Людмила Маркова - Небо любви
— Удивительно, откуда ты это знаешь?
— Так, вычитала где-то. А память меня редко подводит.
— Я не перестаю тобою восхищаться, — удивилась Ляна и продолжила свой рассказ о любимой, но далеко не легкой работе.
Юлька с упоением слушала подругу, от которой веяло уверенностью и спокойствием, и сама не заметила, как почувствовала себя способной встретиться с любыми трудностями.
— Ляночка, ты по-прежнему служишь Родине? — осторожно спросила Юлька, не называя той серьезной организации, к которой Ляна всегда имела отношение.
— И знаешь об этом только ты. — Ляна старалась избегать столь серьезной темы, о которой они чаще умалчивали или касались вскользь.
Такое тесное общение этих двух совершенно разных по характеру молодых женщин порою могло показаться странным, если бы их не связывало между собой нечто большее. Здесь глубоко переплелись времена, события, история. И у этих женщин были общие предки.
После очередной чашечки кофе, предпочитаемого Ляной всем напиткам, и употребляемого ею в неимоверных количествах, она решительно встала и, попрощавшись, пожелала Юльке справиться со всеми невзгодами и смотреть на жизнь оптимистичней. А Юльке больше не хотелось жаловаться и уподобляться людям, которые хвастаются своими несчастьями, поскольку хвастаться им больше нечем.
Глава восемнадцатая
Напрасные амбиции
Волжин проснулся рано и, стараясь не производить шума, осторожно высвободил свою руку из-под Юлькиной головы. Он решительно встал и, запретив себе оглядываться, прошел в ванную комнату. Стоя под струями бодрящей прохладной воды, он постепенно приходил в себя после сумасшедшей бессонной ночи. Он гнал прочь сладкие воспоминания, которые преследовали его, лаская, нежно обволакивая, приводя в восторг и обещая наслаждение. Этой ночью Волжин поначалу отчаянно сопротивлялся охватившему его желанию, но острое ощущение близости любимой женщины сломило его железную волю.
«Стрелки часов показывают шесть, значит, я спал совсем немного, а в запасе еще целый час. Надо отключить будильник на телефоне, чтобы не разбудить Юльку, которой следует сегодня основательно выспаться. Ведь ей всю ночь предстоит работать в небе. Наверное, это никогда не кончится. И главное — бесполезно убеждать, грозить, умолять, настаивать на ее увольнении с работы. Я использовал все воспитательные методы, какие только можно. Сегодня я сделаю последний шаг», — размышлял Волжин, не заметив, как вошел в спальню.
Бесшумно присев на краешек постели, он взглянул на спящую Юльку, золотистые локоны рассыпались по подушке, темные длинные ресницы слегка вздрагивали, словно она не спала, а только притворялась спящей, тронутые улыбкой пухлые губы хранили на себе следы ночных поцелуев.
У Волжина перехватило дыхание, ноздри его затрепетали, словно у зверя, учуявшего добычу, и он, скинув махровый халат и приподняв одеяло, совсем обнаженный лег рядом. Он знал, что под утро Юлькин сон особенно крепок, и надеялся, что не побеспокоит ее, если просто тихонько прижмет к себе, ощутив тепло ее гибкого тела.
Но Волжина тут же накрыла волна щемящего чувства радости, а руки его сами по себе нашли знакомые изгибы. Ее небольшая упругая грудь, прижатая к его груди, слегка вздрагивала, но даже при этом Юлька не проснулась, а только вздохнула во сне.
Волжин слегка отстранился, позволяя Юльке свободней дышать, и припал губами к нежно-розовым соскам, приводящим его в состояние первобытного возбуждения. Его руки ласкали ее бархатный живот, опускаясь все ниже и ниже и, наконец, замерли, чуть заметно поглаживая увлажняющееся горячее лоно. В животе заныло от нестерпимого желания и, аккуратно раздвинув пальцами скользкие лепестки, он медленно и осторожно ввел свою вздрагивающую от нетерпения, отвердевшую плоть. Он почти не двигался, довольствуясь волнующим кровь соитием тел и чувствуя, как приближается волна высшего наслаждения.
Дыхание его остановилось, учащенное биение сердца отдавало в ушах, и вдруг все внутри задрожало, завибрировало, заклокотало и наконец прорвало вулканом, щедро выплескивая из себя горячую лаву. Волжин с трудом сдержал крик радости, почувствовав, как плоть спящей женщины едва заметно ответила ему легким пульсированием. Затаив дыхание, не двигаясь, он еще долго пребывал в блаженной неге.
Звонок, напомнивший о заказанном такси, заставил его вскочить и одеться в считанные секунды, как в армии по тревоге. «Так я запросто опоздаю в аэропорт», — мелькнула запоздалая мысль. Проверив еще раз документы и бумаги, необходимые для выступления на конференции, Волжин уже было поспешил на выход, где его ждало такси, но вдруг остановился в задумчивости и решительно развернулся. Он вырвал из записной книжки листок, написал несколько строк, положил на комод в спальне и вышел, не удостоив безмятежно спящую жену взглядом. «Все, теперь все», — мелькнуло в голове, и тут же зазвонил телефон, уводящий его мысли в другую жизнь.
— Стас, ты где? Мы все уже давно собрались, через пятнадцать минут заканчивается регистрация, — раздался в трубке голос профессора Нестерова.
— Леш, задержи рейс, я опоздаю немного, — оставался спокойным Волжин.
— Кретин, ты что, хочешь сорвать конференцию?! — кричал Нестеров.
— Сам кретин. Такое впечатление, что мне звонит уголовный элемент, а неученый муж, — огрызнулся Волжин. — Все, не паникуй. Я уже в такси и приеду вовремя.
— В Шереметьево едем? — уточнил водитель.
— Да. В Шереметьево. Плачу двойную цену. Успеем за пятнадцать минут?
— За четырнадцать успеем, — произнес водитель уверенным, не вызывающим сомнений голосом. — Дорога хорошая, сухая. Я в прошлом гонщиком был, призы брал.
— Гонщиком? Вы, случайно, Сергея Стасова не знаете?
— А как же! Знаю. Мы почти ровесники. Вместе не один пуд соли съели.
— Тогда успеем, — сказал Волжин и замолчал, заметив, что, поддерживая разговор о Юлькином брате, он невольно вспоминает его сестру.
Через несколько минут после взлета, выпив с коллегами по стопочке и в мыслях уже окунувшись в любимое дело, Волжин откинул спинку кресла и уснул крепким сном.
— Ladies and Gantlmen! The captain has turned on «Fasten Seat Belt» sing. We have started our descent. We will arrive at the airport in Brussels in 25 minutes. — Волжин проснулся под приятный голос стюардессы, профессиональная интонация которой сильно напоминала ему Юлькину манеру говорить. Волжин никогда не был в Брюсселе, но как человек, увлекающийся историей, знал, что его название означало «город болот», что только в XIX веке он приобрел статус столицы обретшей независимость Бельгии.
