Джилл Мэнселл - Только ты и я
Дилис никогда не работала. Гордая валлийская мать семейства, она целыми днями мыла окна, протирала от пыли картины, скребла ступеньки на крыльце и пекла хлеб. В их маленьком домике царил идеальный порядок.
И Роуз, обожаемая и единственная дочь, была для них всем.
В дверь позвонили, когда Джек почти спустился вниз. Он прошел через холл и открыл дверь. Он страшился того, что должно произойти, и мучился угрызениями совести из-за того, что страшился этого.
— Ах, Джек.
Дилис взглянула на него и расплакалась. Так бывало каждый раз, когда они виделись после смерти их дочери. Джек прекрасно понимал почему. Потому что он напоминал ей о той счастливой жизни, которую предстояло прожить Роуз, но которую она не прожила.
Если бы не несчастье, Брин и Дилис стали бы гордыми дедушкой и бабушкой, и сегодня они приехали бы навестить свою дочь и зятя и задарить подарками своего трехлетнего внука или внучку и излить на него или на нее свою любовь. Кто знает, возможно, к этому времени у них с Роуз уже родился бы второй ребенок и Дилис не поднимая головы вязала бы ему всякие вещички. А Брин строил бы сложные конструкции из «Лего» и старательно чинил бы все, что ломалось…
Все, хватит об этом думать, надо выбросить все это из головы и прекратить представлять, как выглядели бы их дети.
Джек обнял Дилис, пожал руку Брину и пригласил их в дом.
— Ох, спасибо тебе, дорогой. — Дилис прижала к глазам отглаженный носовой платок, а Джек поставил перед ней чашку чаю. — Прости, что нагрянули без предупреждения. Надеюсь, мы тебя ни от чего не оторвали.
Что можно ответить?
— Конечно, нет. Я рад видеть вас снова.
Еще одна ложь, еще одна волна стыда.
— М-да, с той поры прошло много времени. — Брин тихо помешал сахар в чашке.
— Знаю. Простите.
— Двадцать три месяца.
— У меня очень много работы. — Джек чувствовал себя все хуже и хуже.
— Все в порядке, дорогой. Мы знаем. И понимаем, — сказала Дилис. — Работа отнимает у тебя много сил.
— А как вы поживаете? — Джеку было противно задавать этот вопрос; он уже знал, как повернется разговор.
— Ну, неважно. — Дилис скорбно покачала головой. — Изо всех сил стараемся занять себя чем-нибудь, но ничего не получается.
Брин сказал:
— Вандалы ворвались на кладбище и разрисовали памятники граффити.
— Что?
— Брин, не надо ему рассказывать. — Дилис сжала руку Джека. — Извини, дорогой, мы не хотели рассказывать.
— Но он должен знать. Это же могила его невесты. Они написали плохие слова. — Брин тоже сокрушенно покачал головой. — Мы очень расстроились.
— Когда это случилось? Памятник можно отмыть? — Джек спросил с возмущением в голосе: — И кто это сделал?
— Никто не знает. Глупые дети, я думаю. Все в порядке, нам удалось отскрести краску.
— У него на это ушло три недели, — сообщила Дилис. — Целыми днями, изо дня вдень. Но у Брина получилось. И руки стер, правда, дорогой?
— Я тер, пока памятник над могилой моей дочери не приобрел свой прежний вид. Мы посадили вокруг него цветы, они здорово его украшают.
Джек кивнул, представляя картину. Он не мог говорить.
— Ты сам все можешь увидеть, дорогой. Мы привезли фотографии. Но все равно надеемся, что тебе удастся выбраться и ты сам все увидишь. — Дилис достала из кремовой кожаной сумки маленький фотоальбом и подала его Джеку. — Мы были бы очень рады, правда, Брин? Ты пожил бы у нас… О Боже, где мой носовой платок?
Она опять не выдержала, на этот раз полностью потеряла самообладание. Брин изо всех сил старался утешить ее.
— Видишь ли, — сказал он Джеку, — нам сейчас очень тяжело. Такое ощущение, будто все забывают Роуз. Раньше нас спрашивали, как мы поживаем, вспоминали ее. А сейчас все считают, что мы должны оставить все это в прошлом. И идти дальше. Но они не понимают. Мы не можем оставить все это, и мы не хотим забывать ее. В деревне поселились новые люди, которые никогда не знали ее, — она для них ничего не значит. Ну, наверное, и не должна. Но для нас-то она значила все.
— Вот поэтому мы решили приехать и повидаться с тобой. — Дилис вытерла покрасневшие глаза. — Потому что ты единственный, кроме нас, кто так сильно любил Роуз. Ты единственный, кто понимает, потому что тоже скучаешь по ней. Я понимаю, с этим ничего нельзя поделать, но кажется, что она постепенно исчезает, растворяется, ее образ становится все более блеклым. И все остальные продолжают жить, как будто она и не существовала.
Джек сбежал из кухни и поднялся наверх. Уже половина девятого, и он никак не может вспомнить, на который час договорились они с Тилли — на восемь или девять. Это так на него подействовала скорбь Брина и Дилис Саймондс. Более того, эта скорбь оказалась заразительной. Сейчас его пронизывает стыд и чувство вины.
Убедившись, что дверь спальни закрыта плотно, Джек достал мобильный телефон. Разве у него есть выбор?
Что происходит? Джек сказал, что будет здесь в восемь. До настоящего момента у Тилли не было ни малейшего сомнения в том, что он приедет, сейчас же ею владела страшная тревога. Время уже перевалило за восемь, а она не могла остановиться и все ходила взад-вперед по кухне. Надо же, разоделась, а ехать некуда. Как будто ей снова шестнадцать и до нее дошло, что мальчик, который уже давно ей нравился и который обещал встретить ее на автобусной остановке, обманул ее ожидания.
Неверие все сильнее смешивалось с горем по мере того, как стрелки часов медленно и неотвратимо подбирались к половине девятого. Тилли то и дело проверяла, работает ли телефон. В тридцать одну минуту девятого она стала возлагать надежды на автомобильную аварию. Не серьезную, но достаточно непростую, чтобы Джек оказался заблокирован в машине и не мог дотянуться до мобильника. Как только спасатели освободят его, он тут же позвонит. Исцарапанный, в синяках, но целый и невредимый, он станет извиняться, а она скажет ему, чтобы он не валял дурака, и главное — что он жив, а он все равно будет просить прощения, и врачи «Скорой» будут требовать, чтобы он немедленно убрал телефон, так как им нужно обследовать его, и она услышит, как Джек говорит им: «Есть только один человек, чье обследование будет мне приятно, и этот человек на другом конце провода».
Дзиииииинь. Телефон, лежавший на журнальном столике, наконец-то ожил и вернул Тилли в реальность. Она схватила его, как регбист — мяч. Конечно, он позвонил, естественно, у него есть веские причины, вероятно, он хочет предупредить, что уже едет и будет здесь через две минуты…
— Алло?
— Привет, это я. Слушай, извини, но я не смогу приехать за тобой. Кое-что случилось.
