Инна Туголукова - Собака мордой вниз
Дверь открыл Игорь.
– Здравствуйте, – сказал Гусев. – Я ваш новый сосед. Извините за беспокойство. Собственно, мне нужна Соня.
– А она уехала. На совещание в Петушки. Вчера рано утром. И по-моему, еще не возвращалась.
– Да нет, оттуда она уже вернулась. Еще вчера.
– Тогда я вам сейчас позову нашу справочную службу. Если кому-то что и известно, так это ей. Да вы проходите…
Гусев шагнул в едва освещенную прихожую, как будто в середину минувшего столетия. Вот как еще живут люди. Да так ли еще живут! А из темных глубин коммуналки к ним уже спешила вездесущая Фросечка:
– Соню разыскиваете? Не было ее. Я нынче рано поднялась. Наверняка бы услышала.
– А вы, случайно, не знаете, где она может быть?
– Она мне, конечно, не докладывается. Но из родни у ней мать с отчимом в Кузьминках прописаны, и тетка родная имеется. Мартой зовут. Где она обретается, про то мне неведомо, но квартира отдельная. И Соня у ней часто ночует, бывает, что и живет подолгу.
– А телефонов их вы не знаете?
– Ни адреса, ни телефонов, – на всякий случай слукавила Фросечка. – А ежели что передать надо, вы скажите, я передам, как появится.
– Да у мента она ушастого, – нарисовался из коридорного сумрака заспанный Васятка в красных сатиновых трусах, спроворенных запасливой Валентиной. На тощей цыплячьей груди раскинул голубые крылья двуглавый орел. – А может, еще у кого. У ней не заржавеет.
– Бессовестный ты, Василий! – ахнула Фросечка. – Соня – девушка порядочная.
– Порядочная, – согласился Васятка. – Только на передок больно слабая.
– А ты-то откуда знаешь?!
– Знаю, когда говорю, – многозначительно подмигнул тот. Но, наткнувшись на мрачный взгляд Арнольда Вячеславовича, подтянул свои красные трусы и скоренько ретировался.
Ловить здесь было больше нечего. Мобильный Соня отключила, так что оставалось только ждать начала рабочей недели.
Однако понедельник принес с собой новые разочарования.
Пока Гусев мучился дилеммой, как лучше объясниться с Соней – явиться к ней в отдел, тем самым полностью исключив возможность поговорить по-человечески, или же пригласить к себе в кабинет и придать разговору заведомо ненужную тональность, – коротышка Тапир получил от своей подчиненной Софьи Образцовой факс, отправленный из ближайшего почтового отделения, с просьбой предоставить ей двухнедельный отпуск за свой счет.
Собственно говоря, это была вовсе не просьба, а констатация факта, поскольку Софья Образцова на работу все равно не явилась. Наглость, прямо сказать, непростительная. Никому другому он бы подобной дерзости не спустил. Но в свете открывшихся обстоятельств многое становилось понятным. И кто же захочет ссориться с фавориткой шефа? Только не он.
«Не возражаю», – размашисто написал Тапир в левом верхнем углу и влепил жирную точку, чуть не прорвав бумагу. Размах свидетельствовал о приступе бессильной ярости, точка символизировала контрольный выстрел в голову. Не в свою, естественно. А что делать? Слух об увольнении секретарши уже прошел. Не становиться же следующей кандидатурой на вылет.
Едва коротышка Тапир утвердился в правильности собственного решения, как позвонил Гусев. Лично. Оно и понятно, ежели старая секретарша уже уволена, а новой еще не обзавелся.
– Доброе утро, – бодро сказал шеф голосом человека, сделавшего наконец свой трудный выбор. – Пригласите ко мне, пожалуйста, Образцову.
– И рад бы, – со скрытым злорадством ответил Тапир, – но не могу. Поскольку буквально за несколько минут до вашего звонка получил факс, которым госпожа Образцова уведомляет меня о своем намерении взять две недели за свой счет. Полагая, что на подобный шаг ее могли толкнуть только чрезвычайные обстоятельства, я счел возможным…
– Спасибо. Я понял, – перебил Гусев.
Что он сделал не так? Неужели действительно поспешил? Хотя ему показалось…
Но все мы склонны видеть то, что хотим увидеть, отрицая очевидное. А в результате получаем все те же два сакраментальных вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?»
Со вторым Арнольду Вячеславовичу все было более или менее ясно. А вот первый обещал либо абсолютный тупик, либо две недели томительного ожидания и мучительную неизвестность.
«Думай, сынок, ты же умный», – говорила когда-то мать.
«Думай, Петька, думай!» – учил легендарный Василий Иванович Чапаев.
И Гусев нашел ту единственную ниточку, потянув за которую, размотал весь клубочек, – Егорыч, Сонин отчим и поручитель, представлявший в суде ее интересы. Где-то в бумагах должен быть адрес его автосалона и даже, кажется, визитная карточка.
Тем же вечером, предварительно позвонив, Гусев поехал на встречу с Сониным отчимом. Разговор затянулся надолго. На прощание мужчины крепко пожали друг другу руки. Егорыч обещал держать язык за зубами и слова своего не нарушил. Так что, когда на следующее утро Гусев позвонил в дверь Мартиной квартиры, Соня пребывала в счастливом неведении. Вернее, в печальном. Поскольку какое уж тут счастье? Грусть-тоска…
Марта ушла на работу. За окном нехотя занималось зимнее утро. Спешить было некуда, делать нечего и надеяться не на что. Впереди маячил длинный пустой день, и неизвестно, чем заполнить эту пустоту.
Странное выражение – «убить время». Можно даже сказать, парадоксальное. Вот интересно, как убивают свое время, стоячее, словно гнилое болото, заключенные одиночных камер? Наверное, мечтают о свободе. А у нее, у Сони, этой свободы девать некуда. Хочешь – вставай, а не хочешь – еще полежи, почитай газету. Вот, пожалуйста, большая статья о крысах. Самая подходящая для нее тематика – как раз под настроение.
Оказывается, крысы – страстные поклонники алкоголя. В одной лаборатории в ходе эксперимента ничтоже сумняшеся споили целую колонию. А когда в клетку посадили здорового непьющего самца и он стал отталкивать от поилки с алкоголем собратьев-пьяниц, те просто задушили его ночью.
Соня представила компанию хвостатых забулдыг, нализавшихся водки до поросячьего визга. Глазки-бусинки зорко высматривают добычу, острые зубки перемалывают харч вместе с кастрюлей – злобные васятки в крысиных шкурках, смертельно опасные в стае. А где же ее Щелкунчик?..
Вот тут-то и грянул звонок в дверь. Соня подпрыгнула от неожиданности и решила не открывать. Но звонок все звенел и звенел, и она, теряясь в догадках, отправилась в коридор. Наверное, это Мартин профессор, изнемогая от жажды любви и ужаса разоблачения, тычет в кнопку дрожащий пальчик. А может, он впопыхах забыл здесь трусы, и теперь разъяренная Идочка, не досчитавшись имущества, ждет ответа? Сейчас она его горько разочарует, а еще лучше, до смерти перепугает – это уж как получится.
