Маргарет Каллахэн - Моя желанная
Дев? Еще одна шутка — любезность Девлина Уинтера? Но почему? Он назвал духи в ее честь. Он сам это сказал. Духи были новинкой в магазинах, когда Мерил купила их…
Четыре часа неприятных размышлений. Четыре часа работы с клиентами, демонстрация платьев. Все это время мозг Холли прокручивал одно и то же. Она должна узнать. Раз и навсегда. Освободившись наконец, она спустилась в «Бьюти рум» и купила духи.
— Вы забыли о скидке для служащих, — напомнила ей продавщица, лицо которой являло собой витрину макияжа.
— Нет времени, — бросила Холли через плечо.
Она знала, что скидку оформить недолго, но пришлось бы задержаться и поболтать, чего от нее и ждали, ведь она стала знаменитостью, поскольку о том, что она провела вечер с Девом, в магазине знали все.
Снова к лифту, вверх, так долго, ох, почему так долго? Уже на улице Холли остановилась, сделала глоток холодного, свежего воздуха. Нужен человек, свободно владеющий французским. Кого и где искать? Над входом в магазин трепещут флаги. Национальные флаги. Французское посольство. А почему бы и нет? Возможно, просьба покажется необычной, но ведь дело минутное. В посольстве работают французы, они не откажутся сказать ей правду. Правда. Готова ли она принять ее?
Холли остановила такси и, едва машина влилась в еле движущийся поток транспорта, вытащила из сумочки пакет, сорвала упаковку и положила на ладонь коробочку. Правда. Готова ли она принять ее?
Иного выхода нет. Холли освободила флакон от мягкой бумаги, вздрогнув от запаха «Айлексии», но овладела собой, перевернула флакон и посмотрела на французские слова, которые до сих пор не удосужилась перевести.
«Женщине, которую я люблю и буду любить все грядущие завтра».
— О Боже! — Холли прижала ладонь ко рту, стараясь подавить рвущиеся наружу рыдания.
«Женщине, которую я люблю и буду любить все грядущие завтра».
По-английски. Потому что это Англия, и слова, вполне естественно, написаны на английском.
Он любил ее. Дев говорил, что любит ее. В прошлом. Теперь он любит Флору, он полюбил ее давно, еще перед автокатастрофой. И будущая миссис Уинтер, как Дев сказал неделю назад, — самая красивая женщина в мире.
«Итак, примирись с этим, Холли. Он любил тебя — когда-то. Духи тому доказательство, воспоминание о том, что он лишил тебя невинности и разорил твоего отца. А контракт?» Холли продолжала размышлять, не замечая, как такси проложило себе путь к середине улицы, подалось влево, вправо и очутилось в самой гуще уличного движения. Она отказалась принимать контракт с «Афродитой» как плату за свое изображение. Это тоже имело особый смысл. Дев ее принудил. Он знал ее слишком хорошо и понимал, что иначе она не согласится подписать контракт. Это не месть Дева, это его искупление.
Холли заблуждалась. Как сильно она заблуждалась!
Только это оказалось еще хуже, гораздо хуже.
— Холли? Дорогая, о дорогая моя!
Верная Мерил не задавала вопросов, она просто раскрыла объятия и увела ее в дом, в единственную комнату, которую Холли любила за то, что она напоминала об отце. Мерил обнимала ее, утешала и, когда та наконец перестала всхлипывать, сунула ей в руку такой необходимый сейчас стаканчик бренди.
— Дев? — мягко спросила она.
Холли кивнула. Дев. Она любит его. Она его потеряла. Она даже может простить его, потому что он любил — когда-то. Чек уже ничего не значит. Дев искупил свою вину.
Послышалось шуршание бумаги.
— Что это? — с внезапным необъяснимым страхом спросила Холли.
— Я разбирала бумаги твоего отца, — сказала Мерил, глядя на нее всепонимающими голубыми глазами. — Там, на чердаке, столько коробок, у меня до них не доходили руки. Вот что я нашла.
— Но… адресовано папе, — тупо заявила Холли, беря конверт дрожащими пальцами.
Сквозь новые потоки слез она с трудом заметила жирно заштемпелеванную лондонскую марку, дату и название виллы в Лос-Кристианосе, где в то время погибал прежний мир Холли.
— Открой конверт, Холли.
Едкие слова написанной от руки записки. «Вам не купить у меня историю, которой не существует, мистер Скотт. — Четкий, летящий почерк Дева. — Что касается Холли, то я ее люблю. И в один прекрасный день вернусь за ней. Поверьте, никакие грязные деньги никогда не встанут между нами».
Вот и все. Нет, еще обрывки чека на имя Девлина Уинтера.
Как просить прощения у человека, которого ты, любя, столько времени осуждала и проклинала?
Такси до вокзала Виктория или метро? На такси быстрее, решила она. Но метро даст ей возможность собраться с мыслями. Нет, определенно метро, тем более что Дев говорил, будто в отеле есть особый выход — прямо в здание вокзала.
— Мистер Уинтер? Сожалею. — Портье был вежлив, но тверд. — Он дал строжайшие инструкции, чтобы никто его не беспокоил.
Никто не беспокоил… «Только посмей прорваться! Еще, пожалуй, угодишь в участок». К счастью, Холли сохранила чувство юмора.
— Почтовая бумага и конверт? Разумеется, мадам. На конторке справа от вас.
С чего же начать? Трудно было бы встретиться лицом к лицу, но… «Дорогой Дев, прости! Кажется, я ошибалась все эти годы». Холли скривила губы. Ничего смешного. Глубоко вздохнув, она принялась писать так, как оно шло от души:
«Все грядущие завтра, Дев. Я любила тебя тогда, люблю теперь, буду любить вечно. И то, что ты когда-то любил меня, останется со мной на все грядущие завтра. Спасибо, Дев, за то, что ты сделал мне такой драгоценный подарок. Холли».
Она вложила записку с обрывками чека в конверт и поспешно заклеила, чтобы, не дай Бог, не передумать. Отдала письмо портье и ринулась было к выходу, но налетела на девушку — женщину, поправила она себя автоматически, — которая вошла через вращающиеся двери.
— Извините. — Мягкий шотландский выговор, красивое лицо, ростом пониже Холли.
Стройная. Привлекательная. И смотрит на нее с лукавой улыбкой.
— Нет, я сама виновата, — пробормотала Холли, у которой хлынули слезы.
Она метнулась к дверям и, оглянувшись, успела увидеть, как Флора Пенман подошла к лифтам. Чтобы никто его не беспокоил… За исключением Флоры. Вблизи Флора казалась еще симпатичнее, чем тогда, в магазине. И это причиняло боль.
Звонок в дверь. Наплевать. У Тома и Мерил есть ключ, а разговаривать сейчас, например, с молочником, который пришел за деньгами, она просто не в состоянии.
Но в дверь все звонили, звонили и звонили до тех пор, пока Холли, негромко ругнувшись, но так крепко, что покраснел бы сам дьявол, вышла на площадку лестницы. За матовым стеклом входной двери смутно виднелась темная фигура. Молочник. Так она и знала…
