Вэл Корбетт - На первой полосе
— Вы ведь уже закончили, не так ли?
— Да, конечно, — Катя отстегнула микрофон от его галстука, а потом отсоединила свой собственный. — Благодарю вас, сэр. Вы были очень любезны, согласившись уделить нам немного времени. Боюсь, съемочная группа еще ненадолго здесь задержится, им нужно убрать аппаратуру.
— Ничего страшного, я воспользуюсь гостиной наверху.
Премьер-министр открыл дверь, и прежде чем Катя успела сделать хотя бы шаг, она увидела свою любовницу, почетного члена парламента Дейвину Томас, входившую в комнату.
Личный секретарь что-то прошептал на ухо своему шефу, и тот раздраженно прокудахтал:
— Дейвина, можете дать мне еще две минуты?
Она в ответ любезно кивнула, и увидев, что премьер занят разговором с секретарем, подошла к Кате.
— Доброе утро, — произнесла Катя, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более бесстрастно. — В каком состоянии находится ваш муж после несчастного случая?
— Благодарю за участие, — таким же холодным тоном ответила Дейвина. — Думаю, худшее уже позади. Во всяком случае, врачи надеются, что он полностью поправится, хотя ему придется провести в больнице еще не менее двух недель.
— Надеюсь, все закончится благополучно.
Дейвина совершенно непринужденно поддерживала беседу, и Кате стало легче. Она очень боялась неловких пауз в разговоре.
— Да, сейчас моя главная проблема — газеты, — вздохнула Дейвина. — Особенно воскресные. Мне бы не хотелось, чтобы они проявляли к той аварии такой интерес, но я не знаю, как от них отделаться…
— Я понимаю ваши чувства, — прервала ее Катя. Сейчас у нее есть шанс предупредить Дейвину насчет фотографии. — Меня однажды ослепила вспышка фотоаппарата в месте, где я меньше всего этого ожидала.
— Что? Вы хотите сказать, что вам пресса также уделяет повышенное внимание? — небрежным тоном сказала Дейвина. — Ах, разумеется, вы же получили премию БАФТА. Примите мои поздравления.
— Спасибо, — ответила Катя, стараясь, чтобы в ее голосе вдруг не зазвучали нотки тревоги. — С прессой ничего нельзя поделать. Как раз после того, как мне присудили премию, я должна была посетить один дом на Роланд-Мьюс, и вдруг прямо из темноты передо мной возник фотограф. Я очень испугалась.
Лицо Дейвины приобрело жесткое выражение. Она поняла, что Катя имела в виду и какие это может иметь последствия для них обеих. Понизив голос, она тихо сказала:
— Такого больше никогда не должно с тобой случаться.
Премьер-министр закончил разговор, и Дейвина быстрым шагом подошла к нему, не сказав больше Кате ни слова. Легкость, с какой она смогла переключить свое внимание, заставила Катю почувствовать себя брошенной и несчастной.
Когда появляется хотя бы тень опасности для них лично, многие политики впадают в такую панику, что можно подумать, будто они слышат набатный звон, возвещающий о катастрофе. Дейвина, конечно, рисковала, когда завела свой роман, но именно сейчас было самое неподходящее время для того, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. Ее муж в больнице, а босс строго предупредил относительно каких-либо скандалов, и что самое важное, в воздухе витают слухи о кадровых перемещениях.
Немногие газеты осмелятся заявить, что две известные женщины больше, чем просто подруги, если у них не будет признания одной из них или подтверждающих это фотографий. Тем не менее Дейвина приняла решение, что ей следует прекратить отношения с Катей; она должна с головой уйти в дела, не забывая регулярно навещать мужа в больнице.
Дейвина пришла к заключению, хоть и с некоторой неохотой, что этой молодой женщине больше не должно быть места в ее жизни.
Монтаж интервью с премьер-министром занял на удивление очень много времени. Мало того, что между Катей и режиссером Полом Хейсом возникали трения буквально по поводу каждого кадра, так еще в работу вносил сумятицу редактор отдела новостей, заявивший, что все лучшие куски съемки нужны ему для выпусков новостей.
Когда Пол обвинил Катю в том, что она хочет убрать все эпизоды, где премьер выглядит усталым, она поняла, что он руководствуется какими-то скрытыми мотивами, основанными на его политических пристрастиях.
— Ты просто хочешь угодить этим ретроградам с Даунинг-стрит, — усмехнулся Пол. — Не слишком ли рано ты собралась записаться в пенсионерки?
Катя разгорячилась не меньше. — Я просто не хочу, чтобы ты исказил настроение этой беседы. Перекрути-ка чуть-чуть назад… Вот здесь. После своего ответа он улыбнулся. А ты сюда вмонтировал кадр, когда он нахмурен, а улыбку вырезал. Это плохая режиссура, и вообще просто-напросто глупо. Все это закончится тем, что нам скоро перестанут давать интервью, а на Даунинг-стрит подобные примеры могут использовать против нас же, чтобы показать, как журналисты намеренно искажают факты.
Надо поставить его на место раз и навсегда.
— И вспомни, Центральное бюро информации записывает все интервью с премьер-министром. Если они заподозрят, что мы ведем нечестную игру, они могут запросто сравнить наш вариант и свой. Это пойдет нам на пользу? Кончится тем, что нас обвинят в клевете, а премьер-министр получит дополнительные голоса, потому что люди будут ему сочувствовать, нам же больше никогда в жизни не добиться эксклюзивного интервью с премьером.
Министр был откровенен с Катей, и она не собиралась платить ему за это черной неблагодарностью. У Пола же нет никаких оснований подозревать ее в том, что она старается сделать черное белым. Она задавала каверзные вопросы, но тем не менее играла по правилам.
В конце концов редактор отдела новостей выступил в роли третейского судьи, и Пол скрепя сердце уступил. Но эти споры утомили Катю так сильно, что она возвратилась в свою квартиру на Кейл-стрит физически и морально измотанной. Как она хотела сейчас, чтобы ей позвонила Дейвина!
На время Катя даже забыла об осложнениях, которые могут возникнуть из-за той злосчастной фотографии у Дейвины, говорившей с ней сегодня таким холодным тоном.
Среди списка сообщений, лежащего на письменном столе Джоанны — от участников кампании, выступающей против жестокого обращения с детьми в семье, от агентов шоу-бизнеса, от представителя Хенли-центра, приглашающего ее выступить с речью и так далее — было одно, оставленное в 13.35, от директора-распорядителя.
Сообщения от него никогда ничего хорошего не предвещали, а сейчас она из-за отлучки еще и опоздала на час с ответом.
Джоанна набрала номер прямого телефона директора. Занято. Хорошо. По горькому опыту Джоанна знала, что бесполезно пытаться его убеждать в том, что она начала работу в 8.00. Проклятье, она бы ни за что не стала делать маникюр, стрижку и укладку феном, но сегодня у нее встреча со свекровью, а та уже столько раз ей говорила: «Джоанна, очень важно следить за руками, ты согласна? Я, например, каждый вечер мажу руки кремом, а потом надеваю фланелевые перчатки. Посмотри, ты видишь разницу между моими руками и твоими».
