Анна Берсенева - Рената Флори
В голосе Филаретовой наконец зазвучали привычные интонации. Видно, спокойствие, которое ни на минуту не покидало Алексея Андреевича, передалось и ей.
– Тогда я выйду на пять минут. Не вставайте сами, – сказал он уже Ренате.
И вышел из комнаты.
Почувствовав, что его нет, Рената испугалась. Да тут еще и схватка опять опоясала ее болью. Но что ей было делать? Не орать же на весь дом. Она переждала схватку – к счастью, опять недолгую – и протянула руку за сарафаном, который Агния Львовна взяла со стула и подала ей. Потом Агния Львовна нагнулась за ее туфлями.
– Так неловко… – пробормотала Рената.
– Что неловко?
– Туфли вы мне надеваете…
– Бросьте ерунду городить, – махнула рукой Агния Львовна. – Я девчонкой в войну от голода умирала в Джезказгане, ни жевать, ни глотать уже не могла, так соседка по бараку, Голицына-старуха, мне хлеб нажевывала и в рот запихивала. Когда дело до жизни и смерти доходит, тут уж не до неловкостей.
– А почему вы были в войну в Джезказгане? – спросила Рената.
– Повезло нам с мамой потому что. Не расстреляли, даже не в лагерь, а только на поселение отправили. Папа мой враг народа был, – объяснила она. – Штабс-капитан Преображенского полка. Ну вот вы и готовы.
– Я сейчас встану, – сказала Рената. – Сейчас, только схватка пройдет.
Она переплела руки, пережидая боль. Так, что пальцы побелели.
– Какое еще встану? Даже не думайте. Сейчас вас Алеша в машину отнесет.
– Как отнесет?
Рената так удивилась, что даже не заметила, когда закончилась очередная схватка.
– Это уж он сам разберется, как. Вы ему только объясните все же, куда вас везти.
– Простите, Агния Львовна! – с сердцем сказала Рената. – Я и сама не заметила, как у меня ум отняло совершенно. Бродила тут как блаженная, на цветочки любовалась… Меня, знаете, такая беспечность захлестнула, – пожаловалась она. – Даже непонятно, почему. Как будто всю жизнь кто-то занимался моими делами, и я привыкла на этого кого-то их перекладывать. А ведь не было такого никогда.
– Я понимаю, – улыбнулась Агния Львовна. – Это очень заметно, Рената, что вы не привыкли ни на кого ничего перекладывать. И вас поэтому жалко. Пронзительно жалко. Вам это неприятно? – заметила она.
– Да, не очень, – пробормотала Рената. – Кому же понравится выглядеть жалкой?
– Не выглядите вы жалкой, а… В общем, это совсем другое. Сейчас не время объяснять. Вот родите – потом. Ведь вы к нам когда-нибудь приедете?
– Ой, не знаю!
Рената почти всхлипнула. Ну конечно, у соседей по «Москве» были основания ее жалеть. Она и сама сейчас казалась себе какой-то облезлой курицей, которая бестолково кудахчет, не понимая, что ей делать с неведомой опасностью.
– Готовы? – донеслось из-за двери.
– Да, Алеша, входи, – ответила Агния Львовна.
Войдя в комнату, Дежнев сразу подошел к кровати.
– Обнимите меня за шею, – не терпящим возражений тоном велел он. – Только покрепче, а то уроню. Не хотелось бы.
– Я тяжелая! – каким-то не своим, тонким и глупо-жалобным голосом пискнула Рената.
– Приемлемая. Держитесь.
Дежнев не выглядел могучим, даже наоборот, был так же тонок в кости, как его сестра, но поднял Ренату на руки легко, как будто она была эльфом из мультфильма, а не бесформенной теткой на сносях. То есть и не на сносях уже даже, а просто рожающей теткой.
Машина стояла у ступенек веранды. Значит, он с самого начала решил везти ее в больницу.
Агния Львовна легко, как девочка – Рената никогда не видела, чтобы она так двигалась! – сбежала по ступенькам и распахнула перед Алексеем заднюю дверцу.
– Места здесь, по-моему, достаточно, – сказал он. – Так что вы спокойно можете лежать.
Говоря это, он прямо-таки вложил Ренату на заднее сиденье, как вкладывают саблю в ножны. Он сделал это осторожно, но довольно лихо – так, словно всю жизнь загружал рожениц в свою машину. Или всю жизнь вкладывал сабли в ножны? Какие все-таки глупости лезли ей в голову от растерянности и постоянно повторяющейся боли!..
– С богом! – сказала Агния Львовна. – Смотрите же, сразу сообщите, кого родили. Я любопытна как сорока.
– Обязательно, – с трудом сдерживая слезы, проговорила Рената.
Она поджала ноги, чтобы можно было закрыть машину. Дежнев захлопнул заднюю дверцу и сел за руль.
– Пока я выезжаю на шоссе, – сказал он, – вы должны сообразить, куда мы поедем. В Москву точно не успеем?
– Точно, – помотала головой Рената. – Придется в райцентр.
– Райцентр здесь – город Александров. Но ближе отсюда Переславль-Залесский.
– Красивые какие названия… – всхлипнула Рената. – Старинные… Ох, простите, Алексей! Я совсем соображать перестала. Везите куда ближе. Лишь бы в больницу!
Последнюю фразу, которая пришлась на очередную схватку, она уже не произнесла, а почти прокричала, из последних сил стараясь сдерживаться. Сначала ей было неловко перед Дежневым, но теперь, видимо, дело и правда дошло до жизни и смерти, и неловкость исчезла.
– Значит, едем в Переславль-Залесский, – сказал Алексей. Спокойствие, с которым звучал его голос, было теперь уже не холодноватым, а просто ледяным. – Можете наблюдать за дорогой. Здесь в самом деле красивые места. Будем проезжать Плещеево озеро.
– Плещеево озеро… – щурясь от боли, повторила Рената. – Как в сказке.
– Да, есть такая сказка. Про град Китеж, кажется. Правда, сколько я ни бывал в различных точках нашей родины, почти везде находилось какое-нибудь озерцо, которое местные жители с уверенностью считали прообразом града Китежа.
– Аборигены? – сквозь слезы улыбнулась Рената.
– Именно.
Лежа на заднем сиденье, она видела только его руки на руле да коротко остриженный, чуть серебрящийся сединой затылок.
«Москва» находилась километрах в пяти от шоссе – со стороны соснового холма вела туда лесная дорога, незаасфальтированная, но плотная и ровная. Сейчас, утром буднего дня, она была пустынна.
– Открыть окно? – спросил Дежнев. – Подышите воздухом. Может, легче вам будет.
– Мне ничего… – щурясь от боли, пробормотала Рената. И тут же, чтобы не закричать, воскликнула: – Да-да, откройте, пожалуйста!
Стекло опустилось, в лицо хлынул лесной воздух, и ей в самом деле стало легче.
– Это, конечно, непростительная глупость с моей стороны, – сказала она, – что я до таких пор у вас досидела. Но мне так хорошо было! У вас здесь вся жизнь состоит из таких чудесных подробностей… Знаете, ведь у меня никогда ничего такого не было. У меня было – работа, дом, работа. Нет, я не жалуюсь, я жила так, как считала нужным, и никто меня не заставлял жить так, а не иначе. Но вот это все… Самовар этот на веранде… Коржики с маком…
