Глафира Душа - В ожидании Романа
–?Э-э-э, девочка... Все да не все.
Бабушка была не просто мудрой. Дано ей было видеть чуть больше других, чувствовать немного больше. Предчувствовать даже, предвидеть...
–?Бабушка Афаг, почему так говоришь?
–?Глаза у тебя грустные. Печаль в душе. Да, с мужем все хорошо. С учебой – тоже. Родители живы-здоровы. А что не так?
–?Да вот... с ребеночком никак не получается...
Бабушка внимательно вглядывалась в юное лицо, переворачивала внучкины ладони, долго смотрела на линии обеих рук, вздыхала:
–?Так тебе скажу, милая. Если Аллах не дает, значит, не надо. Ему виднее.
–?Как? Что ты говоришь? Что значит «не дает»? Мы же только два года живем...
–?Значит, пока не надо.
Лада чувствовала: бабушка недоговаривает чего-то. И это «что-то» – очень важное. Но бабушка изменилась в лице, замкнулась и уже отстранилась от разговора.
–?Но что делать-то?
–?Доверься высшей воле и живи спокойно.
–?Нет, я так не могу. Помоги мне, бабушка! Ну, пожалуйста...
Бабушка вздохнула, с трудом поднялась, подошла к большому шкафу, в котором хранились старинные книги, многочисленные рецепты и огромное количество трав. Долго-долго перебирала она мешочки с засушенными листьями, кореньями, лепестками, пока, наконец, не достала какой-то пакет с очень пахучим содержимым.
–?Попей, дочка! Сильная трава. Надолго тебе хватит. Пить надо всего раз в месяц, в определенный день.
Бабушка назвала, в какой.
С тех пор в организме Лады стали происходить изменения.
Когда впервые у нее случилась задержка, она не очень-то придала этому значение. На носу госэкзамены, диплом, сплошные волнения... Но когда по прошествии еще недели месячных по-прежнему не было, Лада сказала мужу.
Тот сначала замер, потом затрепетал, затем обнял жену и молча долго-долго не разжимал объятия.
С тех пор беременности стали случаться часто, но все они кончались одинаково печально. Выкидыш следовал за выкидышем. Многие годы подряд. Организм молодой женщины истощался. Трава кончилась. Бабушка Афаг умерла.
Врачи разводили руками. За десять лет, начиная с той, самой первой задержки, беременность удавалось сохранить максимум до двенадцати недель. Ей уже и не советовали дальше пытаться.
–?Не судьба, видно, вам родить. Так бывает... Не мучайте себя!
Но ни Меджид, ни Лада не собирались смиряться с таким диагнозом. Что это за диагноз – не судьба?!
–?Едем в Москву! – как-то сказал Меджид.
–?Когда?
–?Вот отпразднуем твое тридцатилетие и едем.
Он не просто принял решение, а заочно договорился с каким-то профессором из столичной клиники. Тот велел взять историю болезни и приезжать спустя полгода после очередного выкидыша.
Опять Москва! Опять красота столичного города! Только теперь не безоговорочное счастье, как когда-то в медовый месяц, а последний луч надежды, еще одна попытка истерзанного тела... Потухший взор Лады, опущенная, совсем седая голова Меджида...
Профессор сделал всевозможные анализы, провел компьютерное исследование, обследовал Ладу на аппарате УЗИ. Вывод был следующий: рожать можно. Только при одном условии: как только удастся забеременеть, Лада ложится в клинику и лежит в ней все девять месяцев. Лежит почти недвижимо. Тогда возможен благоприятный исход.
Да! Да! Да! Конечно да!
Лада легла в клинику, Меджид уволился с работы, снял квартиру в Москве. И день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем дежурил у постели супруги. Кормил, поил, читал вслух книги, переодевал... На ночь уходил домой, чтобы утром снова вернуться в палату. Он заметно постарел, но глаза излучали прежнюю любовь и веру в чудо.
Беременность развивалась нормально, животик рос по всем законам, плод шевелился, его сердцебиение прослушивалось.
Счастье было близко. А то – не судьба, не судьба! Оставался всего-то месяц... Меджид перестал есть. Он похудел, высох, и только горящие глаза выдавали истинные порывы его души.
Лада заставляла его есть. Теперь, когда она была уже уверена в положительном исходе беременности, ей пришлось взять на себя некоторые командные функции. Она отказывалась есть, если Меджид не ел. И он был вынужден питаться наравне с супругой. Она подкармливала его то шоколадкой, то яблоками, то сухофруктами. Он послушно жевал, но, приходя домой, ничего не брал в рот, ложился в холодную постель, тоскуя по сколь любимому, столь и недоступному телу жены. Он подчас уже и сам не понимал, чего желал больше: рождения ребенка или близости любимой. Это были желания совершенно разнонаправленные: ребенка он ждал умом и сердцем, а о Ладе грезил всем своим мужским естеством... Но он даже не мог позволить себе поцеловать ее при посторонних. Не положено. Не принято. А в палате лежали еще несколько женщин. Меджид считал дни до родов и... запрещал себе мечтать...
Схватки начались чуть раньше положенного срока. Ладу готовили к операции кесарева сечения, но роды стремительные случились... Через два часа родилась девочка. Здоровая, хорошенькая, с нормальным весом...
А Лада умерла в родах. Обычно в критических ситуациях, если стоит вопрос, кого спасать, спасают мать. Здесь, видимо, это оказалось невозможно.
Когда Меджиду сказали, первая мысль, которая пришла к нему, была ужасна: «Она родила собственного убийцу». И не пошел смотреть на дочь. Потрясение было настолько сильным, непередаваемым, невыносимо болезненным, что мозгу, чтобы защититься от этой боли, ничего другого не оставалось, как обезуметь.
Его поместили в психиатрическую клинику. Девочку забрала к себе старшая сестра Лады Сахиля. У нее было двое сыновей. Старший школьник, младшему – три года. Жили они в ауле под Баку. Девочку Лады и Меджида назвали в честь мудрой бабушки Афаг. Она была прелестным созданием. Подвижная, улыбчивая, с вьющимися непослушными волосами и глазами-вишенками. Ласковая девочка, абсолютно лишенная капризов и почти никогда не мучающая приемных родителей ни слезами, ни упрямством...
Ей уже исполнилось три, когда она со своим приемным шестилетним братиком Аязом играла у дороги рядом с домом. За день до этого у соседнего дома разгрузили машину с песком, и детям разрешили по паре ведерок взять себе для игры. Аяз организовал небольшую песочницу, натаскал песка игрушечными ведерками, и дети принялись строить дома, мосты, подземные гаражи и даже замки...
Заигрались, загулялись... Пора бы домой обедать. Но вот сейчас еще один домик долепим...
...Грузовик на немыслимой скорости вылетел из-за поворота и, не разбирая дороги, несся по аулу...
Аяз и Афаг погибли на месте. Их могилки рядом. Меджид ничего не знает. Его навещают, конечно, но разговаривать с ним бесполезно.
Видимо, права была мудрая бабушка Афаг. Раз Аллах не дает, может, и не надо?
