Ева Модиньяни - Джулия. Сияние жизни
– Привет, Джулия.
– Мы могли бы увидеться?
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Где?
– У ворот Публичного сада на виа Палестро, – предложила Джулия, сама не зная, почему.
– Уже выхожу, – сказал Вассалли и положил трубку.
Спустившись вниз, Джулия бросила на ходу Амбре, занимавшейся уборкой в гостиной:
– Я ушла.
– Когда вернешься? – спросила Амбра.
– Не знаю, – рассеянно ответила Джулия.
– Одевайся теплей, сегодня холодно.
Джулия сняла с вешалки меховой жакет и вышла из дома.
Франко уже ждал ее у решетки сада. Волк сидел у его ног.
– Какой неожиданный подарок! – сказал Вассалли, идя к ней навстречу.
– Какой ты молодой! – сказала Джулия, всматриваясь в его лицо.
– Это упрек?
Они вошли в сад. Яркая осенняя листва, покрывавшая дорожку, шуршала у них под ногами. Статуи провожали их невидящими глазами.
– Когда ты улыбаешься, ты становишься совсем как девочка, – сказал он.
– Я хочу тебя.
Вокруг шумели дети, игравшие под надзором своим мам.
Франко знал, что нравится женщинам, и многие давали ему понять, что хотят лечь с ним в постель, но ни одна и них не выражала свои желания так прямо и естественно, как это сделала Джулия, в откровенности которой не было ни капли вульгарности.
Он молча притянул ее к себе, прижался к ее напряженному, как натянутая стрела, телу, чувствуя его зов. Джулии показалось, что еще секунда, и он бросит ее на пестрый ковер из осенних листьев и овладеет ею на виду у слепых статуй, маленьких детей и их мамаш под холодным и равнодушным ноябрьским небом. Но Франко вдруг взял ее под руку и повел в сторону виллы Реале – роскошного некогда жилища средневековых миланских аристократов.
Теперь центральную часть дворца занимала картинная галерея, а правое крыло муниципалитет использовал для регистрации браков и других торжественных случаев.
Воспользовавшись тем, что два сторожа горячо о чем-то спорили, Франко с Джулией незаметно проскользнули мимо них и поднялись по мраморной лестнице. Франко, уверенно ведя Джулию через роскошные покои, отворил одну их дверей, и они очутились в спальне, посреди которой стояла огромная старинная кровать с балдахином.
Затворив дверь, Франко запер ее на ключ.
Джулия торопливо скинула на пол меховой жакет, сняла юбку, туфли и распахнула парчовый полог. Франко крепко обнял ее и, покрывая поцелуями, повалил на кровать.
Впервые за сорок два года своей жизни Джулия испытала подлинную страсть, к которой не примешивались сентиментальные чувства. Это был просто секс, но секс восхитительный. Как в недавнем сне, лучше, чем во сне, она поднялась в сладкие неведомые ей прежде пределы и после долгого счастливого оргазма возвратилась на землю, вздрагивая от восторженных воспоминаний о только что познанном блаженстве.
Глава 54
«Фонтекьяру» оккупировали телевизионщики. Повсюду стояли фургоны, грузовики, легковые машины, ящики с реквизитом, под ногами тянулись кабели, слышались громкие голоса. Актеры, администраторы, электрики и операторы, гримеры и костюмеры толпами ходили по имению, чувствовали себя как дома, не обращая на хозяев никакого внимания.
– Когда же закончится этот кошмар? – в отчаянии воскликнул Марчелло, глядя в окна на царящую перед домом суету.
– Можно подумать, что ты с луны свалился, – раздраженно заметила Теа. – Сам знаешь, съемки продлятся не меньше недели.
Досадуя, что пришлось отменить большую часть уроков и жалея лошадей, которые все сильнее нервничали в непривычной обстановке, Марчелло готов был во всем обвинить подругу.
– Неужели это было так необходимо? – с упреком спросил он.
Разговор происходил за завтраком. Джорджо, как заправская хозяйка, накрыл на стол, подал мед и горячие гренки.
– Простите, что вмешиваюсь в вашу любезную беседу, – как всегда, насмешливо сказал он, – но мне все это нравится. Скорее бы начались съемки! Я жду не дождусь, когда на площадке наступит наконец тишина и первый раз крикнут: «Мотор!»
Теа и Марчелло пропустили слова Джорджо мимо ушей.
– Я спрашиваю, неужели было так уж необходимо впускать в имение эту дикую орду? – словно провоцируя скандал, снова спросил Марчелло.
– Нет, нет и нет! – выходя из себя, крикнула Теа. – Это не было необходимо. Тебе известно, что никто нас не вынуждал, мы просто согласились на очень выгодное предложение. Нечего строить из себя невинную жертву! За каждый день съемок нам так много платят, что мы сможем купить пару чистокровных скакунов. Неужели трудно немного потерпеть?
– С вашего позволения, я откланяюсь, – снова прервал их Джорджо. – Мне настоятельно требуется сходить в конюшню. – В его обязанности входило трижды в день менять соломенные подстилки в стойлах, что он и делал с большой аккуратностью. – Можете меня не провожать, я сам найду дорогу.
Джорджо вышел, деликатно закрыв за собой дверь, а молодые люди, не обратив на него никакого внимания, продолжали ссориться.
– Все началось с приезда твоей матери, – заявил Марчелло. – До нее мы жили спокойно.
– Моя мать уже уехала. Может быть, теперь Джорджо во всем будешь обвинять?
– Не надо, не передергивай!
– Если он тебе мешает, скажи ему, чтобы уезжал, это будет очень красиво.
Теа резко встала из-за стола, надела старую куртку, в которой занималась грязной работой, и направилась к двери. Она не могла больше вынести этого занудства. Если Марчелло раскапризничался, ему бесполезно что-то доказывать – все равно не поймет.
– Ты сейчас вылитая Марта, – небрежно заметил Марчелло, стараясь побольнее обидеть Теодолинду. Он прекрасно знал, что она ненавидит, когда ее с кем-то сравнивают, а уж тем более – с матерью.
– Лучше бы ты этого не говорил, – с угрозой в голосе сказала она. – Запомни, меня зовут Теа, и точка!
– Я всегда говорю то, что думаю.
– Почему же в таком случае ты молчал, когда я вела переговоры с директором картины, когда обсуждала с ним условия, когда подписывала бумаги? Смелости не хватило отказаться от прибыльного предложения?
– Я же видел, что ты просто голову потеряла из-за этих паршивых денег.
– Ах так, они паршивые?! – взорвалась Теа. – Конечно, тебя не касаются ни счета, ни кредиты, ни выплаты по процентам. Этой грязной работой ведь я занимаюсь.
– Ты хочешь сказать, что я ничего не делаю? Нет, правильно говорится, что яблоко от яблони недалеко падает. Дочь Марты Корсини только и может, что считать деньги, как кассовый аппарат. А для меня деньги – ничто. Я никогда их не имел, не имею и иметь не буду, но, хоть я и беден, я не позволю, чтобы об меня вытирали ноги! Все, я уезжаю, теперь ты в «Фонтекьяре» полновластная хозяйка.
