Ширл Хенке - Беспутный и желанный (Клятва верности)
– Ты давно служишь здесь? – спросила она у Пэтси.
– С пятнадцати лет.
– А когда тебе исполнилось пятнадцать?
– Две недели назад. Мои родители очень обрадовались, что я нашла себе работу. Мистер Уэллс дал мне аванс… Разрешите расчесать вам волосы, мадам? – робко спросила Пэтси.
Ей так хотелось доказать молодой госпоже свою полезность и хоть какое-то умение.
– У ваших волос цвет старинного испанского дублона. Однажды он попал моему папе в руки, когда мы жили в Калифорнии…
– Спасибо, Пэтси, но ты мне льстишь. Мужчины предпочитают светлых, серебряных блондинок, как моя старшая сестра Леа, а не таких, как я.
– Вот уж не скажите! – Пэтси схватилась за гребень, но тут за дверью послышались шаги. Горничная и ее молодая хозяйка замерли.
– Пэтси, ты свободна, – произнес Амос с порога.
С испугом в карих, словно у затравленного олененка, почти детских глазах Пэтси тут же исчезла. У двери она замешкалась и присела в почтительном реверансе перед хозяином, что было совсем не к месту, но так, вероятно, наставляла ее мать.
Молча Амос приблизился к Ребекке. Он хотел бы приветливо улыбнуться ей, но улыбка почему-то не удавалась ему. Он был похож на ученого энтомолога, рассматривающего пойманное насекомое. Она вся сжалась, сидя на обитом шелком стульчике, и ждала, что будет дальше.
Взгляд холодных серых глаз скользнул по ее сорочке, отмечая каждую деталь – швы на местах, где когда-то ткань расползлась от многочисленных стирок, дешевые поблекшие пуговички…
– Ваш гардероб наводит уныние, но я его обновлю, как только мы переедем в Карсон-Сити.
Он запустил руку в темное золото ее волос. Так всегда поступал и Рори. Ребекка вздрогнула.
– В моем городском доме есть опытная горничная. Она приведет в порядок вашу прическу.
– Я не знаю, как пользоваться услугами горничных, – с трудом смогла произнести Ребекка.
– Вы научитесь… Всему, что необходимо настоящей леди.
Она понимала, что это пустой разговор, что он думает о том, как приступить к брачной церемонии в постели и овладеть ее телом. Ее невинность, ее неосведомленность возбуждали его. Разглядывая Ребекку, он предвкушал, как в скором времени расцветет ее красота, проявится ее женственность и он, Амос Уэллс, будет волшебником, сотворившим это чудо. Мужчины будут сворачивать шеи, оглядываясь на Ребекку, завидовать ему, но это со временем, а сейчас… Ее тело – сама свежесть, а личико еще не искажала сладкая боль от потери невинности.
Он ощутил некоторое напряжение между ног.
– Ложись в постель, – грубо и хрипло произнес он и тут же торопливо прошел в соседнюю спальню.
Там он разделся, сбросив одежду на пол. Вернувшись в спальню Ребекки, он застал ее лежащей на постели под покрывалом, примирившуюся со своей участью, словно жертвенная овечка у древних язычников. Кровь забурлила в нем. Его тело наконец-то повиновалось ему. Он сможет доставить наслаждение и себе, и ей.
Ребекка не глядела на Амоса, но ощущала его присутствие рядом с собой. Она вдохнула аромат одеколона, которым он щедро полил себя, вероятно, стоившего бешеных денег и смешанного с запахом кубинских сигар, выкуренных им в большом количестве за вечер, и дорогого коньяка. Запах не был неприятным, но все же чужим и поэтому отталкивающим. От Рори пахло совсем по-иному. «Я должна выбросить Рори из головы. К черту! Раз и навсегда!»
Она уловила еле слышное шуршание шелка, когда он, сбрасывая халат, наклонился и пригасил язычок пламени в керосиновой лампе.
Амос сдернул с нее покрывало, желая увидеть, как она встрепенется, надеясь на это. Но она не шевельнулась. Ребекка лежала бесчувственная, ожидая действий с его стороны, и готовая равнодушно исполнить свои обязанности. Она вела себя точно так же, как Элоиза, за что он и ненавидел свою усопшую супругу.
– Сними с себя эту чертову сорочку, – скомандовал он, не в силах больше сдерживать злобу.
Ребекка, красная от стыда, приподнялась и обнажила свое тело, воюя с последними застежками и вспоминая, как нежно Рори удалял эту последнюю преграду.
«Прекрати вспоминать!»
Раздраженный ее медлительностью и возбужденный ее девической робостью, Амос потянул ветхую ткань и разорвал ее.
– Я хочу тебя, – прохрипел он, надеясь, что эти слова пробудят в ней страсть.
Амос провел рукой по волосам, прикрывающим ее лобок. Она инстинктивно попыталась оттолкнуть его руку и защитить свое самое интимное место, отданное Рори.
Ее тело было слишком худым на его вкус, но контуры фигуры были весьма соблазнительны. Юная, сильная плоть. В нее хотелось проникнуть.
Опасаясь, что желание вот-вот угаснет, он повалил Ребекку на спину, раздвинул коленом ее ноги и начал просовывать вялый член в девственное, как он думал, влагалище. Она лежала неподвижно, ее лоно было сухим, бедра не стремились ему навстречу. Его только что возбужденный член начал превращаться в мягкую тряпку, словно горящая свеча внезапно расплавилась и осела уродливой массой в подсвечнике.
Ребекка закусила губу, подавив возглас удивления. Она готовилась ощутить нечто, но не почувствовала ничего. Эта атака с его стороны была отвратительнее всех ее ночных кошмаров. Его мягкие ухоженные руки с наманикюренными ногтями ранили своими прикосновениями ее больше, чем грубые лапы насильника Барта Слокума в ольховой роще.
Амос повторил попытку, взгромоздившись на нее. Она ждала… но совокупления не произошло.
Он сидел на краю кровати, обхватив руками голову. Его обычно прямая спина согнулась под гнетом невидимой тяжести.
– Ты жесткая, как корсет твоей матушки, – услышала Ребекка его слова. В своей озлобленности он еще пробовал шутить. И вдруг Амос взорвался: – Хорош и твой папаша, подсунувший мне в кровать ледышку!
Он вскочил, напялил на себя халат и собрался уходить, но в последний момент ощущение безвозвратной потери овладело им. Холодное пламя ярости на самого себя пылало в его глазах. Но Ребекка приняла эту злобу на свой счет.
Она приподнялась на постели, прикрыв свою наготу простыней.
– Прости, Амос! Я не знаю, как угодить тебе. Может быть, в следующий раз получится.
– Не думаю, – произнес он сухо.
Ужасная мысль пронзила ее мозг. А если он вообще не мужчина? Как ей быть тогда? Она была жестока в своих рассуждениях, не понимая, что именно ее равнодушие оттолкнуло его, погасило его возбуждение. Но он все прекрасно понимал.
Его ледяную кровь могла растопить только истинная страсть. Его эротическое воображение иссякло после унылых ночей в постели с фригидной женой и фальшивых заигрываний проституток. Он был слишком умен и проницателен, чтобы быть примитивным самцом. Боже, как он хотел им быть! Ему всего лишь сорок два. Великолепное будущее открыто перед ним, но он может стать посмешищем, уродцем, о котором язвительно перешептываются в гостиных.
