Арина Холина - Дьявол за правым плечом
— Димон у нас в бассейне работает, — весело сообщила Лена с такой интонацией, словно работать в бассейне — куда уж покруче, чем владеть фирмой «Майкрософт».
— Алле… — произнес Димон, захихикал, и всем стало ясно, что он пьян в зюзю.
— Отмечал день рождения, — с гордостью сказала Лена. — Димон, ты хоть пиво с водкой не мешал? — спросила она и засмеялась. Наверное, пошутила.
Маша мило улыбнулась Андрею, словно давала понять — она не будет его добивать.
Таня при этом с нежностью смотрела на друзей — кто знает, может, на лучших? — и, казалось, получала большое интеллектуальное наслаждение.
Минут через сорок Маша извинилась, сказала, что ее ждет такси, и ушла.
— Я убью ее, — пообещала она себе и распорядилась ехать на Тверскую.
Глава 19
Маша высадилась на бульваре и устроилась в летнем кафе. Заказала молочный коктейль с гренадином и уставилась на симпатичного мужчину, который ужинал, почитывая «Ведомости». Мужчина сидел очень независимо, с выражением лица: «Как меня утомила эта тщета бытия», но он знал — совершенно точно знал, что нравится женщинам, — а как может не понравиться красивый, холеный мужчина в дорогой летней одежде, с портфелем «Луи Вюиттон», телефоном «Нокиа» за две тысячи долларов и идеальной стрижкой? И он не просто знал — он посылал сигнал: если считаешь, что ты меня достойна, докажи!
Маша усмехнулась и напряглась, чтобы разглядеть его сексуальные флюиды. Самое смешное, что флюиды в действительности оказались именно флюидами — это было не образное выражение. Они выглядели, как тепло — например, когда от газовой плиты идет видимый жар, марево. Маша настроилась, закрыла глаза, представила картинку — мужчину, стол, деревья, бульвар — потом стерла все это и оставила только этот жар тела, прочувствовала его, и раскрылась. Новичку это было не просто сделать — нужно так сосредоточиться, чтобы он тебя почувствовал, чтобы по его телу пробежала волна… Теоретически это было не очень сложно, но на первых порах все теряли слишком много энергии — поэтому не многие использовали эту технику — предпочитали заклинания или зелье. Но Маше ни то ни другое не приглянулось — слишком уж в лоб, слишком жестко, человек становился каким-то невнятным, часто одержимым, а в таком вот занятном сексуальном влечении не было почти ничего насильственного.
Маша открыла глаза и убедилась, что красавчик на нее смотрит. Контакт налажен. Скоро официант вместе с соком принес Маше пинаколаду — «от господина за тем столиком», которую Маша не без удовольствия выпила. Она подмигнула мужчине, который уже давно отложил газету, отдала официанту деньги и ушла.
Конечно, нечто подобное она могла проделать и с Андреем, но сексуальное влечение — это не любовь, а во-вторых, ей казалось безумием прельщать человека с помощью магии. Хочется, чтобы тебя любили.
Люди, которые говорят, что любовь — болезнь, просто испытывают на себе чары — когда ты против, когда твое сердце с кем-то еще, но тебя влечет именно к этому человеку, рядом с которым — страдание, которого ты хочешь оттолкнуть, с которым любовь превращается в боль. Но люди не верят в магию — и думают, что делают свой выбор.
В современной магии была дисциплина, которая очень интересовала Машу, — этика магии, и там обо всем этом говорилось. Но дисциплина была необязательная, факультативная, шла всего пять занятий, и соблюдать этические принципы никто был не обязан — если нет личного непобедимого желания.
Маша вернулась домой, приняла душ, а через час у нее появилась первая клиентка.
Сначала позвонила Вера:
— Слушай, подруга, у меня тут одна дамочка нервничает, — сообщила она. — По твоему профилю. Ты ведь любишь в душе копаться…
Маша хмыкнула. «Копаться в душе» — это теперь вполне буквальное выражение, она действительно «копалась» — заглядывала людям в душу, как в собственный шкаф.
— Не мой профиль, — продолжала Вера. — Тебе стоит ею заняться — тетушка обеспеченная, может стать постоянной клиенткой. Понимаешь, не хочется портить репутацию — если я ей не помогу, она обо мне никому не расскажет, а так к тебе кто-нибудь обратится на тему гороскопа или астрологического прогноза — и ты их ко мне направишь.
— Вер, я не могу! — спохватилась Маша, которая уже воображала, как примет клиентку. — У меня же лицензии пока нету!
— Тебе до лицензии неделя осталась! Не срок! — шикнула Вера. — Выручи меня!
И Маша согласилась. Надо же когда-то начинать! Тем более никто не предупреждал, что за колдовство без лицензии вырывают руки.
Осознав, что настоящая клиентка, которая желает от нее магических услуг, — это реальность, Маша засуетилась, бросилась наверх, расшвыряла все вещи, вытянула платье с кучей молний от «Сабины Горелик», решив, что оно наиболее подходит к образу ведьмы, быстро подкрасилась, и едва усела намазать второй глаз тушью, раздался звонок в дверь. Маша бросилась вниз, но уже на последней ступеньке вспомнила, что забыла надеть туфли, вернулась в гардеробную, проклиная собственную лень, из-за которой не перенесла обувь в прихожую, нацепила туфли на среднем каблуке и наконец распахнула двери.
На пороге стояла тощая женщина в довольно эксцентричном наряде — легкий шелковый плащ-свингер с воротником-шалькой, корсет с шикарными красными розами, прямая юбка и много браслетов, расписанных цветами. У женщины была прическа каре — волосы едва прикрывали уши, а чуть выше бровей лежала челка. Лицо было сухое, хоть и холеное, глаза искусно накрашены, а губы она намазала яркой, темно-красной помадой.
— Что так долго? — отчитала ее гостья и перешагнула порог.
— Простите, квартира большая, — Маша развела руками.
— Куда? — спросила клиентка и прошла в гостиную.
Маша спокойно, без суеты — надо дать понять, что у нее есть чувство собственного достоинства, — проследовала за ней.
— Где вам будет удобнее, — ответила она. — Можно пройти в кабинет, можно остаться здесь — главное, чтобы вы чувствовали себя комфортно.
Клиентка села на диван, закинула ногу на ногу, спросила, можно ли здесь курить, и закурила.
Они помолчали.
— Ну! — потребовала дамочка.
— Рассказывайте, — предложила Маша.
— Вы — ведьма, вы и рассказывайте! — и женщина вдруг истерически расхохоталась.
«Да… — подумала Маша. — Случай запущенный…»
Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза (несколько дней назад она догадалась, что с закрытыми глазами лучше чувствуешь — ничего не отвлекает) и прислушалась. Ну… Ничего особенного. Обычная невротичка. Немного истерики. Немного тревоги. Не умеет ладить с людьми. Хочет — куда без этого, — чтобы ее любили, но делает все наперекор — ведет себя, как распоследняя гадина только потому, что стремится испытать — а многое ли выдержит партнер? Будут ли ее любить, несмотря ни на что? Груба. Жестока. Вместо того чтобы посочувствовать ближним, уверяет, что у нее самой жизнь — не сахар, но она со всем справилась сама, никто ее не жалел. Делает это затем, чтобы ее оценили, пожалели, но, понятное дело, только нарывается на раздражение. Маша поежилась. В шестнадцать лет эту женщину изнасиловали, а когда она пришла домой, родная мать сказала, что дочь сама виновата и пусть уж лучше убирается туда, откуда пришла. Маша вздрогнула. Этой женщине повезло — первые десять лет жизни у нее был отец, который ее обожал, — только благодаря ему она выжила. Его тепло поддерживало ее, не давало рассыпаться. Устроилась на работу в ателье, сняла комнату за городом и дошла до трех собственных швейных фабрик, которые делали модную одежду. Не высокий стиль — ширпотреб, но он влет разлетался на рынках, а сейчас дамочка была еще и директором одного из крупнейших одежных базаров столицы. Хорошая биография. И, в общем-то, ничего удивительного, что у нее слетает крыша.
