бретань, не проникнуться добрыми чувствами друг к другу. Могли бы не попасть в ту аварию.
Но все случилось именно так, как случилось, и нам пришлось с этим справляться. Ромэн был прав. Мы выпутываемся, потому что у нас нет другого выхода. Жизнь идет своим чередом, и мы всего лишь мелкие щепки, плывущие по течению. Всех нас затягивало в водовороты, стремнины, опрокидывало, било; порой мы тонули. И все же мы по-прежнему на плаву. И теперь иногда в маленьких тихих заводях, под защитой большого утеса, крутятся тонкие веточки, уцелевшие в водовороте. Этакое общество выживших. Смерть Люка – это плотина, которую прорвало, она сносила все подряд, но мы не утонули, потому что держались друг за друга. Более крепкие удержали более слабых.
А когда сопротивляешься такому бедствию, чувствуешь себя более сильным.
И более чувствительным.
Парадоксально.
То, что нас не убивает, делает нас сильнее.
Мы умеем не поддаваться.
Это держит на плаву.
До тех пор, пока не найдется тихая заводь за большим утесом, где можно глотнуть воздуха.
Перед новыми водоворотами.
Потому что такова жизнь.
Подлинная жизнь.
Наступило лето. Мы вшестером поехали в домик Поля в Бретани. Шарлотта осталась на каникулы у бабушки с дедушкой. На самом деле нас не шестеро. Нас девять. Три маленьких чуда выталкивают вперед пупки трех женских животов.
Каждый вечер я провожаю солнце за горизонт. И вижу там парящего над морем Люка. А когда они оба, и солнце, и мой мальчик, укладываются спать, я с тихой грустью, которая никогда меня не покидает, но к которой я привыкла, возвращаюсь домой.
