Дж. Редмирски - По дороге к любви
Ставлю ноги на кожаное сиденье, прижимаю к себе коленки. Не хочу, чтобы он отвечал на мой последний вопрос: что значит «придется признать, что ты моя»? Надеюсь, он про него забыл. Да я уже и сама понимаю, что это значит, по крайней мере, мне так кажется. Это значит установить с ним «отношения», то есть примерно так, как было у нас с Иэном. С одной существенной разницей: в глубине души я почему-то уверена, что влюблюсь в него, влюблюсь по-настоящему. Очень даже просто. Меня и теперь уже пугает мысль о том, что я буду без него делать. В моих грезах его прекрасное лицо вытеснило все остальные, на его месте я уже не могу представить никого другого. И со страхом думаю о том, что наш автопробег когда-нибудь закончится и он отправится в свой Галвестон или в Вайоминг, помахав мне ручкой на прощание.
Но почему меня это пугает? Отчего вдруг так болезненно сжимается сердце, почему подкатывает к горлу тошнота?
— Ты прости меня, детка, тут ничего не поделаешь. Я не хотел тебя обидеть. Честное слово.
Гляжу на него, резко мотаю головой:
— Да я и не обиделась, с чего ты взял? Не о чем говорить. — Какое-то время молчу, но потом продолжаю: — Послушай, Эндрю, дело в том, что… — Я делаю глубокий вдох, а он не отрывает глаз от дороги. — Дело в том, что я… Ну, с самого начала не стану врать и скажу, что вовсе не отказываюсь сделать так, чтобы тебе было приятно… Я сделаю, если захочешь. Но я хочу, чтобы ты знал: я рада, что ты отказался.
Думаю, он понял. По лицу вижу: понял.
Он ласково улыбается, протягивает мне руку. Я беру ее и подвигаюсь к нему вплотную, он обнимает меня за плечо. Задираю подбородок, чтобы видеть его глаза, кладу руку ему на бедро.
Какой он все-таки красивый…
— Гляжу на тебя, и мне страшно, — признаюсь я в конце концов. Услышав признание, он слегка вздрагивает, в глазах мелькает искорка. — Ты должен меня понять… Я сказала себе, что никогда не допущу этого. Поклялась, что больше никогда и ни с кем не буду близка.
Чувствую, как твердеет его рука на моем плече, чувствую, что сердце его бьется чаще: жилка на запястье, прижатом к моей шее, так и пульсирует.
Губы его растягиваются: он улыбается.
— Кэмрин Беннетт, ты, часом, не влюбилась в меня, а?
Краска бросается мне в лицо, я плотно сжимаю губы и еще крепче прижимаюсь к его твердой, как камень, груди.
— Пока нет, — отвечаю я с улыбкой в голосе, — но уже близко.
— Ты просто маленькая врушка. — Он еще крепче сжимает мне руку, потом целует меня в макушку.
— Сама знаю, — произношу я с той же шутливой интонацией. — Ох, еще как знаю…
* * *Новый Орлеан я завидела еще издали: сначала озеро Пончартрейн, за ним живописный ландшафт из коттеджей, городских особняков и бунгало. С восхищением и трепетом гляжу на все это: вон там «Супердоум», который, после просмотров новостей во время урагана «Катрина», я уже ни с чем не спутаю; а вот и гигантские, с раскидистыми кронами дубы, древние и величественные; глядя на них, даже в дрожь бросает от восхищения; и знаменитый Французский квартал, по улицам которого фланируют толпы народу… впрочем, скорей всего, это туристы.
Едем дальше, я любуюсь знакомыми уже очаровательными балконами, по всему периметру опоясывающими многие здания. Точно такие, какими я их видела на экране телевизора, только сейчас под ними нет толпы, шумно празднующей Марди Гра, а на самих балконах никто не выставляет напоказ голые сиськи и не бросает бисер.
Эндрю смотрит на меня с улыбкой, ему нравится мое возбуждение, моя радость, с которой я все разглядываю.
— Кажется, я уже влюбилась в этот город, — говорю я, снова прижимаясь к нему.
До этого я на несколько минут буквально прилипла к стеклу, провожая восхищенными глазами все, что проплывало мимо за окнами машины.
— Да, место что надо. — Эндрю так и сияет гордостью.
Интересно, насколько хорошо он знает этот город.
— Я приезжаю сюда почти каждый год. — Эндрю словно читает мои мысли. — Обычно на Марди Гра, но мне кажется, здесь в любое время интересно.
— Ага! Ты приезжаешь специально, чтобы любоваться голыми сиськами. — Щурясь, я гляжу на него.
— Каюсь! — отвечает он, бросая руль и поднимая обе руки вверх.
Мы снимаем два отдельных номера в отеле «Холидейинн», откуда рукой подать до знаменитой Бурбон-стрит. Я чуть было не открыла рот, чтобы на этот раз попросить его снять один номер на двоих с двумя кроватями, но вовремя себя одернула: «Нет, Кэмрин, ты потакаешь своим порочным желаниям. В одном номере с ним останавливаться нельзя ни в коем случае. Держись, пока еще есть силы».
Но когда мы с ним бок о бок стояли перед конторкой и администратор спрашивал, чем он может помочь нам, Эндрю ответил не сразу, и мне это показалось очень и очень странным. Но в конце концов все кончилось тем, что мы, как всегда, заняли две расположенные рядом комнаты.
Я направляюсь в свой номер, он — в свой. Стоим в коридоре с карточкой-ключом в руке и переглядываемся.
— Я сейчас сразу в душ, — говорит Эндрю, поглядывая на гитару. — Будешь готова, заходи, не стесняйся.
Я киваю, мы улыбаемся друг другу и исчезаем в наших комнатах.
Не проходит и пяти минут, как слышу: в сумочке верещит телефон. Почти уверена, что это мама. У меня уже готов ответ: я жива и здорова, у меня все хорошо, развлекаюсь на всю катушку… Постой, это не она.
Это Натали.
Рука застывает, сжав телефон, я тупо смотрю на светящийся экранчик. Отвечать или нет? Ладно, сейчас выясню, надо ли было.
— Алло?
— Кэм! — слышу осторожный голос Натали в трубке.
Не могу выдавить из себя ни слова. Сама не знаю, можно ли уже простить ей предательство или сделать вид, что я смертельно обижена.
— Ты меня слышишь? — Кажется, мое молчание ее беспокоит.
— Да, Нэт, слышу, слышу.
Натали вздыхает и жалобно скулит. Она всегда пользуется этим странным приемом, когда робеет и не знает, что сказать.
— Я понимаю, что я свинья и последняя стерва, — говорит Натали. — Но все равно я твоя лучшая подруга… Я должна сейчас ползать у твоих ног и просить прощения, но… Да я так и собиралась сделать, но твоя мама сказала, что ты… в Виргинии, это правда? Какого черта тебя занесло в Виргинию?
Падаю на кровать и сбрасываю с ног вьетнамки.
— Я не в Виргинии, — отвечаю я, — но никому не говори, тем более маме.
— Но где же ты? И где пропадала больше недели?
Ох, неужели прошла всего неделя? У меня такое чувство, что мы с Эндрю раскатываем по Америке уже не меньше месяца.
— В Новом Орлеане… В общем, долго рассказывать.
— Ммм… Что значит «долго»? — В голосе ее явная насмешка. — У меня полно времени.
