Ольга Матвеева - Случайные связи
Не буду утомлять вас излишними подробностями. У нас был очень бурный и очень тайный роман. Мы скрывались от моих родителей, от друзей, от его коллег и моих однокурсников. Он ведь был моим преподавателем. Потом все открылось. Был грандиозный скандал. Его чуть не выгнали с работы за аморальное поведение, а меня чуть не исключили из института. Мы поженились. Я была счастлива своим замужеством, а ему, как я сейчас это понимаю, просто пришлось это сделать. Он был вынужден, — дама тяжело вздохнула и умолкла.
— А что было дальше? — спросила Саша тихо.
— Дальше… Дальше…Начались будни. Я считала его гением. Но, похоже, кроме меня никто так не думал. Многие считали меня гением, но он так не считал. И я ему поверила. Я превратила свою жизнь в служение своему любимому мужчине, своему кумиру, своему божеству! Я отказалась от своих амбиций художника, стала искусствоведом, чтобы иметь возможность петь оды творчеству собственного мужа. Мне казалось, что я силой своего слова, силой своей веры смогу убедить весь мир, что этот человек гений! И знаете, мне это удалось. Сейчас это называется грамотный пиар. Он стал довольно известным художником. Впрочем, ныне уже забыт. Ибо гением все же не был. Как это ни прискорбно признавать.
— А вам не приходило в голову, что он просто вам завидовал? Что он специально внушил вам мысль о вашей бездарности, чтобы устранить серьезную конкурентку? Что он просто хотел возвыситься за ваш счет? — спросила Саша с неожиданной для нее самой горячностью сопереживания.
— Нет, — ответила она устало. — Точнее, тогда — нет, а сейчас… Да, мне приходили в голову подобные мысли, но я их списывала на свою обиду, на ненависть. Ускользающая любовь часто оборачивается ненавистью. В те моменты, когда я его ненавижу, мне приходят такие мысли, а когда снова люблю, то стыжусь этих мыслей. И начинаю его оправдывать, думаю, что не мог он со мной так поступить. Не мог! А потом думаю, что вполне мог бы. Но ведь это так ужасно! Это настолько ужасно, что кто-то погубил твой дар ради собственной карьеры, а ты позволил ему это сделать… Это же… Нет, лучше не думать об этом! Это слишком кошмарно! Это слишком! — Дама закрыла лицо руками. Отняла одну руку, потянулась за салфеткой. Саша заметила слезы в ее глазах. Дама отвернулась к окну, проделала какие-то манипуляции с салфеткой. Затем снова повернулась к своей собеседнице. Глаза ее были сухими. — А я бы, пожалуй, коньяку выпила. Вы как? Составите мне компанию?
— Не могу, к сожалению, я за рулем.
— Жаль.
— Да мне самой жаль. Я бы тоже с удовольствием выпила, — Саша улыбнулась виновато. Ей и в самом деле было жаль. И что коньяку не может сейчас выпить, и женщину эту, сидящую напротив, было нестерпимо жаль.
— Ну что ж, будем сегодня трезвенницами, — дама скорбно рассмеялась. — Итак, я превратила свою жизнь в служение своему мужу. Я была его музой, менеджером, как сейчас говорят, его прислугой, его нянькой, матерью его ребенка, его кормилицей, его поддержкой, его опорой… Только вот… Только вот довольно скоро я перестала быть его возлюбленной… — Женщина сжала свой бокал так, что пальцы на ее руках побелели.
— Он сказал мне однажды, что я перестала его вдохновлять. Он сказал, чтобы писать шедевры, ему всегда нужно быть влюбленным. Только это состояние побуждает его к творчеству… Только драма, только надрыв, только новые впечатления побуждают его к творчеству. Он сказал, что если я буду ему мешать, то он уйдет. Потому что между работой и мной он без сожаления выберет работу, как любой нормальный мужик. — Дама снова замолчала.
— Он завел любовницу? — осторожно поинтересовалась Саша.
— Любовницу! Смешно! У него их были десятки!
— И вы знали об этом?
— Я знала всех его постоянных женщин! С некоторыми даже была знакома и поддерживала дружеские отношения. Утешала даже, когда он их бросал, — она гордо выпрямилась. На лице появилось надменное выражение.
— А зачем? — тихо спросила Саша.
— Понимаете, если по-настоящему любишь человека, то любишь его таким, каков он есть. А он был такой — классический богемный бабник. Я не могла его изменить, значит, я должна была принимать его бабником. И женщин его я должна была принимать, раз уж они были частью его жизни. Мне их даже жаль было. Появлялась у него новая девушка. Он счастлив! Летает просто, глаза горят, благоухает одеколоном, каждый день у меня чистые сорочки требует! Она, по всей видимости, тоже счастлива. А я-то… Я-то знаю, как быстро все это закончится… Знаю, что потом будут ее слезы и отчаяние, а он будет в сотый раз ошарашен собственной подлостью и будет писать как одержимый, пытаясь заглушить пустоту в душе, которую он сам себе и организовал. Да, мне было жаль этих наивных девочек, которые жаждали великой любви, а были всего лишь бабочками-однодневками, недомузами, единственным предназначением которых было возбудить угасающее вдохновение недогения.
— А вам себя никогда не было жалко?
— Извините, я вас не понимаю. Почему я должна себя жалеть? — дама посмотрела на Сашу с неподдельным удивлением.
— А разве легко жить с мужем, который постоянно изменяет?
— Вы находите, что жена гулящего мужа являет собой жалкое зрелище? — дама оскорбленно поджала губы. Саша смущенно кивнула. — Позвольте с вами не согласиться. Жена, которая не знает о похождениях своего благоверного, действительно, жалка. Жалка супруга, которая знает об интрижках своего мужа, и тем не менее живет с ним, боясь потерять его самого, его деньги, крышу над головой… Насилует себя и живет. А у меня, знаете ли, совсем другой случай. Я избрала служение своему мужчине. Совершенно осознанно, как это теперь модно говорить. Если ему необходимо быть со многими женщинами, значит, я должна принять это… Я обязана была помочь ему достичь Олимпа. Это предназначение подруги жизни гения. Я делала это во имя своей любви к нему! И это вовсе не жалкая миссия. Это великая миссия самоотречения во имя любимого мужчины! — Глаза дамы засияли безумным блеском.
— Хорошее самооправдание, идеальное, чтобы жить жизнью другого человека, и не жить своей собственной, — подумала Саша, а вслух произнесла, — а где он сейчас?
— Он… Его больше нет… — теперь уже в глазах дамы блистали слезы.
Саша посмотрела на нее вопросительно.
— Ушел в лучший мир, — пояснила дама. — Но перед этим…Перед этим он оставил меня… Какая-то профурсетка так его охомутала, что он сбежал. Раньше он всегда возвращался ко мне. И сколько бы он романов не крутил, я всегда знала, что он только мой, принадлежит только мне. Я всегда знала, что он вернется, поэтому была спокойна. А когда он связался с этой… Он совсем голову потерял. Я уверена, я просто уверена, что она опоила его каким-то приворотным зельем. Возможно, она сама ведьма. Ну, да! Конечно же! Она ведьма! Самая настоящая ведьма! Она его сначала приворожила, увела из семьи, а когда он ей надоел, навела на него порчу. Вот он и умер, бедняжка! Как же это я раньше не догадалась! Она точно ведьма! Девушка, коньяку! — крикнула дама официантке! — Извините, — обратилась она к Саше, — если я сейчас не выпью, я просто сойду с ума. Точно сойду с ума! Ну, да, все сходится, все сходится! — бормотала она. — Не мог же он по доброй воле от меня уйти. Его разум был помрачен приворотом. Это все объясняет. Да, в самом деле, это все объясняет! Как же это я раньше не догадалась? — лицо дамы от возбуждения пошло красными пятнами, взгляд блуждал. — А он ведь мог бы еще жить, если бы не эта ведьма! Почему он не остался со мной? Тогда он был бы жив!
