Нора Робертс - Последняя любовь
—Не имеет значения. — Клэр зачерпнула еще ложку. — Главное, чтобы в тарелках был этот суп. Изумительно! Почему так мало?
—Потому что еще будет суп-пюре из подкопченных помидоров.
Другая тарелка, половник супа, горстка сухариков, листик базилика.
—Господи, как вкусно! Такой нежный, кремовый и чуточку острый.
—Превосходно.
Эйвери тоже попробовала суп — лично убедиться, что он хорош.
—Да, ничего менять не буду. Дам тебе с собой и того, и другого, накормишь своих.
—То есть я должна буду делиться? — Клэр обняла подругу за талию. — Расскажешь, когда сможешь?
«Все-таки никудышная из меня врунья», — подумала Эйвери и, сдавшись, положила голову на плечо Клэр.
—Ладно, только не сейчас.
* * *
Готовка ее успокоила. Почти. Страдания ни к чему не приведут, только вызовут внимание, а этого ей совсем не нужно.
Она перелила картофельный суп в термос, принесла снизу итальянского хлеба. К обеду посетителей стало больше, и Эйвери с удовольствием включилась в работу, хотя была не ее смена.
И это тоже помогло развеяться.
Она хотела поговорить с отцом и надеялась, что окончательно успокоится после разговора. Отцу стоит узнать правду, напомнила себе Эйвери, выезжая из города. К тому же отец был единственным человеком, от которого она ничего не скрывала.
Она накормит его супом, они все обсудят и придут к какому-нибудь решению. Они всегда до чего-нибудь договариваются.
Подъезжая к дому отца, Эйвери заметила на дорожке ярко-голубой «Лексус» с невадскими номерами, и ее настроение резко упало. Отец никого не знает в Неваде.
Трейси сказала, что они часто переезжали.
Мактавишское чутье подсказывало, что Трейси недавно перебралась в Неваду, а сейчас хочет здесь поживиться.
Эйвери ворвалась в дом.
Вилли Би вскочил со стула, когда Эйвери влетела в комнату. Трейси сидела с заплаканными глазами и теребила промокшую салфетку.
—Ну ты и наглая сука!
—Успокойся!
—Не успокаивай меня! — Эйвери повернулась к отцу. — Она уже попросила денег взаймы или все еще рассказывает, как ей жаль?
—Сядь и... Что?
—Разве она не говорила, что заезжала ко мне пару дней назад?
—Нет. — Он положил руку на плечо дочери, чтобы успокоить и показать, что они вместе. — Ничего она не говорила.
—Я как раз собиралась. Сперва я хотела увидеть Эйвери, сказать, как мне жаль, что так вышло.
—И выклянчить денег.
—Я на мели. У меня все ужасно, но это не значит, что я не сожалею о том, что случилось. — Она бросила салфетку и вытерла слезы дрожащими пальцами. — Мне жаль, что я так поступила. Жаль, что я такая, какая есть. Я не в силах ничего изменить. Мы потеряли дом перед самой смертью Стива. Все пошло наперекосяк. Он работал над кое-какими сделками, но они сорвались.
—У тебя есть новенький «Лексус», — заметила Эйвери. — Продай.
—Он арендованный, его я тоже скоро лишусь. Мне нужна поддержка, пока я не найду жилье и работу.
—Ты взяла деньги у Эйвери? — требовательно спросил Вилли Би.
Трейси побледнела.
—Взаймы.
—Сколько?
Трейси молча покачала головой и всхлипнула, тогда он обратился к Эйвери:
—Сколько?
—Точно не знаю. Все, что было в бумажнике. Больше, чем обычно я беру с собой, — я собиралась с утра ехать по делам, и мне нужны были наличные, на всякий случай.
В голосе почти всегда добродушного отца Эйвери зазвучал гнев:
—Ты бросила дочь, Трейси, а теперь вернулась и берешь у нее деньги?
—У нее свое дело и хорошая квартира. Я все делала для Эйвери, пока могла.
—Нет. — Отец ласково поцеловал Эйвери в макушку. — Трейси, ты говорила со своей матерью?
—Я... Она выручила меня сразу после смерти Стива. Дела шли совсем плохо. Я не знала, что он сильно задолжал. Мама заняла мне денег, но сказала, что больше не даст. Перед тем как приехать сюда, я была у нее, однако она не стала мне помогать.
—Сколько тебе нужно?
—Папа, не надо...
—Помолчи, Эйвери.
—Ты не можешь...
—Это мое дело.
Отец никогда не повышал голос — не было нужды. Вот и сейчас он просто посмотрел Эйвери в глаза.
—Тише. Так сколько, Трейси?
—Тысяч пять, чтобы встать на ноги. Я тебе отдам, клянусь. Напишу расписку. Знаю, я не вправе просить, но у меня больше никого нет.
—Эйвери, сходи наверх, принеси мою чековую книжку.
—Нет.
—Делай то, что тебе велено, сию же минуту. Если хочешь со мной поспорить, то поговорим позже. — Он обнял дочь за плечи. — Скажешь все, что считаешь нужным, но не сейчас. Это наше дело, а не ее.
Вилли Би не был суровым человеком, но, если уж выбирал жесткую линию, ему предпочитали не перечить.
—Ладно, я тебе все скажу!
Эйвери сердито поднялась наверх, сердито спустилась.
Отец сел, открыл чековую книжку.
—Я дам тебе пять тысяч. Без возврата.
—Я все верну.
—Не нужно. Если Эйвери не передумает, после того как ты покинешь мой дом, я не желаю тебя ни видеть, ни слышать. Бери деньги и уезжай. Дорогу, надеюсь, найдешь.
—Я знаю, ты меня ненавидишь, но...
—Нет, я тебя не ненавижу. Ты подарила мне свет моей жизни, и я никогда этого не забуду. Я дам тебе, что ты просишь, и на этом между нами все кончено.
Эйвери вновь подумала, что отец может быть очень жестким, если нужно, вот как сейчас с матерью.
—Когда устроишься, сообщи мне свой адрес или номер телефона, — продолжил Вилли Би. — Именно мне, не Эйвери. И не смей к ней обращаться. Если она захочет с тобой встретиться или поговорить, она придет ко мне, и я дам ей твои координаты.
—Хорошо.
Он сложил чек, вручил Трейси.
—Спасибо. Я... У тебя здесь очень уютно. Ты хороший человек, правда.
—Надеюсь.
—Она очень красивая! — Трейси прижала руку к губам. — Простите меня за все. Мне так жаль!
—Надеюсь. А теперь уезжай. Уже темно, позже обещают непогоду.
Собравшись с силами, Трейси встала.
—Ты — лучшее из того, что я сделала, — обратилась она к Эйвери. — А я так дурно с тобой поступила. Больно это осознавать.
Когда Трейси ушла, Эйвери остановилась у окна посмотреть, как она уезжает.
—Почему ты дал ей денег?
—Потому что она горюет. Она потеряла любимого человека, вдобавок осознала, что выбросила из своей жизни что-то очень ценное. А еще потому, что теперь мы закрыли дверь в прошлое. Почему ты не сказала мне, что она была у тебя?
—Я как раз приехала, чтобы сказать. Просто... Какое-то время я не могла об этом говорить. Знаю, нужно было тебя предупредить, позвонить бабушке, а я замкнулась в себе. Было очень больно, вот я и молчала.