Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми
– Хорошо. Ты клиническая идиотка. – Джо стянула резиновые перчатки и подошла к кухонному столу, где сидела Наташа с бокалом вина. – Мак? Твой бывший муж Мак?
– В этом-то и загвоздка. Официально он не бывший муж и поэтому имеет право жить в доме.
– Тогда тебе надо съехать. Это безумство. Посмотри на себя. Ты довела себя до полного нервного истощения.
Дотти, младшая дочка Джо, пришла на кухню, жуя резиновую собачью кость.
– Фу, милая, у тебя заведутся глисты. – Джо вынула кость изо рта ребенка, сунув взамен сушеный абрикос. У Дотти даже не было времени возмутиться. – Мама с папой знают?
– Конечно нет. Все это продлится еще несколько недель.
– Тебе нужно съехать. Поселись в гостинице. Когда ты с ним жила, нервы у тебя были хуже некуда. Куда это приведет? Бог мой, Таш, летом у тебя только все стало налаживаться. В постель, оба! – крикнула она, услышав шум драки из гостиной. – Эту тоже пора укладывать. Посидишь одна? Я только уложу ее спать. Уже без четверти восемь.
– Конечно.
Наташа вздохнула с облегчением, когда очаровательную Дотти, пахнущую тальком и со следами джема на круглых щечках, увели. Старшие дети подросли и, как ни странно, стали похожи на людей. Дотти была болезненно острым напоминанием о том, чего она лишилась. Потеря до сих пор не давала ей покоя.
– Скажи спокойной ночи тете Таш.
Наташа застыла, готовясь к поцелую, и напустила на себя непринужденный вид.
– Не хочу. – Девочка спрятала голову в колени Джо.
– Нехорошо, Дотти. Надо сказать спокойной ночи…
– Все нормально. Правда. – Наташа помахала ей рукой. – Она устала.
Она знала, что сестра увидит в этом очередное проявление ее дефектного гена материнства.
– Дай мне пять минут. Только почитаю ей на ночь.
Джо поправилась, подумала Наташа, наблюдая, как та привычным жестом подхватила ребенка и понесла его на бедре. Она постоянно жаловалась, что у нее совсем нет времени, что дети испортили ей фигуру, забрасывая еще один кусок сахара в кружку с чаем, с которой не расставалась.
– Чертов сахар, – объясняла она. – Успокаивает, кричу меньше за чаем.
Наташа долгое время избегала появляться в доме сестры. После выкидышей, из которых семья знала только об одном, шумный дом Джо, с нарисованными пальцами картинками, осыпающейся штукатуркой и пластмассовыми игрушками, слишком напоминал ей об утраченных детях. Она корила себя, что не могла побороть зависть к этим трем детям. Легче было сослаться на вечную занятость. В семье ее считали чокнутым трудоголиком – с того момента, когда она подала заявление о поступлении на юридический факультет. Она хорошо училась, ей были важны результаты. Когда она объясняла, что слишком загружена и не сможет прийти на семейный обед, потому что надо готовить то или другое дело, знала, что в ее отсутствие мама снисходительно, а возможно, грустно скажет, что стоило бы направить силы на более важные стороны жизни.
После ухода Мака они не решались обсуждать ее личную жизнь. По крайней мере, у тебя осталась работа, говорили они, когда она все же изредка посещала семейные обеды. И успокаивали себя тем, что именно это ей всегда и было нужно.
Джо вернулась минут через десять. Выкинула абрикос в раковину, собрала волосы в конский хвост.
– Не могу выбраться в парикмахерскую. Записывалась на прошлой неделе, но Тео приболел. Пришлось заплатить пятьдесят процентов. Обдираловка. – Она села и с удовольствием отпила белого вина. – Ух! Это-то мне и было нужно. Чертовски хорошо. Ладно. Пусть остальные еще повозятся, а то нам с тобой так и не удастся поговорить.
– У тебя-то все хорошо? – спросила Наташа, подозревая, что сестра считала ее зацикленной на себе. Незамужние бездетные женщины определенного возраста были такими. Она постоянно это слышала. – А как Дэвид?
– Две недели на Сейшелах и пластическая хирургия уладят все что угодно. Да и секс, конечно. Забыла, что это такое. – Она прыснула. – Да ладно. Давай о тебе. Ты ничего мне не рассказываешь.
Наташа поняла, что жизнь сестры превратилась в маленький пузырек. И это было нормально. Ее собственная жизнь была далека от нормальной.
– Я думала, он пробудет пару недель. Не стоило и говорить.
– Таш, я серьезно. Уезжай. Я бы предложила комнату здесь, но мы тебя сведем с ума через пять минут. – Она сделала еще один большой глоток из бокала. – У тебя же есть деньги. Сними номер в каком-нибудь хорошем спа-отеле. Делай массаж и маникюр каждый день после работы. Вычти стоимость из его доли. Это он сводит тебя с ума. Он во всем виноват.
– Не могу. – Наташа вертела в руках цветной карандаш.
– Можешь. Вот я бы обрадовалась. Рай!
– Не могу. – Наташа вздохнула, обняла себя за плечи. – Я приняла ответственность за человека. За девочку.
Позднее Наташа пожалела, что нечасто виделась с сестрой в последние годы. Реакция Джо на новость, вопреки всем ожиданиям, ее потрясла. Она заставила Наташу повторить рассказ дважды. Наташа запиналась от неловкости. Джо встала, обошла вокруг стола и крепко обняла младшую сестру, оставив следы муки на ее темном костюме.
– Бог мой, Таш! Как это чудесно! Какой благородный поступок! Если бы на свете было больше таких людей. Великолепно! – Джо села на место, ее глаза светились. – Какая она?
– В этом-то и проблема. Я это представляла иначе. Мы с ней, похоже… не нашли общего языка.
– Она подросток.
– Да. Но Мак с ней поладил.
– Мак поладил бы с Саддамом Хусейном. Кокетка на девяносто семь процентов.
– Джо, я старалась. Ничего у нас не получается. Все пошло не так, как я ожидала…
Джо наклонилась в сторону двери – наверное, проверяла, не слышат ли дети.
– Буду с тобой откровенна. Как только Кэтрин исполнилось тринадцать, она превратилась в настоящую корову. Будто моего милого ребенка подменили монстром, состоящим из гормонов. Она смотрит на меня с таким… омерзением, будто я вызываю у нее физическое отвращение. Все, что я говорю, ее раздражает.
– Кэтрин?
– Ты ее давно не видела. Ругается, как грузчик. Огрызается. Таскает деньги потихоньку, хотя Дэвид делает вид, что не замечает. Врет на каждом шагу. Настоящая стерва. Могу утверждать это как ее нежно любящая мать. Если бы я не знала, что прежняя Кэтрин все еще существует, если бы не верила, что однажды она станет сама собой, я бы прогнала ее вон еще несколько месяцев назад.
Наташа никогда не слышала, чтобы сестра так безжалостно говорила о своих детях. Она задумалась, сколько материнских чувств она сдерживала, рисуя в своем воображении розовые картинки, которых была лишена. Может, она была слишком строга к Саре.
