Катрин Панколь - Черепаший вальс
Она потянулась, подняв руки вверх, и резко сбросила их вниз, опустив голову. Она соскучилась по нему. Она по нему соскучилась. Он все время возвращается. Находит лазейку в ее сознании и тут же занимает его целиком. Вернись, тихонько молила она, вернись, будем встречаться тайком, будем прятаться, воровать краткие мгновения счастья, пока не пройдет время, не выздоровеет Ирис, не вырастут девочки. Девочки! Быть может, Зоэ знает? Дети знают о нас такое, о чем мы и сами не догадываемся. Их не обманешь. Может, Зоэ знает, что я целовалась с Филиппом? Чувствует вкус его губ, когда я целую ее перед сном…
Она выпрямилась. Растерла икры, щиколотки. Еще раз потянулась. Надо поговорить с ней. Вызвать на откровенность.
Она не спеша побежала дальше, погруженная в свои мысли, и не успела сделать несколько шагов, как вдруг услышала, что ее кто-то окликает:
— Жозефина! Жозефина!
Она обернулась. К ней спешил Лука. Раскрыв объятия, улыбаясь во весь рот.
— Лука! — воскликнула она.
— Я знал, что застану вас здесь. Изучил ваши привычки!
Она смотрела на него в упор, словно не веря, что это действительно он.
— Как поживаете, Жозефина?
— Неплохо. А у вас как, получше?
Он с улыбкой взглянул на нее.
— Жозефина! Нам надо поговорить. Надо прояснить это недоразумение.
— Лука…
— Простите за наш последний разговор. Я, наверное, обидел вас, но я не хотел вас задеть и тем более насмехаться над вами.
Она помотала головой и, откинув волосы назад, вытерла мокрый лоб.
— Позвольте предложить вам чашечку кофе?
Она покраснела, отказалась взять его под руку:
— Нет, я вся потная, я бегала и…
Жозефина не могла опомниться: Лука, самый равнодушный мужчина в мире, бегает за ней! У нее подгибались ноги. Она не привыкла внушать страсть. Не знала, как себя вести. С одной стороны, она была ему благодарна за то, что почувствовала себя желанной, значительной. С другой, смотрела на него и думала, что красоты в нем не больше, чем в чурбане. Они зашли в бар у озера. Лука взял два кофе, поставил перед ней. Она сжала колени, убрала ноги под стул и внутренне собралась.
— У вас все в порядке, Жозефина?
— Да, вполне.
Она не умела держать мужчин на расстоянии. Не привыкла. Пусть лучше говорит он.
— Жозефина, я был к вам несправедлив.
Она махнула рукой — не берите в голову, я не сержусь.
— Я вел себя некрасиво.
Она смотрела на него и думала, что многие ведут себя некрасиво с теми, кто их любит. В этом он не одинок.
— Давайте забудем все это…
Его взгляд был открытым и искренним.
— Дело в том… — пролепетала она.
Она не знала, что сказать. Дело в том, что слишком поздно, что все кончилось, что с тех пор появился другой…
— У меня мало опыта в любовных делах. Я все-таки немного клуша…
И тихо добавила:
— Впрочем, это вы и так знаете…
— Мне вас не хватает, Жозефина. Я привык к вам, к вашему обществу, к вашему деликатному вниманию и самоотверженности…
— О! — удивленно воскликнула она.
Почему он раньше не говорил этих слов? Когда еще не было поздно. Когда она так надеялась их услышать. Она растерянно смотрела на него, и он уловил сожаление в ее взгляде.
— Вы больше ничего ко мне не чувствуете? Так?
— Просто я слишком долго ждала какого-нибудь знака, что вы… По-моему, я…
— Вы устали ждать?
— Да, некоторым образом…
— Только не говорите, что уже поздно! — обрадовался он. — Я готов на все… лишь бы вы меня простили!
Жозефина мучительно пыталась найти хоть каплю любви, нащупать хоть тоненькую ниточку, которую можно дернуть, распушить, разукрасить, превратить в пышный помпон. Она не отрываясь смотрела в глаза Луки и искала, искала… Не могло же все так просто взять и исчезнуть? Нужно нырнуть поглубже, поймать эту ниточку во взгляде, на губах, на плече, куда я так любила класть голову, когда мы ночевали вместе, я чувствовала его руку, удерживающую меня, и меня это умиляло, я закрывала глаза, чтобы сохранить в себе этот образ. Она ныряла еще и еще, высматривая конец этой ниточки… Не нашла и, задыхаясь, выплыла на поверхность.
— Вы правы, Жозефина. Я не случайно живу один как перст, в мои-то годы. Я никогда не мог никого удержать… У вас по крайней мере есть дочери…
Жозефина снова подумала о Зоэ. Я сделаю как Лука. Вывернусь перед ней наизнанку, попрошу — поговори со мной, я не умею выразить мою любовь, но я люблю тебя так, что если ты утром меня не поцелуешь, я весь день не могу дышать, не помню, как меня зовут, еда кажется мне безвкусной, работа — бессмысленной, а все вокруг — бесцветным…
— Но у вас есть брат… Вы ему нужны…
Он посмотрел на нее так, словно не понимал, о ком речь. Нахмурился, задумавшись, потом вдруг спохватился и рассмеялся:
— Витторио!
— Да, Витторио… Вы его брат, вы единственный, к кому он может обратиться в трудную минуту!
— Забудьте Витторио!
— Лука, я не могу забыть Витторио. Он всегда стоял между нами.
— А я вам говорю, забудьте о нем!
Его голос стал властным и гневным. Она даже отпрянула, пораженная такой переменой.
— Но он был связан с нами, с нашей историей. Я не могу его забыть. Я переживала за него, потому что я вас…
— Вы меня любили… Так, Жозефина? Когда-то. Давно…
Она смущенно потупилась. Какая же это любовь, если она так быстро улетучилась…
— Жозефина… пожалуйста…
Она отвернулась. Не надо ее умолять. Это невыносимо…
Помолчали. Он вертел в руках пакетик сахара, разминал его в длинных пальцах, скручивал, разглаживал.
— Вы правы, Жозефина. Я обуза. Я как булыжник. Всех тащу на дно.
— Нет, Лука. Это не так.
— Именно так.
Их кофе остыл. Жозефина поморщилась.
— Хотите, возьму новый? Или еще что-нибудь? Апельсиновый сок? Стакан воды?
Она жестом остановила его. Довольно, Лука, довольно, умоляла она про себя. Я не хочу видеть, как вы унижаетесь и заискиваете.
Он повернулся к озеру. Заметил отряхивающуюся собаку, улыбнулся.
— В тот день все и началось… Верно? Когда я вас не выслушал…
Она не ответила и тоже стала смотреть на собаку. Хозяин бросил мячик в озеро, и пес ринулся за ним. Хозяин ждал, гордый своим искусством дрессировщика, гордый, что стоит ему щелкнуть пальцами, и животное исполнит приказ. Он огляделся, ища в глазах окружающих признания его власти.
— Знаете, что мы сделаем, Жозефина?
Он выпрямился с решительным видом.
— Я оставлю вам ключ от своей квартиры и…
— Нет! — вскричала Жозефина, ужаснувшись ответственности, которую он собирался на нее взвалить.