Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.
― Это, милая, значит ведьма, и он получит прямо в лицо, если ещё хоть раз так тебя назовёт. ― он грозно уставился на Рафа. Усмехнувшись, тот засветил ему фак.
― Хас миро кар.
Думаю перевод излишен. Всё предельно ясно, по жесту.
Взяв себя в руки, пару раз сжала и разжала кулаки. Подойдя к бару, положила гитару на поверхность стойки и стала исследовать ноты облокотившись на бар.
― Итак, ты собираешься заняться чем-то кроме мата на ромне?[37] ― осведомилась я бесстрастно, просматривая ноты, пытаясь понять, как он, чёрт подери, себе это представляет. Это практически невыполнимо.
― Чамудэв ласа, мири ило, Вик?
Я кажется знаю, как это переводится, не уверенна, но уж больно похоже на непристойное предложение. Посмотрела на Рафа, подпирающего стойку спиной. Он смотрел исключительно на меня, в дребезги пьяный, утаскивающий меня на самое дно горечи и боли, одними только словами, не до конца понятной мне этимологии, но не очень-то хорошей интонации, и всё равно отчего-то, прекрасный. Это напомнило мне времена, где мы так воевали, вышибая клин-клином.
― Вот кретин. ― хохотнул Миша, смотря на Рафа, насмешливым взглядом. Небрежно отставила большой палец в Гордеева.
― Ты его понимаешь? ― удивилась я. Некто очень смелый легко укусил меня за палец, и тут же отхватил от меня в лоб.
― Раф, ты идиот! ― прикрикнула я, обжигая его ледяным взглядом.
― Нет. ― не согласился этот идиот с терминологией, глупо улыбаясь. Я раздражённо закатила глаза к потолку.
― Ну ты же Солу понимаешь, верно? ― Миша подчёркнуто важно кивнул на Гордеева, ― Ну, вот и он не впервые в таком состоянии.
Окинула Гордеева взглядом, зацепляясь за запястья. Манжеты толстовки слегка сместились, открывая для взора фрагмент белого бутона. На нём нет браслетов? Я нахмурилась. Он должно быть не с проста так лык выкрасил.
― Хм, анестезия? ― поинтересовалась я. Раф замер и рассеянно, почти изумленно на меня уставился. Нахмурив брови, он запустил палец за ворот тёмно-серой толстовки с капюшоном, оттягивая ворот, словно от нехватки воздуха. Видимо я угадала.
― Ладно, и что это?
― Ты на самом деле хочешь это знать? ― переспросил он обжигающим лукавым тоном. Это не обещает стать простым… Ущипнула себя за переносицу, зажмурившись на мгновение.
― Я про вот этот отрывок, Гордеев. ― я ткнула пальцем в музыкальный фрагмент, в нотах, ― Почему всё так сложно, а?
― Почему… ― повторил он неспешно и как-то завороженно. Он поймал мой взгляд, смещаясь ближе ко мне, и сделал глубокий вдох, ― Дулэски мэрав тэ тут. ― он глухо рассмеялся, качая головой, ― Арманья… ― далее его речь стала ну совсем уж невнятной. Из всего этого понятно мне было только одно слово: арманья ― это проклятье по-цыгански.
― Ага? ― растерялась я, и посмотрела на Мишу. На его лице отражалась сложная лингвистическая обработка, но он ничего не сказал. Я уставилась на Гордеева.
― Это нормально по твоему?
Он как-то обречённо кивнул, осыпая волнистые пряди к лицу. Как он, чёрт возьми, собрался играть в таком состоянии? И он что всегда столько пьет, чтобы притупить боль в кистях рук? Так он и голову себе вполне удачно притупил.
― Ясно. ― буркнула я, и отложила ноты, ― Что дальше?
― Готова? Серьёзно? ― усомнился Гордеев. Я нахмурилась.
― Похоже, что мне весело?
Миша прищёлкнул пальцами.
― Спорим, скажешь?
Раф молниеносно метнул в него убийственный взгляд.
― Спорим, что если ты скажешь хоть слово, об этом, то оно станет последним?
О чём это они? Сола судя по прищуру, задавалась тем же вопросом. Миша рассмеялся над ним, вскидывая руки вверх, и чмокнув Солу, пошёл к сцене. Саша, как оказалось, давно уже там, за синтезатором, что-то настраивал. Ярэк, скучающе сидел за установкой и ловко крутил палочку в пальцах.
Что-то резко изменилось вокруг, на грани с угрозой и заискрилось азартом в синих глазах. Это выбило почву у меня из под ног.
― Не смей… ― выставила я ладонь, настороженно наблюдая за тенями, заходившими по лицу Рафа. Не знаю, чего он дам удумал, и едва ли хочу. Он спокойно отстранил мою руку, смотря на меня с высоты всего роста. Я могла видеть, в его пронзительном взгляде, спешные расчёты. О чем он думает? Я отстранилась, на сколько мне могла позволить стойка бара. Меня ловко поймали за пальцы правой руки и резко притянули обратно, оказываясь слишком близко от моих губ, смотря прямо в глаза.
― Отпусти. ― но его походу вообще не волнует моё мнение. Я покачала головой, ― Это чертовски не тот случай, когда слушая девушку, надо сделать наоборот. ― сказала я холодно, ― Я серьёзно. Отвали, Раф, это уже даже не смешно.
Он уверенно кивнул, заправив выбившуюся прядку волос мне за ухо.
― Конечно, нет. ― согласился он спокойно. Его потемневшие глаза блуждали по моему лицу в каком-то не типичном для него выражении. На мгновение это могло казаться немой просьбой. А, в глазах что-то такое, что могло больно меня задевать. Мне кажется, пора бы кое-что прояснить.
― Не нужно этого делать. Чтобы я не говорила тебе, чтобы там ни было, не забывай отдавать себе отсчёт, что я из вчера, никогда не совпадаю с собой из сегодня. ― обозначила я границы. Он скептически ухмыльнулся, чуть склонив голову.
― Да, не сложно догадаться.
Раф, судя по взгляду, что-то решал в уме. И для него этот разговор явно не был шуткой. Это заставило напрячься, и сконцентрировать всё своё внимание на защите.
― Тебе известно, что когда ты врёшь, то часто моргаешь? ― поинтересовался он, как бы между прочим, ― Знаешь, что убивает меня больше всего? То, что ты занимаешься долбанным самообманом. Как думаешь, сколь долго ты сможешь это отрицать?
― Отрицать, что Гордеев? ― решила я уточнить, ― То, что ты эгоцентричный полигамный кобель, решивший вдруг, что я одна из твоих фанаток, которую можно затащить в койку?
Он замер. В ярко синих глазах что-то опасно вспыхнуло.
― А, то есть так ты это видишь, да? ― спросил он медленно и сдержанно, ― Ладно, ― слишком сдержанно, на грани с угрозой.
Я отвернулась смотря куда угодно только не на него. Я могла ощущать эти скачки оголённых нервов, и почувствовать край своего обрыва. Моя переменчивость в настроении меня доконает.
― В том-то и проблема. ― проговорил он в сторону, и поймал мой взгляд, ― Всё могло бы быть иначе, если бы я был кем-то другим? Так ты что ли думаешь? Когда ты наконец поймешь, что всё может изменится? Жизнь, люди, мировоззрение, всё! ― взмахнул он рукой, ― Да, всё уже перевернулось к чёртовой матери!