Джуди Кэролайн - Мэгги и Джастина
Счастливый знак судьбы был в том, что Мэгги оказалась именно в Джиленбоуне и именно в супермаркете, именно в отделе галантереи, именно в то время, когда туда приехал Джозеф Уилкинсон. Скорее это был даже не знак судьбы, а веление указующего перста божьего, который распорядился, чтобы эти двое одиноких людей встретились.
Мэгги взглянула на него с такой благодарностью, как будто Джозеф Уилкинсон попросил у нее номер телефона. Она еще не знала, кто перед ней стоит, но в мыслях уже примеривала себя рядом с этим человеком у церковного алтаря. Это чувство родилось в ней удивительно быстро, и она еще сама не отдавала себе отчета в том, что влюбилась. Но мысли ее были подчинены именно этому.
— А как давно умерла ваша жена? — с плохо скрытым любопытством спросила она.
— Четыре года назад, — простодушно ответил он. — Она была родом из Броукен-Хилла, и я похоронил ее там.
— А отчего она умерла?
— У нее было слабое сердце. Оно остановилось во сне.
Мэгги печально улыбнулась.
— Завидная смерть. О таком можно только мечтать.
Уилкинсон посмотрел на нее с некоторым недоумением.
— Почему же? По-моему, смерть — это всегда ужасно, когда бы и в каком месте ни настигала она человека.
— Как знать, — задумчиво протянула Мэгги. — Не лучше ли спокойно умереть во сне, не зная о приближающейся кончине, чем долго мучить себя и родных бесконечными болезнями и страданиями? Но в одном вы правы — смерть действительно ужасная вещь. Я хорошо знаю об этом по собственному опыту. Вы долго жили вместе?
Такой интерес к собственной семейной жизни, казалось, ничуть не удивил генерал-губернатора.
— Тринадцать лет, — спокойно ответил он.
— У вас были дети?
Уилкинсон грустно покачал головой.
— Нет. К сожалению, у Патриции было слабое здоровье, и мы не могли позволить себе такую роскошь. Точнее, я запрещал ей. Врачи сказали, что после родов в живых останется только один — либо она, либо ребенок. Мне не хотелось приносить свою жену в жертву. Но, кажется, Патриция до конца жизни так и не поняла меня.
— Ваши отношения перед ее кончиной ухудшились?
Он пожал плечами.
— В общем, я не могу так сказать. Скорее она думала, что недополучила чего-то в жизни, и виновником этого был, разумеется, я. Это выглядело примерно так. Короче, я смирился с тем, что у меня не будет наследника, а Патриция — нет. Мне очень жаль, что все так получилось, но, похоже, Бог не хотел, чтобы у нас были дети.
Мэгги смерила его любопытным взглядом.
— Вы верующий?
Он кивнул.
— Да, я католик. В Англии такое бывает сейчас довольно редко, но мои родители были католиками, и сам я принадлежу к лону католической церкви. В общем, это ничуть не мешает мне жить, потому что в Австралии оказалось довольно много приверженцев католической религии. А ведь когда я только направлялся сюда, меня пугали, что здесь сплошные протестанты, которые сразу же затравят меня.
— Вот как? — удивленно сказала Мэгги. — Вы англичанин?
— Был им когда-то. Вот уже восемнадцать лет я настоящий австралиец и безумно люблю эту страну. Единственное, о чем я сейчас жалею, — это то, что я не родился среди этих бескрайних просторов, а провел свое детство и юность на камнях Британии. Впрочем, это не мешает мне любить и мою родину. А вы коренная австралийка? — спросил он.
Мэгги на мгновение задумалась.
— Почти пятьдесят лет я прожила в Австралии, но не могу считать себя коренной австралийкой, потому что мы переехали сюда из Новой Зеландии, а мой предок был англичанин.
— А кто ваши родители?
— Простые крестьяне. Мы всю жизнь выращивали овец на большой ферме, примерно в сорока милях отсюда. Она называется Дрохеда. А меня зовут Мэгги Джоунс.
В глазах Уилкинсона блеснул неподдельный интерес. Казалось, он уже забыл о той просьбе, с которой обращался к Мэгги, хотя в руках у него были искусственные розы. Похоже, что теперь Мэгги интересовала его значительно больше, чем цель его визита в супермаркет. Потом он задал вопрос, который, наверное, интересовал его больше всего.
— Вы замужем?
Мэгги неуверенно улыбнулась. Она давно не припоминала, чтобы кто-нибудь спрашивал ее об этом. Она даже не предполагала, что такое может быть кому-то интересно. Пожав плечами, Мэгги подошла к полке, на которой лежали искусственные цветы и стала с меланхоличным видом перебирать товар, который совершенно не интересовал ее.
— Да, я была замужем, — это было все, что она смогла из себя выдавить.
Но любопытство Уилкинсона такими скупыми объяснениями не было удовлетворено. Он прямо-таки пожирал Мэгги глазами, из-за чего она испытывала невероятную неловкость. Она уже давно поставила на себе крест как на женщине, и такой интерес мужчины не мог вызвать у нее ничего, кроме смущения.
— А что с вашим мужем? — спросил Уилкинсон.
Между прочим, он до сих пор не представился, а потому разговор выглядел как назойливое приставание. Этого Мэгги не переносила. Слишком уж подобное поведение напоминало ей Люка О'Нила, о котором у нее только и осталось, что плохие воспоминания.
— Мы с ним развелись, — ответила она. — Ну, а о вашем семейном положении мне, кажется, все известно. Вы — вдовец, не так ли?
— Да, с тех пор, как умерла Патриция, я так и не нашел подходящую кандидатуру для нового супружеского союза, хотя, честно признаюсь, такие возможности у меня были. Но к тем дамам, которые предлагали мне свое сердце, я почему-то оставался равнодушен. В основном это были вдовы каких-нибудь богатых промышленников или местных политиков. Мне не хотелось чего-то совсем другого. В общем, я даже могу сказать чего. Эти женщины не знали Австралию, точнее, они знали ее совсем с другой стороны. Их больше интересовал ее фасад, праздничная сторона. А после Патриции я могу связать свою судьбу только с женщиной, которая знает эту страну по-настоящему. Знает, чем живут люди, ее населяющие, и о чем они мечтают.
Увидев смущенный взгляд Мэгги, Уилкинсон неожиданно засуетился и, широко улыбнувшись, сказал:
— Простите мне мою назойливость, но я действительно очень полюбил эту страну и этих людей. Хотя молодость я провел в Англии, и многие даже иногда за глаза называют меня «томми».
Мэгги рассмеялась:
— Да, я знаю, так называли английских солдат во время второй мировой войны. Несколько моих братьев воевали.
— У вас большая семья?
После этого вопроса Мэгги по-настоящему смутилась. Она испытывала какую-то пока необъяснимую симпатию к этому статному седоволосому человеку, который, судя по всему, был совершенно искренен в разговоре с ней. Но он задавал ей такие вопросы, что порой она впадала в растерянность. Этот мужчина как будто решил выяснить все подробности ее биографии и анкетные данные. А Мэгги хотелось услышать от него совсем другое. Ей хотелось, чтобы он сам рассказал о себе, и как можно подробнее.
