Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...
Лена убежала кого-то встречать. А Слава отошел поближе к выходу и остановился там у стены.
Тэк-с, спокойно, спокойно… Виду не подавай, никого не зли. Будь тих, незаметен сколько можно, стой себе с оптимистичным и простодушным видом, как будто тебе тоже интересно слушать. А потом надо уходить.
Только зачем Ваньке понадобилось снова врать, опять выкручиваться, пробовать вновь водить брата за нос? Он не ребенок. И вокруг — тоже не дети. Патриотический концерт…
Объявили: он приехал. Тот, кого все ждут. Слава догадался, что сейчас будет. Все встанут и начнут долго хлопать — ясен пень. Хорошо, что Слава стоит.
Он угадал: на сцену вышел кореец в белой рубашке и черном смокинге. Все встали, кроме стоящих. Долгие, не смолкающие несколько минут аплодисменты.
Вновь прибывший поклонился, все сели. Началось пение гимна. Качественная музыка долби. Многие подпевали. Гимн о том, что зло отступит и восторжествуют на земле мир и радость.
Кореец подошел к микрофону и стал толкать речь. Зал молча слушал. Но все выходы открыты. Хорошо…
Кореец говорил, что свою деятельность в России они начали в эпоху перестройки. «Преподобный» Мун тогда добился аудиенции у самого Горбачева. Это была первая победа! В Россию пришла свобода совести и вероисповедания, атеизм уходил в прошлое. Россияне сделали первый шаг к свету. И тогда в свободную Россию приехал Мун, и ему разрешили здесь проповедовать… Речь лилась, как по бумаге, хорошо отрепетированная. Усё ясно, сказал себе Слава. Пора отчаливать. Хватит.
Он аккуратно и непринужденно пробрался к выходу. Так, мол, воздухом подышать… Вон, кто-то еще двинулся из зала… Слава бесшумно вышел в пустой холл.
Краем глаза увидел: в противоположной стене открыта дверь, за ней — какое-то помещение вроде балетного зала для тренировок. Там группа. Она делала какие-то упражнения, вроде медитаций. Или это своеобразные молитвы, совмещенные с физическими движениями? Все дружно выбрасывали вперед руки, махали ими, наклонялись, опять махали… Руководил группой молодой кореец.
Движения напоминали те, что демонстрировали клубисты в походе — мол, знак клуба и как бы сбор хорошей энергии…
Слава вышел на улицу.
Возле здания по траве тихонько катились коляски — с детьми гуляли дюжины полторы молодых мам, русских и корейских. Слава двинулся прочь. Тихонько, не оглядываясь, все больше ускоряя шаг. Вот уже зеленый парк… Тишина… Посольство мира осталось позади. Слава вздохнул с облегчением. По аллее, к реке, дальше и дальше… Он был уже спокоен. По крайней мере, он ушел. А Ванька?!
Вечером Слава начал очередной разговор с братом.
— Вантос, я ничего не понял: это же опять Мун!
— Что-о?! — сделал крайне удивленную морду Иван.
— Я пришел, куда ты мне сказал. Тебя, кстати, нигде не обнаружил. Началось… И я вижу — это откровенно мунистское мероприятие, какой-то их съезд! А где же твой патриотический концерт?
Брат минуту-другую помялся.
— Ты понимаешь, было два мероприятия… И патриотический концерт. Я на нем был, все прошло неплохо. Но параллельно шло собрание мунистов… В одно и то же время. Я, конечно, тебе про него не стал говорить… Но я удивлен происшедшим…
— Но ты же назвал мне точный адрес и время! — закричал Слава. — Что же теперь шлангом прикидываешься?! Когда ты прекратишь лгать и изворачиваться?! Ты специально меня подвел, обманул, заставил идти туда, куда бы я ни за что, ни за какие коврижки сам не пошел! И ты это прекрасно знаешь! У тебя что, вообще нет никаких представлений о добропорядочности? Сплошная ложь и общие обтекаемые слова про мир во всем мире! Вечно ваньку валяешь!
Да, напрасно Слава опрометчиво думал, что знает о мунизме и о мунистах многое… На такую чудовищную дезу, на этакую манипуляцию, на столь наглую махинацию он не рассчитывал…
Славе становилось все противнее и противнее. Им хотели манипулировать. И не только сейчас — им и раньше пытались управлять, и вообще они играют людьми, и в том их суть! С лукавыми масками, с улыбками, отводя глаза, называя себя громкими именами, обтекаемыми, призывающими, но никогда не выдающими истины, зато проворачивая культурные мероприятия, приглашая знаменитостей, прикрываясь лозунгами о братстве, свете и мире… Масонские ложи… Современные масонские ложи…
Вспомнился сайт, где был тот же фотопортрет — Мун в смокинге и Муниха в белом. И другие сайты. Там писали, что мунисты часто приобретают ярко выраженные инфантильные черты; секта отучает их от ответственности, от взрослого взгляда на мир — за них все решают высшие иерархи, подвластные Муну, все проблемы мунисты перекладывают на них, а сами работают, поставляя в секту людей и собирая пожертвования… Вроде Ваньки…
Славе стало совсем хреново. Но усё! Это — последний предел. Такого хамства, такого безобразия Слава не ожидал. И до последнего момента вел себя вежливо, не нарывался на конфликты, по-христиански корил себя за свои циничные шутки, за любовь к пиву… Но этот чудовищный обман… Больше не будет никакого общения с этими людишками, с этими скользкими ужами, работающими на жирного корейского деятеля, переманивающими к нему людей всеми правдами и неправдами… Хватит! «Единожды солгавши…»
А Вантос?!
Разговаривать с братом настроения не было…
В субботу позвонил сокурсник:
— Привет! У нас сегодня литературный вечер. Приходи!
Делать было особо нечего, мысли о Ваньке с большим успехом глодали себе Славу дальше, в мамины глаза смотреть стало невозможно… И Слава пошел.
Почти на входе наткнулся на Кокорину. Тэк-с… И она сюда заявилась! Сюрпризный, кажется, намечается вечер.
— Вот сейчас ты очень мне нравишься! Аккуратный, побрился! А с бакенбардами у тебя вид какой-то дурацкий был.
Угу, ее, конечно, спросить забыли! Славка мрачно бросил ей:
— А у тебя самой вид дурацкий в твоих красных штанах типа трико! Или в желтых. Которые ты обожаешь.
Тася разулыбалась.
— Люблю быть смешной! Чем я нелепее выгляжу — тем больше кайф ловлю. Ну а насчет бакенбард — не обижайся! Просто ты выглядишь серьезным парнем, но при этом — какие-то прибамбасы!
Она вовсю сияла Славе. Но он скомкано буркнул «спасибо» и отошел.
Раздражение нарастало. Он чувствовал, что подошел к какому-то окончательному барьеру.
У окна стоял Ванька. Да, угадал Слава насчет сюрпризного вечера…
— Ты меня уважаешь? — весело спросил он брата.
— Уважаю. Но пить не буду.
— А по рогам?
Пока это была шутка. Грубая, но шутка.
— А ты меня уважаешь, если так спрашиваешь?
Умен… Ох, умен… Родной братец все-таки… Они остались один на один. Рядом отстраненно шумел народ за столами.
