Вера Кауи - Богатая и сильная
— Мисс Арден, — сказала она с улыбкой. — Я рада видеть вас здесь. — Она протянула руку, но Матти не пошевельнулась. Она не спеша оглядела Элизабет с головы до ног, словно знаменитая примадонна хористку.
Оскорбительно и высокомерно.
— Вы, наверное, понимаете, что я не могу ответить вам тем же, — парировала Матти.
— Любая другая ваша реакция была бы для меня неожиданностью, — спокойно произнесла Элизабет.
Глаза Матти запылали.
— Если уж мы начнем говорить о неожиданностях…
Теперь Элизабет медленно рассматривала Матти, и под ее взглядом горевшее лихорадочным румянцем лицо побагровело.
— Когда вы поправитесь, мы поговорим обо всем, о чем вам захочется, но сейчас, я думаю, вы еще нездоровы. Когда выздоровеете, я в вашем распоряжении.
Она поклонилась и ушла.
Из горла Матти вылетел странный звук, она шагнула вслед, но Хелен с лихорадочным: «Прошу тебя, Матти…» — удержала ее за руку, а Харви остановил мрачным замечанием:
— Зря тратишь время, Матти.
— Нахальная тварь! — вырвалось у Матти. — Да кто она такая?
— Она знает, кто она, — без лишних слов сказала Касс. — А ты, — добавила она, — выяснишь!
Матти смотрела вслед Элизабет, направлявшейся в сторону сада, краска сошла с ее лица. Она вдруг обмякла.
— Пойдемте в дом, — заторопился Харви, и они чуть ли не внесли Матти на руках в дом, усадили в кресло, а Касс позвонила, чтобы пришел Амос, старший сын Мозеса. Он легко поднял Матти на руки и отнес по лестнице в ее комнаты, где к Матти кинулась Яна, причитая по-польски, в слезах. Она распахнула перед Амосом дверь спальни, чтобы он мог положить Матти прямо на кровать. Затем махнула рукой, чтобы он уходил.
— Оставим их, — решила Касс. — Яна знает, что делать.
За дверью, предупреждая выговоры Харви, Касс сказала:
— Прежде чем ты начнешь… они оценили друг друга, и Матти теперь знает, что должна каким-то образом поладить с ней. Предоставим это ей, хорошо?
Но Харви хотелось оставить за собой последнее слово.
— С тобой всегда так — либо жизнь, либо смерть?
Касс взглянула на него без улыбки.
— Когда у меня есть выбор.
Они пили чай, когда доложили о Луисе Бастедо.
— Я подумал, что мне надо проведать ее и проследить, чтобы все было в порядке, — приветливо произнес он.
— Ну как можно понять, все ли в порядке, если человек не произносит ни слова, — заметила Касс.
— Выпьете с нами чаю, доктор? — спросила Хелен, потянувшись за чашкой.
— С удовольствием. Спасибо.
— Тогда садитесь, прошу вас. Позвольте мне представить вас мисс Шеридан. Элизабет, это доктор Луис Бастедо. Он лечит весь остров.
Они пожали друг другу руки.
— Мы так гордимся нашей больницей, — продолжала Хелен. — Доктор Луис сделал из нее одну из лучших на всем Карибском побережье, если не лучшую.
— Если вам когда-нибудь захочется взглянуть на нее, — предложил Луис, — дайте мне знать.
— Благодарю вас, — произнесла Элизабет.
Пока они сидели и болтали, Луис выпил две чашки чаю и съел огромный кусок знаменитого торта «Мальборо». Потом он сказал:
— Теперь я, пожалуй, поднимусь наверх к мисс Арден. — Он повернулся к Касс. — И мне хотелось бы поговорить с вами, если можно.
Касс встала.
— Я пойду наверх вместе с вами.
— Так вот она какая, — задумчиво произнес Луис, когда они поднимались по лестнице, и в его голосе прозвучала нотка восхищения.
— Да, это она.
— Как ее перенесла мисс Арден?
— Горькая пилюля, — лаконично ответила Касс.
Она взглянула на него и вздохнула. — А теперь, я думаю, моя очередь принимать лекарство?
— Да. Врач здесь я. И когда вам в следующий раз придет в голову брать на себя мои обязанности, сделайте одолжение, поставьте меня в известность. Вы никогда не боялись необдуманных поступков, не правда ли, Касс?
— Кто-то должен был что-нибудь сделать, — упрямо сопротивлялась она.
— А вы не подумали о том, что я могу быть того же мнения? Все, что вам нужно было сделать, это спросить меня.
Касс смирилась.
— Я решила, что вы меня и слушать не станете. — Потом она заинтересованно спросила:
— А вы были?
Я имею в виду, того же мнения?
— Я точно так же, как и вы, понимал, что необходимо что-то предпринять. Только вы опередили меня, потому что знали, что именно. — Он сухо добавил:
— Оказалось, что у вас в рукаве припрятана мисс Шеридан.
Касс фыркнула:
— Она бы там не поместилась!
Глаза Луиса заблестели.
— Какая красавица! — Его взгляд смягчился. — Неудивительно, что у мисс Арден случилась истерика.
— Я же знала, что так и будет. Видите ли… именно это меня и подстегнуло. Матти Арден никогда ни с чем не смирялась.
— И при тех успехах, которых вы добились, вы просите меня помочь вам?
— Простите меня, — сказала Касс, и в ее извинении прозвучала искренность. — Это больше не повторится.
— Хорошо бы.
Они посмотрели друг другу в глаза, и Касс виновато опустила голову.
— Обещаю.
— Ловлю вас на слове. А теперь пойдемте к мисс Арден.
Матти лежала в постели в окружении копий завещания и папок.
— Три недели я здесь валяюсь, и хоть бы кто-нибудь что-нибудь сказал, — напустилась она на Касс, едва та появилась в дверях.
— Ты просто никого не хотела слушать.
— Ты прекрасно знала, что уж о ней-то я бы не пропустила ни словечка. — Она свирепо взглянула на них обоих, но все же позволила Луису пощупать пульс. — Этот ублюдок! — прошипела она. — Лживый, двуличный ублюдок! Никогда ему этого не прощу. Никогда!
Как он смеет так обращаться со мной! Со мной! Матти Арден! Двадцать лет жизни отдала я этому негодяю, а теперь он вышвыривает меня вон как дешевую шлюху!
Явные признаки выздоровления, отметила про себя Касс. «Эго» Матти постепенно раздувается до обычных непомерных размеров.
Но она отметила также, что первой реакцией Матти был гнев. Ярость от того, что ею пренебрегли, что ее не выделили. Позже, когда ярость утихнет, на смену ей придет боль. И тогда начнутся настоящие трудности.
Потому что если Матти расстроена, то придется расстроиться и всем остальным. Слезы текут рекой, разыгрываются сцены, составленные из отрывков ее любимых ролей: фанатизм Медеи, горе и гнев Нормы, трагедия Изольды. Ярость Матти Арден стала феноменом, а ее сцены легендой. Самые крутые менеджеры запирались в своих офисах, когда Божественная дива неистовствовала. Потом, когда она добивалась своего, все вокруг озарялось светом ее кротости. Она становилась великодушной, всепрощающей и щедрой. И в этом состоянии могла отдать кому угодно последний цент. Но когда ее пытались провести, она выходила из себя.
