Татьяна Губина - Награда Бога
Натка в красках рассказала о Лерке.
— Ну, теперь можно вздохнуть с облегчением, — резюмировал Петька. — Эх, жаль не успеем к ней заскочить.
— Не переживай, вас все равно сейчас бы не пустили, — хрустя соленым огурцом, сказала Натка. — Врач сказал, что для посещений еще рано.
— Ну, тогда ладно, — успокоился Петька. — А у нас, подруга, две новости.
— Ну, выкладывайте. — Натка отложила вилку в сторону и закурила.
Во-первых, к нам заезжал недели две назад Серега, — торжественно объявил Петька и замолчал, явно ожидая реакции Натки.
— Сердце опять предательски ухнуло, но Натка быстро собралась.
Да ну? Объявился, блудный сын. Ну, как он, где, рассказывай.
Почему-то Натка была совершенно уверена, что Сергей не рассказал о своем приезде в конце декабря в Москву. Она оказалась права. Петька наперебой с Тиной поведали историю затерянного дружка, которую Натка уже знала.
— Ну, подлец, хоть бы на свадьбу пригласил, — деланно изумилась Натка.
— А ты что, нашла бы средства поехать в Берлин? — изумилась Тина.
— Нет, конечно, но сам факт имеет принципиальное значение, — рассмеялась Натка. — Ладно, давайте выпьем за здоровье его детей.
— Ой, он же нам фотку оставил. Смотри.
Перед Наткой появилась фотокарточка, с которой на нее смотрел своими неповторимыми глазами Сергей и две очаровательные девчушки, похожие как две капли воды друг на друга и на счастливого папашку.
— А где ж его фрау? — рассматривая фотографию, глухо спросила Натка.
— А на кой она нам? — резонно спросила Тина. — Главное, он сам и его девчонки. Славные, правда?
— Угу, — хмыкнула Натка и отодвинула от себя фотографию. — А вторая новость какая?
Тина с Петькой переглянулись. Тина пожала плечами и небрежно засунула карточку в сумку, что висела на стуле.
Тина выдержала мхатовскую паузу, а потом выдохнула:
— Я — беременна!
Вот эта была действительно новость! Натка искренне радовалась за ребят! Наконец-то! А то все чужих воспитывают в своей гимназии, а для своих все времени нет.
— А чего вы тогда в Москву приперлись, раз ты на сносях? — удивилась Натка.
— Ой, да у нас же все не как у людей! — махнула рукой Тина.
Оказалось, что Тина забеременела аккурат после того, как переболела краснухой. Эта детская, в общем-то неопасная болезнь страшна только в одном случае — когда ею болеют потенциальные мамаши. И надо же было такому случиться, что долгожданная беременность пришла именно в канун выздоровления Тины.
— Наши питерские эскулапы требовали немедленно аборт или проведения очень дорогого и болезненного исследования. Вот мы и приехали на консультацию в Центр матери и ребенка, — объяснял Петька.
— Словом, рожать разрешили! — торжествовала Тина.
— Ну, дай Бог! — подытожила Натка.
Они стали бурно обсуждать, кого ожидают да как назовут, словом, вели тот самый вечный разговор всех будущих родителей. Натка поклялась, что приедет в Питер, когда Тина родит, заберет подругу из роддома. Засиделись до рассвета.
— Так, девчонки, я на час пойду сосну, а то упаду, — потягиваясь, сказал Петька. — Тебе тоже не мешало бы, — обратился от к жене. — В шесть надо уже выдвигаться.
— Сейчас приду, — пообещала Тина. — Только чай допью.
Натка убирала со стола, Тина задумчиво смотрела в спину подруге.
— Натка, что с тобой? — наконец спросила Тина.
— Со мной? — Она удивленно повернулась. — А что такое?
— Ты какая-то уставшая, потерянная, что ли. Как твоя жизнь, если отбросить работу и Леркину семью?
Натка выключила воду и села напротив подруги.
— Если отбросить работу и Лерку, то больше в моей жизни нет ничего, — усмехнулась она.
— Ни привязанностей, ни увлечений, ни мужчины? — уточнила Тина.
Натка кивнула.
— Невесело, — резюмировала Тина. — А что так?
Натка пожала плечами.
— Ясно, опять разбитое сердце и рухнувшие надежды.
— С чего ты решила? — удивилась Натка.
— У тебя было такое же лицо, когда от тебя ушел Свят. Помнишь такого?
Ей ли не помнить?! Натку трясло от его имени еще очень долгое время. Потом — рассосалось. Как-то не так давно, года четыре назад, Свят вновь появился, что-то бормотал о возобновлении их отношений, о том, что любит ее до сих пор, а жена — это так, необходимый атрибут его обеспеченной жизни. Натка смотрела на его утонченное лицо и пыталась найти в своем сердце хотя бы намек на былые чувства. Тщетно. Все ушло. И любовь, и обиды. Осталась пустота и, пожалуй, благодарность. Все-таки он тогда очень помог Лерке. Что она ему и сказала, перед тем как навсегда закрыть за ним дверь. И в свою квартиру, и в свою жизнь. Отработано и возврату не подлежит.
Натка молчала. А чего говорить, что обсуждать? Сергея, Леру, ее, Наткино, непонятное до конца ей самой чувство к другу и подруге? Нет, она не сможет. Ей стыдно.
— Ты влюблена, Натка. И судя по всему, безнадежно. Может, поговорим?
— Не обсуждается, Тинка, — горько рассмеялась Натка. — Ты сама сказала — безнадежно, так что воздух сотрясать.
— Ну, как знаешь, неволить не буду, — Тина встала и уже на выходе сказала, — ты изменилась, Наташка, очень изменилась?
— Жизнь такая. Закрученная.
— Это не жизнь виновата, а мы сами. Проще надо жить, проще. — Она поцеловала Натку и ушла.
Через два часа они уехали. Ее дом снова погрузился в тишину. Натка бродила по маленькой квартирке и думала, что ее душа, как и ее дом, пуст и холоден. И наполнить его теплом и любовью может только один человек, который никогда не сможет этого сделать. Натка остановилась около зеркала, которое отразило высокую красивую молодую женщину с большими печальными глазами.
— Да, мать, видать, на роду у тебя написано любить тех, кого любить-то тебе и нельзя.
Легче от этой фразы не стало. Занимался новый день. Спать не хотелось, думать тоже, поэтому выход у Натальи Баскаковой был только один — идти на работу. Где она всегда нужна, где ее понимают и ни о чем не спрашивают.
Она переоделась и вышла из квартиры.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Апрельским утром дверь клиники открылась, и на неприметное крыльцо вышла молодая худощавая женщина с короткими светлыми волосами, в длинном кашемировом пальто и маленькой сумочкой в руках. Молодой мужчина в белом медицинском халате вышел за ней следом. Они постояли молча пару минут, подставив лица под уже теплые лучи солнца.
— Ну что ж, Валерия, тебе пора. До свидания, — с налетом некоторого сожаления проговорил врач.
