Татьяна Успенская - Украли солнце
— У нас есть канализация, так? И уборные, и души работают, как в цивилизованных квартирах, верно?
— Ну и при чём тут собаки?
— А при том. Для них можно сделать отхожее место типа поддона в душе. Собаки сами пойдут туда, к этому приучить нетрудно, верно? — Она кивнула. — Ну, и всё. Инженеры у нас отличные, придумают, как смывать. Никаких тебе запахов! А кормить… остаются же у нас отходы, да и костей много.
— Здорово! Замечательная идея! А ты умеешь дрессировать собак? Если уж берёшься за такое трудоёмкое дело, хорошо бы их тоже подготовить к политической борьбе, — засмеялась она.
— Конечно, — улыбнулся Афанасий. — За этим дело не станет. Мой отец был дрессировщиком!
— Ты говорил, тебя в числе нескольких диверсантов привели расстреливать. Как священника взяли?
— Ну, какой же я священник? Хотел быть им, да, но разве при Будимирове это возможно? Экономист я. Правда, учился у священника. Спасибо ему, могу нести слово Божье людям!
— Как было возможно?!
Афанасий засмеялся, показывая весёлые ровные зубы.
— Думаешь, только ты войну Будимирову объявила? Перед носом у Будимирова такая жизнь кипит! Один необыкновенный человек и попросил меня пробуждать людей от рабства. Слышала имя: Апостол?!
Теперь засмеялась Магдалина.
— Всё ясно! Как тесен мир!
— Не понимаю.
— И не надо. Спасибо тебе за то, что ты есть у нас! И храм будет, и собак разведём!
В тот день Адриан снова пригласил её в неурочное время. Она обрадовалась. Расспросит про Афанасия, расскажет о его идеях. Но муж был подавлен. Поставил перед ней чашку с чаем.
— Я обещал тебе всегда говорить правду. — И замолчал.
Терпеливо ждала, когда он снова заговорит, но невольно заметалась: брат, Саша, Джуль?..
— Две недели не мог решиться, но сегодня ещё добавилось… говорил с Гишей…
Не Гиша. Кто? Терпеливо ждала и очень боялась: вот сейчас заговорит. И он заговорил:
— Две недели назад Любима превратили в робота. У Роберто до сих пор нет нужного компонента. А может, и компонентов.
— Это конец! — прошептала она.
— Но ведь он жив, Мага! — тихо сказал Адриан. — Он жив, правда, ведь? — сказал, как Алина. Взял её руки в свои. — Потерпи, родная. Я знаю, и он, и Джуль тебе сыновья. Роберто скоро найдёт противоядие. Мы готовим одного учёного наверх…
— Что ещё случилось? — спросила она.
— Джуль получил от Любима-робота письмо, решил спасти его. Ушёл из села три дня назад, и никто не знает, где он сейчас.
— В каком состоянии Саша?
— Как ни странно, по словам Гиши, в лучшем, чем была раньше. Это она отправила Джуля спасать страну.
— Рассказала про пьесу? — Адриан кивнул. — Что теперь делать?
— Любима отправлю в командировку, чтобы в первый же момент не испугать Джуля. Предупрежу Кору о Джуле. Попробую овладеть ситуацией.
— Если ничего плохого не случится с Джулем по дороге…
Ночь без сна. Забудется и тут же вскинется: Джуля уже перехватили санитары. Худенький, хрупкий. Как он просил её: «Не бросай меня, Мага!»
Вот бежит ей навстречу, распахнув руки. Вот читает стихи. Вот жалуется: «Я боюсь смерти, Мага!»
Ничего не стоит схватить его. Если такого сильного, большого превратили в робота! А этот — хрупкий! Саша с ума сошла: отправила воевать ребёнка!
И как жить без Любима? Никогда в его душе не возникало эгоизма, тщеславия. Всегда кидался на помощь, был готов жертвовать собой?! Характер графа!
Магдалина работала наравне со всеми, давала уроки, разговаривала с людьми, но это была не она.
— Ма, что с тобой? — то и дело теребила её Алина. — Скажи мне, я помогу.
Прижимала к себе дочку и так отдыхала от страха. Теперь она готова признаться: «Я боюсь смерти, что мне делать?» Не своей, смерти её мальчика, фактически сына.
Глава пятая
Наконец вот он, город.
Сумеречный. Каменные дома поднимаются под небо, от них тянет холодом. На многих между слепыми небольшими окнами — мраморные доски с именами и фамилиями, выбитыми золотом, под ними — живой огонь.
У них в правлении тоже есть мраморная доска с фамилиями погибших, в том числе и его отца, а вместо неизвестно откуда вырывающегося огня — керосиновая лампа.
Много портретов. Лучезарно улыбающиеся лица совсем не вяжутся с холодом и мраком города. По узким улицам несутся автобусы, машины, обдают вонью. Людей много. Одни идут, опустив головы, другие стоят в очередях, уткнувшись в затылок предыдущему. Совсем не похожи на тех, что на портретах.
Он хочет есть. У него осталась одна лепёшка, мама просила передать брату. В надежде купить еды подошёл к длинной очереди, спросил у сутулой немолодой женщины: «За чем стоите?»
Та подняла слепое лицо, тут же опустила. Вторая, помоложе, пробормотала:
— Не видишь, что ли, за сыновьями очередь!
— Шёл бы отсюда, парень, да поскорее! Беды бы не было!
Двинулся вдоль очереди. Подошёл к окошку.
— Нет информации, — механический голос. И старик отходит от окна. — Следующий!
Тощая, бледная женщина протягивает в окно листок.
— Погиб смертью храбрых! — механический голос. — Следующий!
«Нет информации», «пропал без вести», «погиб»… И вдруг крик неистовый:
— Убили! За что убили?!
К женщине подскакивают двое, в белых халатах, заламывают назад руки, волокут в здание, на стене которого тоже доска с именами погибших.
— Сейчас мы тебе объясним!
— Утешим! Прочь с дороги! Не видите, трудолюбке плохо?!
Врачи? Санитары? Оба высокие, коротко стриженные, с одним выражением лица.
Пятится от окна, но ноги слушаются плохо, и он буквально силком тащит себя дальше. Теперь по сторонам не смотрит, а очереди обходит.
— «Эх, яблочко, куда ты котишься? Попадёшь ко мне в рот, не воротишься!»
Посреди улицы пляшут девушки в ярких платьях. Зрители хлопают в такт и подпевают.
Неожиданное веселье противоестественно.
— Девочки, перерыв кончился, быстрее! — И одна за другой, смеясь, они бегут в одно из зданий, на фасаде которого много фотографий улыбающихся людей.
И снова очереди, спешащие прохожие и камень. Ни куста, ни травинки, ни щепоти земли. Запахи от тротуара и стен — неприятные: так пахло в их химическом кабинете.
Все улицы как бы стекаются к одному месту. Пошёл туда. Громадная площадь. Под неё ныряют машины и автобусы. На ней громадный дом, тоже тёмно-серый. От него резче, чем от других, — въедливый запах. Холод просачивается сквозь пальто. Окна черны. Лишь верхний, последний этаж светится.
Здесь работает его брат?!
