Татьяна Веденская - Муж объелся груш
– Мама, нет, – только замотала головой я, жалобно глядя на Нинэль.
Та смекнула, что, если продолжать в том же духе, я снова могу не совладать с чувствами и излить их на окружающих.
– Мамуль, оставь ты ее. Дай ей подышать.
– Да, ладно. Ниночка, ты права, – причитала мама. – Ой, но этот Денис, как теперь быть? Надо было видеть его лицо.
– Пусть радуется, что я такая добрая – дочку с ним отпустила, – злобно буркнула я, в изнеможении присаживаясь на кушетку в прихожей.
– Ты что, уходишь? Ты же собиралась побыть до вечера!
– Мам, я думаю, что у нас у всех немного нарушились планы, – усмехнулась я, переглянувшись с Нинэль. Та подняла взгляд к потолку и вздохнула.
– Так ты же… тебя же встретят позже.
– За мной уже выехали, – успокоила ее я.
– Надо же! – фыркнула она и пожала плечами.
В этом вся мама, она любит меня, конечно. Я не сомневаюсь в этом, она тоже баюкала меня, когда я была маленькая, и волновалась, если я задерживалась где-то по вечерам. Но она всегда почему-то верила, что я эдакий неудавшийся экземпляр, такой блин комом, хоть и не первый. Почему так – понятия не имею. Вроде бы поводов таких особых я никогда не давала. Но все равно, она даже поверить не может, что ради меня какой-то мужчина едет в самый мороз и метель, чтобы забрать из дома. Пешком бы добралась, на метро. Не сахарная.
– Мам, я пойду, у подъезда постою. Мне что-то душно. Не провожай. Папе передай мои извинения, ладно? Пусть он не злится.
– И ты тоже не обижайся, если что. Мы просто считаем, что у Сонечки должен быть отец.
– Да уж, – кивнула я, стоя в дверях.
Пусть даже и такой, все равно лучше, чтобы он был. И потом, кто знает, может быть, хоть он и не любил меня, но полюбит в итоге ее? Что я понимаю в таких делах?
– Муся? Эй, я тут! – крикнул мне Федор с дороги. Он стоял в дверях машины и махал руками. И от того, что мне сейчас предстоит ему сказать, у меня сердце сначала как-то замерло, потом ухнуло в пятки, а потом забилось в бешеном ритме.
– Иду! – крикнула я в ответ.
– Невозможно к дому проехать, там какой-то умник на «Лендкрузере» перегородил въезд.
– Ерунда, – улыбнулась я, рассматривая это красивое, вечно серьезное, немного даже суровое лицо. Как же я его боялась, когда только поступила на службу. А теперь? Теперь я, кажется, вообще ничего не боюсь. Что-то поменялось, и не в окружающем мире, а во мне, внутри меня. Если бы меня сейчас спросили, как я к себе отношусь, я бы сказала, что я собой довольна. А что, я ведь и вправду ничего. Хотя почему опять это «ничего»? Я – классная. Я симпатичная, хоть и невысокая. Федор говорит, что это очень удобно – карманная женщина. Мелочь, а приятно. Но это он так шутит. Еще я хорошая мать, люблю свою дочку, хоть и не переношу на дух ее отца. Я верю, что, как бы ни сложилась жизнь, я придумаю, что делать и как выйти из сложной ситуации. И у меня хватит сил, чтобы все преодолеть. Хоть бы даже вот эту беременность.
– Так что случилось? На тебе лица нет! И где Соня? – завалил меня вопросами Федор.
– Соня у Дениса.
– Муся, ты пугаешь меня.
– Я сама боюсь. Они, оказывается, пригласили и его, чтобы нас помирить. Ну, не нас с ним, на это они уже, конечно, не надеются, – вот тут я сильно соврала, именно на это они, гады, и надеялись, что я увижу светлые Денисовы очи и растаю. – А вот чтобы Соню с ее отцом помирить – это да.
– И ты позволила?
– Если честно, у меня не было выбора. Мне стало плохо.
– Опять? – нахмурился он.
– Да, опять. И я так что-то раскисла, что, когда он попросил взять Соню к ним на пару дней, я разрешила. А чего я буду копья ломать? Он ее отец.
– И твой муж.
– Он мне никто.
– Нет, каков подлец! – возмущался Федор, выруливая по Ярославке. – Хочешь в кино? Раз уж мы одни.
– Подожди, а ты не хочешь узнать, что же все-таки случилось? – встрепенулась я.
– Так ты же уже сказала, – удивленно посмотрел на меня он. Я улыбнулась.
– Это только присказка, сказка впереди. Хочешь знать, почему мне стало плохо?
– Потому что твоя мама ужасно готовит? Как ты?
– Я не ужасно готовлю, – возмутилась я. – Ты же сам хвалил мой салат. А «мимозу»?
– Ну, скажем так, они были неплохи, если бы ты после них не валялась в ауте. Может, это у вас семейное.
– Подожди. Дело не в этом, – оборвала его я. Шутейный тон сейчас был мне совсем некстати. – Я беременна. Поэтому меня и тошнит.
– Что? – ожидаемо вытаращился на меня Федор. Вот только я не рассчитала, что дело-то происходит на дороге, причем зимней, скользкой. Он вытаращился на меня, дав по тормозам, и машина резко завертелась на льду.
– Осторожнее! – закричала я, глядя, как в миллиметре от нас проплывает какой-то джип.
– Что ты сказала?!! – зачем-то заорал Федя, остановив машину прямо посреди дороги.
– Включи хоть аварийку! Метель же!
– Плевать! – продолжал вопить он. – Объедут. Ты уверена?
– Ну, не на сто процентов, но вот, – я достала из сумки тестовую полоску и сунула ему. Он с некоторой осторожностью заглянул туда.
– Ничего не понимаю. Что это значит? Откуда ты взяла это?
– Сестра дала. Слушай, ты что – псих? Я тебе говорю – я беременна! Что ты об этом скажешь?
– Что я скажу? – задергался он. Так, неужели же это все-таки плохая новость? Эх, неужели все мужики одинаковы? Федор вдруг подскочил и вышел из машины. Я видела в окно, как он бродит посреди шоссе, заламывая руки. Это было как-то слишком. Я вышла к нему.
– В чем дело? Что такое? Ну, нет, если хочешь, можно сделать что-то с этим, срок позволяет. Я и сама не уверена, что готова родить еще одного ребенка. Успокойся, – пыталась достучаться до него я.
– Успокоиться? Да будет тебе известно, – заорал он, – что у меня не может быть детей! Именно из-за этого мы и разошлись с женой. У меня, понимаешь ли, маленькая подвижность сперматозоидов. Так что, милая моя, хорошая ты девочка, конечно, но не лучше ли пойти и обрадовать этой новостью кого-нибудь другого? Отца ребенка?
– Не может быть! – только и смогла пробормотать я. И села обратно в машину.
Федор тоже вернулся, завел двигатель и переставил машину на обочину. Дворники мотались по лобовому стеклу, сметая падающий снег, я смотрела на них и не могла собрать в кучу ни одной мысли. Кроме той, что мне опять, кажется, надо будет ехать в центр генетической экспертизы. Только вот зачем? Какой в этом смысл. Видимо, это карма. А против кармы не попрешь.
– Маша, послушай. Я должен был тебе рассказать. Но и ты пойми, это очень для меня болезненный вопрос. Я пробовал завести ребенка с женой. Десять лет пробовал. Даже делать это… как там его… экстракорпоральное. В общем, когда оплодотворяют что-то там в пробирке, а потом подсовывают. Не знаю, должен ли я тебе говорить все это, но… получается, что ты меня обманула?!
