Галина Лифшиц - Невеста трех женихов
Когда наконец они вошли в келью, все вопросы улетучились.
Они стояли на коленях перед маленьким худеньким изможденным старичком.
– Ну что, иностранцы пожаловали? – сказал он с полуулыбкой, положив руку на голову Андрюши.
Ты русский отрок, Андрейка? Какая твоя дорога? – спросил вдруг старец.
– Вы знаете мое имя? – поразился мальчик.
– Имя услышать нетрудно, за тобой твой ангел стоит. Иди по дороге, которую Он укажет. Помни всегда, что ты – воин Христов. Запомнил?
– Да, – кивнул отрок.
– Иди теперь. – Старец перекрестил мальчика.
– Ну что, Фотинья?[27] Заблудилась? – обратился старик к Свете, когда они остались одни. – Пойдем сюда, к окошечку. Дай-ка тебя разглядеть…
Он усадил ее на скамеечку у окна и сам сел рядом.
– Не своей дорогой шла, вот у тебя и печаль. Выбирай свою. Сажай свой сад. Выращивай.
Свете казалось, что она все поняла. Все-все. Главное – про сад.
– А Андрейка, сын? Как с ним?
– А это – первое деревце в твоем саду. Сама знаешь. Береги его. Ты мать. Убережешь. Ты – сильная. Сама еще другим подскажешь. В грязь не лезь. От грязи подальше. Бог тебя направит.
Он положил руку на ее голову, как прежде Андрюше. Огромная сила шла от руки, передавались тепло и вера.
– Молись, – велел старец на прощание. – Молись, выходи на свою дорогу и не бойся ничего.
Андрюша ждал мать на порожке. Лицо его было совсем другим, чем прежде. Глаза сияли.
– Мама, я это никогда не забуду, – с огромным чувством произнес сын.
Потом вгляделся в лицо матери и удивился:
– Как ты изменилась!
– Ты тоже, – обняла его Света, – ты тоже, дорогой.
– Мы сильные! Мы справимся! Да, мам? Мы – воины Христовы…
«Все он понимает», – пронеслось у Светы в голове.
Печалиться было нельзя. Впереди дорога. И сад. Это она запомнила на всю оставшуюся жизнь.
– А знаешь что? Пойдем в святой источник окунемся, а? Рискнем?
Вот что пришло ей в голову! Однажды, несколько лет назад, она уже окуналась в ледяную купель, находящуюся у монастырских стен. Это были ни с чем не сравнимые ощущения: полутьма, вода, близкая по температуре к нулю, ноги, посылающие всему телу сигнал: «дальше не иди», захолонувшее сердце. Окунуться полагалось трижды. Она сделала, как полагалось, боясь, что выйти из купели уже не сумеет. Зато когда вышла, как заново родилась: столько сил откуда-то взялось! Андрейку она тогда с собой не повела, хотя другие детки, даже маленькие совсем, окунались бесстрашно. Не в первый раз, наверное.
– Рискнем, мам! – Сын ее любил рисковать.
В купальню заходили по очереди: то несколько женщин, то несколько мужчин. Вместе могла войти семья.
– Мы будем вместе, я тебе помогу. Главное не бояться, молиться, – наставляла Света.
У домика очереди не оказалось. Дневное время, повезло. Сидела только на лавочке у входа женщина лет сорока пяти с улыбающимся в пространство молодым человеком, сыном, наверное. Света их видела в очереди к старцу. Они немножко раньше у него побывали. Молодой человек плохо ходил, припадал на правую ногу, мать его поддерживала, нежно уговаривая сделать еще шажок, и еще, и потерпеть, и еще на ступенечку. Сын очень старался и радовался, когда у него получалось.
«Бедные люди, – подумала тогда Света. – Вот у кого горе! А мы еще жалуемся, чем-то недовольны. Они же – явно счастливые, глядят друг на друга, улыбаются. Вот Бог дал радость и силы все перенести!»
– Здравствуйте! – поклонилась им Света, подходя к лавочке. – Там кто-то есть?
– Никого нет, мы одни, – улыбнулась ей женщина. – Сидим и ждем. Вас ждем.
– Нас?
– Кто подойдет. Чтоб помогли сыночку в купель спуститься. Я одна не слажу. Его поддерживать надо.
– Я помогу, конечно, пойдемте.
– Спасибо, милая. Вот мы сейчас окунемся с молитовкой, выйдем. А следом вы окунетесь. Все печали уйдут. А силы появятся.
Света помогла. Молодой человек без страха, с готовностью погружался в воду. Вышел, крепко держась за руки оберегающих его женщин. Мать одела его, усадила, окунулась сама.
Наконец дошла очередь и до Светы с Андрейкой. Они остались одни. Темная вода в купели, казалось, не имеет дна. Но дно было – Света это знала. И спасение покоилось в этой воде. Великий Дар.
На этот раз погружение в воду далось ей легко: рядом был сын, он нуждался в ее уверенности и силе. Идя за матерью, он сжал губы и не показал страха.
– Ну, давай: Во имя Отца – раз, и Сына – два, и Святаго Духа! Слава Тебе, Господи.
Выходили счастливые. Женщина с сыном все еще сидели на лавочке.
– А мы вас поджидаем. Вы тоже у старца были? Я вами все любовалась, так сыночек на маму похож!
– Ваш тоже похож, – заметила Света, усаживаясь рядом.
Спешить им некуда, можно и поговорить.
– Берегите сына, – сказала женщина. – Мой-то не всегда таким был. Красивым рос, веселым. В школе только четверки-пятерки. Мы с отцом радовались. А нельзя было. Смотреть надо было, глаз не сводя. На наркотики подсадили. Во дворе прямо торговали, а я его отпускала гулять во двор. Сейчас уж дети одни не гуляют. Сейчас все всё поняли. А мы тогда были непуганые. Хочешь гулять? Уроки сделал? Беги, дыши свежим воздухом! А там такой свежий воздух… Героин!
Сын слушал, что рассказывала мать, видно, не в первый раз, хмурился и кивал. Женщина продолжала:
– Все рухнуло. А я не замечала. Ну, худой стал, плохо выглядит. Устал. Растет. Ну, двойки пошли, прогулы… Трудный возраст. Деньги из дома пропадали. Думала, сама засунула, по беспамятству своему. Работа у меня такая, внимание требуется, концентрация. А дома могу и позабыть что. Ну, потом обнаружилось. И что мы только ни делали, как ни лечили! Все, что было последнего, продали. На лечение. Одна мафия – торговцы и лекари эти. Им разве выгодно вылечить? С кого тогда деньги драть. А дети наши для них ничто. Тухлое мясо. Я в отчаянии была полном. Мир видела черным. Абсолютно черным. Одна краска у меня была. Иной раз думала: уж лучше б сын и не рождался на свет, раз такая участь у него. А мы так радовались, когда он народился! Так верили, что он для счастья пришел! А тут иной раз говорю: лучше бы ты умер! Больно было так, что и не передать. После такой боли не страшно ничего! В купель, вижу иной раз, люди войти боятся, стоят, крестятся, решаются. А мне смешно. Что ж там страшного? Не видели вы страшного! Дошли мы с мужем до самого предела. Уже не знаем, что делать. Посоветовали нам сына в монастырь везти, вот сюда. К старцу. А это уж мы несколько лет страданий прошли. Мы, конечно, уже изверились. Но поехали. Старец нас принял. По имени сына сразу назвал. Что ж ты, говорит, делаешь, чего хочешь. А этот отвечает: умереть хочу. Старец засмеялся: ну, это не в твоей, мол, власти. Это самое легкое тебе. А ты тут отработать должен. Иди, говорит, Господь управит.
